Об изгоях и соперниках — sine ira et studio

Андрей Кортунов, к.и.н., генеральный директор и член Президиума РСМД, член РСМД

Авторитетный вашингтонский исследовательский центр «RAND Corporation» в последнее время нередко радует читающую публику своими оригинальными и злободневными аналитическими материалами. Один из его докладов, выпущенный несколько месяцев назад, породил активную дискуссию в американском экспертном сообществе и, на мой взгляд, представляет определенный интерес также и для вдумчивого российского читателя. Суть этого любопытного    24-страничного документа зафиксирована в самом его названии — «Russia is a Rogue, Not a Peer; China is a Peer, Not a Rogue» («Россия — изгой, а не соперник; Китай — соперник, а не изгой»[1]).

Поводом для издания послужила опубликованная в конце        2017 г. Стратегия национальной безопасности США, в которой Россия и Китай, наряду с Ираном и Северной Кореей, а также с международными террористами, представляются как главные угрозы для Соединенных Штатов. В Стратегии, в частности, отмечается, что Москва и Пекин «бросают вызов американской мощи, влиянию и интересам, пытаются подорвать американскую безопасность и процветание. Они преисполнены решимости делать свою экономику менее свободной и менее справедливой, наращивать военную силу, осуществлять контроль над информацией, подавлять собственные общества и расширять свое влияние»[2].

И далее: «Сегодня они разворачивают свои военные потенциалы, чтобы воспрепятствовать американскому доступу в критически важные торгово-экономические зоны в моменты кризисов и оспорить наши возможности свободного использования этих зон в мирное время. Короче говоря, они бросают вызов нашим геополитическим преимуществам и пытаются изменить международный порядок в свою пользу»[3].

Авторы доклада «RAND Corporation» не подвергают сомнению эти общие формулировки Белого дома. Они лишь призывают не рассматривать Россию и Китай как противников одной весовой категории, использующих сходные стратегии в противостоянии с Вашингтоном. И если в отношении Москвы, по их мнению, следует проводить политику всестороннего жесткого «сдерживания», подобную политике США в отношении СССР в годы холодной войны, то к растущей мощи Пекина Соединенным Штатам придется приспосабливаться, включая возможные уступки и компромиссы.

Для обоснования своих выводов авторы сравнивают как динамику социально-экономического развития России и Китая на ближайшие два десятилетия, так и особенности внешнеполитической тактики двух стран. Россия, по их мнению, в ближайшие двадцать лет будет развиваться медленнее Соединенных Штатов, ее население будет быстро сокращаться, в то время как Китай будет по-прежнему существенно обгонять США по темпам экономического роста, а население КНР скорее стабилизируется, чем сократится. Динамика роста российских военных расходов также окажется значительно ниже китайских показателей, и если Москва в 2040 г. по-прежнему будет сохранять превосходство в ракетно-ядерной сфере над Пекином, то исключительно из-за сознательного самоограничения последнего, а не из-за его неспособности быстро нарастить свои возможности в этой сфере.

Несмотря на неизбежное увеличение экономического и технологического разрыва между Россией и Соединенными Штатами, именно Россия, а не Китай в ближайшем будущем останется самой серьезной угрозой безопасности США. Российское руководство готово к высоким военно-политическим рискам и склонно к авантюризму, в то время как китайские лидеры предпочитают осторожную тактику расширения своего влияния в мире, пытаясь минимизировать возможные сопутствующие риски. Время играет на стороне Пекина, но не на стороне Москвы, и лидеры обеих стран это прекрасно понимают. Отсюда — разница и во внешнеполитической тактике, и в наборе инструментов, которые две страны используют на международной арене.

К тому же, отмечают авторы, вооруженные силы России непосредственно противостоят американским союзникам по блоку НАТО в Европе, в то время как ни один из американских союзников в Азии не имеет сухопутной границы с Китаем. Российские военные значительно чаще вовлекались в боевые действия в последние годы, чем китайские. В целом, риски прямого военного столкновения США с Россией выше, чем риски военного конфликта США с КНР.

Из этого следует, что в данный момент Вашингтону следует сосредоточиться в первую очередь на «сдерживании» России, не забывая при этом и о долгосрочной конкуренции с Китаем. Конкретно, такое «сдерживание» должно складываться из следующих компонентов:

• Максимальное ограничение возможностей России и дальше получать доходы от продажи своих энергетических ресурсов на мировых рынках; в этих целях США должны ускоренно наращивать экспорт собственных нефти и газа, закрепив за собой функцию регулятора глобальных цен на энергоресурсы; одновременно Вашингтону следует стимулировать переход мировой экономки на возобновляемые и иные источники энергии;
• Ужесточение торгово-экономических, финансовых, технологических и иных санкций в отношении Москвы; Соединенным Штатам следует распространить эти санкции на дополнительные сектора российской экономики, а также придать санкциям максимально универсальный характер, перекрыв, насколько это возможно, любые пути обхода санкций союзниками и нейтралами;
• Активное воздействие на внутриполитические процессы в России как ответ на «вмешательство» Москвы в избирательные кампании в США и в европейских странах; Вашингтон должен непосредственно воздействовать на отдельные целевые аудитории внутри российского общества, а также оказывать влияние на отношение к России в других странах.

Желательные результаты «сдерживания» России рисуются авторами доклада следующим образом: «Цель всех этих разнообразных военных, экономических и информационных усилий должна состоять не только в сдерживании российской агрессии и в ограничении российского влияния в мире, но и в изменении общей российской траектории развития путем отказа от деструктивного поведения и возвращения к демократическим и экономическим реформам, начатым после холодной войны»[4]. Иными словами, речь идет о смене политического режима в Москве.

В отношении Китая, по мнению авторов, такая стратегия работать не будет. Если в военном отношении США еще могут какое-то время следовать принципам «сдерживания» КНР (да и то, с постоянно растущими затратами на такое «сдерживание»), то в экономическом отношении планировать «сдерживание» Пекина уже поздно — по крайней мере, в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Соединенные Штаты пока удерживают общее технологическое превосходство над Китаем, но это превосходство быстро сокращается. Если Россия находится в состоянии долгосрочного и необратимого упадка, то Китай — в состоянии столь же долгосрочного подъема, остановить который Соединенные Штаты не в состоянии.

С другой стороны, Китай — в отличие от России — крайне заинтересован в сохранении нынешней глобальной финансово-экономической системы, обеспечивающей быстрый рост китайской экономики. Многие особенности внешнеэкономической стратегии Пекина вызывают опасения и возражения у США и их союзников, но они не порождают непосредственных вызовов и угроз безопасности, сопоставимых с российскими. Поэтому американская стратегия в отношении КНР должна быть иной. Она могла бы включать в себя следующие направления:

• Поддержание стратегического равновесия между США и КНР в Восточной и Юго-Восточной Азии с опорой на азиатских союзников Вашингтона; одновременно Вашингтону следует искать любые возможности снижения напряженности с Пекином, исходя из того, что соотношений сил в Азии со временем будет неизбежно меняться в пользу китайской стороны;
• Активная работа по совершенствованию международных торговых и инвестиционных режимов с целью постепенного втягивания Китая в эти режимы; одновременно США должны разработать и реализовать масштабные программы в высокотехнологичных секторах свой экономики, чтобы нее допустить будущего технологического превосходства КНР;
• Использование различных форм поощрения Пекина в случаях «конструктивного поведения» китайской стороны — например, США могли бы вступить в Азиатский банк инфраструктурных инвестиций, подключиться на определенных условиях к проекту «Один пояс, один путь», сотрудничать в программах помощи третьим странам и пр.

Если в отношении России главная цель США — принудить Москву отказаться от безответственного и опасного поведения на мировой арене, ставящего Россию в один ряд с другими «государствами-изгоями», то в отношении Китая главная цель — вовлечь Пекин в создание и развитие такого мирового экономического и политического порядка, который позволял бы снизить издержки неизбежного американо-китайского соперничества для обеих сторон. При всех различиях двух предлагаемых стратегий, авторы подчеркивают, что их успех в значительной мере зависит от способности Вашингтона сплотить вокруг этих стратегий максимальное число союзников и партнеров США.

На доклад «RAND Corporation» можно отреагировать              по-разному. Можно просто отмахнуться от него как от очередного проявления «русофобии» и происходящей деградации американского внешнеполитического дискурса. Можно оспорить прогнозы и экстраполяции относительно российской или американской экономики. Можно начать дискуссию о том, что такое «страна-изгой» и кого в современном мире следует отнести к данной категории. Можно сосредоточиться на поиске фактических неточностей и ошибок, разбросанных по страницам доклада.

Следует, тем не менее, учитывать, что доклад отражает многие весьма распространенные сегодня в Вашингтоне воззрения на Россию и ее внешнюю политику. Причем эти воззрения разделяются в обеих ведущих политических партиях США и влияют на позиции вашингтонских чиновников по конкретным внешнеполитическим вопросам. Смирив естественный порыв вступить в жесткую полемику с авторами доклада, и взглянув на текст еще раз sine ira et studio (без гнева и пристрастия), попробуем сделать некоторые выводы из прочитанного.

Во-первых, если цель США в отношении России состоит, в конечном счете, в возвращении нашей страны в 1990-е годы, а такое возвращение в обозримой перспективе не просматривается, то любое позитивное взаимодействие двух стран в ближайшем будущем сведется в лучшем случае к тактическим, ситуативным моментам (Сирия, Йемен, Северная Корея). Более масштабные планы российско-американского сотрудничества пока придется отложить в сторону — до тех пор, пока настроения американского политического истеблишмента не поменяются.

Во-вторых, в треугольнике «Россия — США — Китай» преимущественное положение останется у Китая. Именно в Пекине будут приниматься решения о том, как балансировать углы треугольника, на какие уступки в отношениях с Америкой Китаю стоит пойти и в какой мере стоит поддерживать Кремль в его противостоянии с Белым домом. У КНР сохраняется больше козырей для торга с Америкой, чем у России, а потому и поле для маневра у китайской дипломатии будет шире, чем у российской. И хотя перспектива американо-китайского комплексного партнерства выглядит маловероятной, едва ли Пекин упустит имеющиеся возможности для достижения договоренностей с Вашингтоном по конкретным вопросам.

В-третьих, американская стратегия всестороннего «сдерживания» России (как и «селективного сдерживания» Китая) имеет мало шансов на успех, если она не будет поддержана союзниками и друзьями Вашингтона по всему миру. Здесь, по всей видимости, и находятся основные возможности для тактической контригры со стороны Москвы. Тем более, что самоуверенная и импульсивная политика нынешней администрации уже нанесла и продолжает наносить серьезный и долгосрочный ущерб «западному единству».

Что же касается стратегической контригры, то она станет возможной только в одном случае: если России удастся выйти на новый виток в своем социально-экономическом развитии, радикально нарастить свой человеческий капитал, остановить падение своего удельного веса в мировой экономике и не дать оттеснить себя в арьергард грядущей мировой технологической революции. То есть, все зависит от готовности страны совершить тот качественный прорыв, о котором у нас давно и много говорят на самых разных уровнях. И который, подобно далекой линии горизонта, неизменно отдаляется от нас по мере приближения к нему.

_________________

[1]. Английский термин «rogue state» по уже сложившейся традиции переводится на русский язык как «страна-изгой», но может также трактоваться как «страна-хулиган», «безответственная страна» или даже как «экстремистская страна». В свою очередь, термин «peer» предполагает прежде всего равенство в силах — peer state может трактоваться и как равноправный партнер, и как равный по силе противник, соперник или конкурент.

[2]. White House, National Security Strategy of the United States. Washington, DC, December 2017, p. 2.

[3]. Ibid., p. 27.

[4]. James Dobbins, Howard J. Shatz, Ali Wyne…, p. 10.

РСМД. 14.03.2019