Поворот России на Восток: взгляд с Запада

В интервью ru.valdaiclub.com в рамках проекта «Восточный ракурс» Ханс-Йоахим Шпангер, глава научной группы и член исполнительного комитета Франкфуртского института исследований мира, делится своим видением «поворота России на Восток».

С точки зрения России, поворот на Восток – или, вернее, открытие рынков для Азии в целом и Китая в частности – является наиболее естественным, поскольку в настоящее время Китай – движущая сила мировой экономики. Все сейчас смотрят на Китай в попытках найти новые рынки сбыта. В этом отношении у России по-прежнему имеется большой потенциал для совершенствования и расширения своих возможностей. За этим последует новый толчок для развития смежных территорий, в том числе Сибири и Дальнего Востока России. Это касается в первую очередь уникальных природных ресурсов России в данном регионе, разработка которых, естественно, требует географически близко расположенных потребителей.

Более того, хотя Россия по большей части – континентальная держава, она также держава атлантическая и тихоокеанская. Несмотря на то, что выход России к Тихому океану намного шире, чем к ее западным берегам (не говоря уже о сухопутной границе с Китаем протяженностью более 4200 км), ее центр тяжести явно расположен в западной части страны и в этом отношении оставляет территории к востоку от Урала далеко позади.

Но здесь есть и умозрительный элемент: если российский «европеизм» всегда был вопросом идентичности, то российский «азиатизм» – это просто прагматичный выбор. Пока что Китай и Россия довольны наличием взаимного уважения и, по крайней мере, имитацией равенства и справедливости – именно того, что Москве, как она справедливо жалуется, не хватает на Западе.

Тем не менее в одном важном аспекте поворот России на Восток выходит далеко за рамки чисто прагматических соображений и иногда приводит к довольно высоким ожиданиям с явно «геополитическими» коннотациями. Существует прагматическое балансирование против США в обязательном унисоне с Китаем. Но есть и менее прагматичная идеология евразийства, которая либо рассматривает контроль над «сердцем» Евразии как ключ к глобальному господству (в традиции Хэлфорда Маккиндера), либо порождает цивилизационную исключительность и особые пути (в традиции изгнанных из страны русских евразийцев 1920-х годов и до Льва Гумилева).

Кризис на Украине придал повороту на Восток некую безотлагательность, поскольку у России почти не осталось альтернативных решений. Следовательно, с 2014 года сжатие и растяжение дополняют друг друга. С одной стороны, поиск убежища в Азии, и в частности в Китае, явно является оборонительным маневром, предназначенным для противодействия попыткам Запада изолировать Россию в международном масштабе и смягчить негативное экономическое воздействие западных санкций (со смешанными результатами). Но, с другой стороны, такой поиск выходит за рамки этой озабоченности и соответствует цели России покончить с доминированием США и «западоцентричным и возглавляемым США» мировым порядком путем придания предметности многополярному международному порядку.

В экономическом отношении Китай, безусловно, предоставляет беспрецедентные возможности. Стратегически он незаменим – по крайней мере, до тех пор, пока обеспечение собственной безопасности против «Запада» занимает важное место в повестке дня Москвы. Несомненно, российский поворот к Китаю достиг очень многого за довольно короткий период времени. В то время как «стратегическое партнерство» между Москвой и Брюсселем никогда не выходило за рамки декларативности, между Москвой и Пекином оно породило действительно привилегированные отношения, несмотря на то, что Китаю потребовались годы, чтобы партнерство приобрело такой высокий статус в общей политической риторике.

Однако в Азии есть и другие страны, с которыми у России сложились тесные отношения – и, между прочим, это именно те страны, с которыми у Китая отношения довольно непростые, а именно: Индия, Вьетнам и Япония. И поэтому России пришлось действовать на настоящем минном поле конфликтующих территориальных претензий и исторической вражды. Такая ситуация может доставить неудобства, если России придется выбирать чью-либо сторону – в частности потому, что чаще всего Китай вовлечен во все дела более или менее непосредственно и не обязательно «гармонично», а скорее таким образом, чтобы все могли видеть его «возросшую роль». Это касается отношений между Китаем и Индией, которая является проверенным временем партнером России и основным покупателем ее оружия. Это касается еще более напряженных отношений между Китаем и Вьетнамом, который не только однажды стал объектом китайского военного вторжения, но и вступил в ожесточенную борьбу за острова Спратли в Южно-Китайском море. Это также касается хрупких отношений между Китаем и Японией, с которой Россия пытается решить оставшиеся со Второй мировой войны вопросы на периодически проводимых переговорах о том, что в Японии называют «северными территориями». До сих пор российской дипломатии удавалось аккуратно и успешно лавировать в этих неспокойных водах.

Центральная Азия, где поворот Китая на Запад по его «Шелковому пути» или инициативе «Один пояс, один путь» затрагивает особые интересы России – это как раз тот регион, который в течение некоторого времени, казалось, вот-вот станет ареной открытого конфликта в Центральной Азии. Присутствие Китая в регионе неуклонно расширяется. Здесь также до последнего времени преобладало мягкое управление взаимными озабоченностями, что обусловлено «стратегическим» характером отношений между двумя странами.

Более того, у обеих стран есть общий интерес в Центральной Азии: поддержка политической стабильности и сохранение светских режимов у власти, независимо от их политической окраски. Представление о том, что такое слияние может в итоге привести к созданию российско-китайского «кондоминиума» в Центральной Азии, в котором Россия будет гарантом безопасности, а Китай – крупнейшим экономическим игроком, – вероятно, слишком оптимистичный взгляд на разделение труда. Существует ряд российских инициатив, которые явно направлены на сдерживание китайского импульса развития – речь идет, например, о «большом Евразийском партнерстве» и «Евразийском экономическом партнерстве», причем оба с разными участниками (ЕАЭС, Китай, Иран, АСЕАН и даже Европа).

Помимо отношений с тремя китами – Китаем, Индией и Вьетнамом – отношения России с другими азиатскими странами более проблематичны, и ее присутствие во многих случаях просто пренебрежимо мало. Япония и Южная Корея являются экономическими партнерами, но это никоим образом не преуменьшает их пребывание в западном лагере (а националистический поворот Синдзо Абэ в Японии стимулировал дипломатические прорывы, но никоим образом не допустит никаких компромиссов с Россией по территориальному вопросу и, следовательно, укрепления политических связей). Иран является особым случаем, поскольку, с одной стороны, Россия является участницей ядерной сделки с Ираном (СВПД, Совместный всеобъемлющий план действий, разрушенный ныне безответственной администрацией США), а, с другой стороны, Россия оказывается в некомфортной – хотя и жизненно необходимой – коалиции в поддержку нынешнего правительства Сирии (действия России в этой гражданской войне, переросшей в региональный конфликт, также определяют ее отношения с другими державами в регионе, такими как Саудовская Аравия и Турция). Практически во всех других случаях (особенно в отношении остальной части АСЕАН) Россия сохраняет положение малой количественной величины.

Безусловно, природно-ресурсный комплекс Сибири и Дальнего Востока, включающий нефть, газ, уголь, металлы, древесину и прочее, а также их близость к азиатским странам, являются наиболее очевидным – и в настоящее время наиболее важным для России – активом и конкурентным преимуществом. Однако транспорт и доступность требуют довольно больших вложений.

Россия становится мостом между динамичными полюсами на Востоке и Западе, то есть между Китаем и Европой.

Это основная причина и мотивация создания Шелкового пути и также имеет отношение к сухопутным средствам связи (где у России много преимуществ по сравнению с другими маршрутами, расположенными еще южнее) и Северному морскому пути (где Россию может когда-нибудь ждать неожиданный подарок в виде изменения климата).

Но, несмотря на поворот России на Восток, Азия никогда не примет ее как азиатскую державу. Россия неизменно воспринимается в Азии как чисто европейская держава.

Принимая во внимание печально известную долгую память в Азии и страдания азиатов от рук европейцев, Россия в этом плане ничем не отличается от остальной Европы. Она была главным выгодоприобретателем «неравноправных договоров» во время «столетия унижений» Китая (1858–1860), а захват ею японских «северных территорий» после Второй мировой войны до сих пор является яблоком раздора в отношениях между двумя странами (Япония при этом утверждает, что, в отличие от Европы, «холодная» война на Дальнем Востоке продолжалась до 1990-х годов, если не дольше). Даже уход Коммунистической партии Китая из мирового коммунистического движения, в котором доминировал СССР, в 1950-х годах во многом был связан с укоренившимися давними обидами и раздражением в отношении доминирования Европы.

Следовательно, с точки зрения политики идентичности Россия никак не может быть принята как азиатская держава. Однако с точки зрения политического баланса ее присутствие весьма приветствуется – по крайней мере, пока наличие противовесов в направленной против США политике считается целесообразным.

Международный дискуссионный клуб "Валдай". 17.07.2019