Татьяна Валовая: нам нужен прорыв на научно-технологическом треке
Министр по интеграции и макроэкономике Евразийской экономической комиссии Татьяна Валовая в интервью журналу "Международная жизнь" рассказала о развитии ЕАЭС, сотрудничестве с другими интеграционными объединениями, влиянии антироссийских санкций на работу Союза, а также о возможном расширении ЕАЭС.
- Татьяна Дмитриевна, здравствуйте!
- Здравствуйте! Вы знаете, первое, что я хочу сказать, мы в этом году отмечаем 5 лет подписания договора о Евразийском экономическом союзе, и отмечаем одновременно 25 лет с рождения самой Евразийской идеи. В 1994 году в выступлении в Московском Государственном Университете президент Казахстана Нурсултан Назарбаев предложил создать Евразийский союз государств. И Вы знаете, тогда эта идея казалось очень привлекательной, но слабо реализуемой. Только-только распался Советский Союз, все государства обрели независимость. И идея интеграции, хотя в этот момент активно создавался и развивался Европейский союз, тем не менее, казалась еще мало реализуемой. Вот в 94-ом году не было ничего, была только идея. А вот спустя 25 лет мы уже отмечаем пятилетие договора, и мы уже имеем полноценный Евразийский экономический союз. И надо сказать, что благодаря тому, что действительно мы поэтапно шли к реализации союза, и шли действительно на протяжении 25 лет. В 94-ом году выдвинута идея, а в 95-96 гг. появились первые соглашения о таможенном союзе, затем в 2000 году появилось Евразийское экономическое сообщество. И вот, наконец, в 2010 году заработал таможенный союз трех стран России, Белоруссии и Казахстана, потом единое экономическое пространство тоже трех стран и вот потом полноценно Евразийский экономический Союз, то есть, проделан огромный путь и создан реально действующий экономический союз.
Мы недавно проводили в комиссии аналитическое исследование, где с учетом методологий международных, с учетом наших собственных наработок постарались оценить уровень интеграции в рамках известных региональных блоков. И мы посмотрели, естественно, и на Европейский союз, посмотрели на такие старые организации как АСЕАН и МЕРКОСУР и посмотрели уровень нашего интеграционного развития. Результаты, в общем-то, достаточно понятные, но для нас очень приятные. На первом уровне стоит Европейский союз, если по сто бальной системе, у нее там, где-то 91-92. На втором месте стоим мы – Евразийский экономический союз. Мы, естественно, уступаем по уровню интеграции Европейскому союзу, но существенно опережаем АСЕАН и МЕРКОСУР – более старые объединения, которые, тем не менее, еще пока не вышли даже на уровень полноценного таможенного союза.
Мы брали несколько параметров. Один из параметров – это сама институциональная организация, то есть уровень принимаемых решений. По сути, в мире только есть два союза, которые имеют реально действующий наднациональные структуры – это Европейский союз и Евразийский экономический союз. Больше нигде нет элементов наднациональности. И именно элементы наднациональности обеспечивают функционирование многих единых рынков, потому что нужно единое регулирование. Второй очень важный критерий, который мы брали – это интеграция рынков. Насколько мы интегрировали рынки товаров, услуг, капиталов, рабочей силы. Ну, естественно, большое количество других критериев. И вот, можно сказать, что мы вот сейчас, по сути дела, за 5 лет функционирования союза вышли вот на такой существенный уровень интеграции, где опережаем, в общем-то, устоявшиеся объединения АСЕАН и МЕРКОСУР. Причем, я лично считаю, что нам это удалось именно благодаря элементам наднациональности. Это очень сложно государством делегировать свои полномочия на наднациональный уровень. Но только благодаря этому делегированию, мы можем обеспечить единое регулирование, можем создавать единые рынки. Причем это совсем не утрата национального суверенитета, наоборот объединение наших национальных экономических суверенитетов в некий общий пул, который укрепляет наши собственные суверенитеты.
- А что главное в этой наднациональности?
- Это принятие решений на уровне наднационального органа. Вот я всегда говорю, что первый договор о таможенном союзе был подписан еще в 1995 году между Россией и Белоруссией, затем между Россией и Казахстаном, был даже договор о таможенном союзе и едином экономическом пространстве 99-го года. Но эти договоры не предусматривали создание наднациональной структуры. И соответственно, договор о таможенном союзе между Россией и Белоруссией был и между Казахстаном, и на момент его подписания, у нас по сути дела, был единый таможенный тариф, который мы унаследовали от Советского Союза. Но поскольку мы не создали наднациональный орган и не придали ему компетенцию по изменению таможенного тарифа, эти таможенные тарифы меняли сами страны.
По сути дела, договор в 2014 году 29 мая подписывали три государства: Россия, Белоруссия и Казахстан. Но параллельно этому мы вели работу по присоединению Армении и Киргизии – это тоже, мне кажется, беспрецедентный такой случай, когда одновременно государства договариваются о чем-то новом и параллельно ведут переговоры с государствами, которые хотят к этому уже присоединиться. И это был очень сложный процесс, и он оказался очень успешным, потому что для нас присоединение к Евразийскому экономическому союзу Армении и Киргизии и анализ итогов этого присоединения, дал абсолютно уникальный экономический материал для анализа. Почему для нас это очень важно? Мы в прошлом году представляли Президенту два доклада: два года Армении и Киргизии в Евразийском экономическом союзе, первые результаты. Почему это очень интересно? Как я говорю Россия, Белоруссия, Казахстан к Евразийскому экономическому союзу шли поэтапно. В 2010 году был создан таможенный союз, затем единое экономическое пространство на базе пакета ЕЭП, потом союз. То есть эффекты интеграции, они были разделены на достаточно растянутый временной период. А вот Армения и Киргизия одномоментно из режима свободной торговли в рамках СНГ, который у нас был, пришли к полноценному экономическому союзу. И мы увидели, какие огромные эффекты дает интеграция. То есть мы уже иногда их и не осознаем. А вот этот анализ показал, что, да, вы знаете, вот действительно участие в Евразийском экономическом союзе дает большие экономические эффекты. В этом плане, я говорю, за 5 лет практически выполнили все задачи, которые стояли в рамках договора по срокам, запустили новый таможенный кодекс Евразийского экономического союза, он работает, создали единый рынок в той сфере, которая договором, новая – это рынок фармацевтики и лекарственных изделий. Пошла работа по остальным трекам, поэтом в целом мы очень удовлетворены итогами этих пяти лет.
- Скажите, а планируется ли включение новых стран в союз, раз он действительно успешный, интеграция проходит так активно?
- Вы знаете, ну, во-первых, хочу сказать, что мы никогда ничего не планируем во включении новых стран. У нас подход очень такой, на мой взгляд, консервативный. Мы исходим из того, что государство, которое проявляет интерес к участию союза, может дать такую заявку, и мы начнем обсуждение. Но мы никого не агитируем вступать в Евразийский экономический союз. Мы считаем, что это решение должно быть решением того или иного государства, должно быть абсолютно осознанным, страна должна понимать, какие она выгоды от этого получит, как это понимали Армения и Киргизия, они реально получили эти выгоды. Ну, и мы, уже Союз, тоже должны получать преимущества от вхождения этого государства. И поэтому мы считаем, что, конечно, возможен интерес других государств во вступлении в Союз, но возможны и другие форматы взаимодействия. Например, в рамках статуса наблюдателя. У нас есть уже один наблюдатель – это Молдова. Есть возможность заключать меморандумы о сотрудничестве с правительствами заинтересованных стран. Мы очень активно работаем с содружеством независимых государств и в прошлом году подписали новый меморандум. Поэтому мы очень заинтересованы в расширении круга партнерских отношений, но у нас есть большой набор форматов, в рамках которых мы могли бы эту работу осуществлять.
- А вот, кстати, Вы сказали про то, как внутри Союза взаимодействуют страны. А как союз встроился в мировую экономическую архитектуру? Какую роль он там сейчас играет?
- Мы считаем, что очень своевременно создали Евразийский экономический союз. Почему? А потому, что сейчас мировая глобальная архитектура меняется, меняется резко. То есть и на наш взгляд будущая, реальная, глобальная архитектура будет базироваться, как бы на таких базовых региональных объединениях. Так, что даже крупные государства, даже такие как Соединенные Штаты, они понимают, что им нужны партнерства. И при предыдущей администрации США запустили два трека партнерских переговоров: трансантлантики и транстихоокеанское партнерство. Сейчас этот трек остановлен, но я думаю это не навсегда, поскольку это достаточно разумное видение, встраивание в глобальные экономические процессы. То есть мы понимаем, что глобальный мир будет строиться на партнерских отношениях, ну, допустим двух десятков крупных региональных блоков и их объединений. И в этом плане перед нами, перед государствами, которые образуют Евразийский экономический союз, стояли две альтернативы: или мы встраиваемся в какие-то существующие объединения на правах, которые установлены в этих уже объединениях со всеми вытекающими последствиями, или мы можем создать самодостаточное объединение. Вот анализ нам показал, что мы такое объедение создать можем. Мы его создали. И вот за эти пять лет, ну, я могу сказать, что мы уже полностью обеспечили международное признание Евразийского экономического союза. У нас есть договора международные, заключенные от имени союза с Китаем, с Вьетнамом, с Ираном. У нас большое количество меморандумов, которые подписывает Евразийская экономическая комиссия с правительствами других стран на всех там, как говорится, континентах. Это и Сингапур, это и Таиланд, это и Камбоджа, это и Монголия, Иордания, Марокко, Чили, Перу, Эквадор, Куба. То есть у нас большое количество меморандумов. У нас большое количество меморандумов с организациями системы ООН. Мы, по сути дела, со всеми региональными комиссиями ООН, будь то европейская комиссия или азиатско-тихоокеанская, даже латиноамериканская, тоже имеем меморандум с ЮНКТАД, с ЮНИДО. То есть мы уже присутствуем на международных авторитетных площадках, как самостоятельный субъект. И, конечно, за 5 лет, это, на мой взгляд, очень большое достижение.
- А с ШОС как развиваются отношения?
- У нас хорошо развиваются отношения с ШОС. Мы взаимодействием с государствами, мы и часть наших участников входят в ШОС, мы участвуем, они приглашают наших представителей на свои саммиты. Ну, с Китаем – одним из ключевых участников ШОС, как я сказала, у нас есть договор и сейчас будет подписан еще один по таможенному сотрудничеству. В целом, восточноазиатский трек для нас очень важен. Мы совсем недавно, если говорить о меморандумах, подписали меморандум с АСЕАН. Он был подписан в Сингапуре в присутствии всех глав государств и правительств АСЕАН и РФ. Аналогичный меморандум, подписанный с МЕРКОСУР. То есть мы выстраиваем, по сути дела, отношения со всеми ключевыми интеграционными объединениями, со всеми крупнейшими игроками. И это все, по сути дела, подходы к реализации той идеи, о которой говорили руководители наших стран, и которая сейчас зафиксирована, как важная для нас задача в декларации о дальнейшем развитии интеграционных процессов. Она была принята президентами в декабре прошлого года и в ней обозначено, что нам надо выстраивать отношения с ШОС, АСЕАН, другими объединениями, и вести дело к реализации идеи большого Евразийского партнерства.
- Скажите, а Вы согласны с таким тезисом, что союз, который изначально создавался, как экономический, некоторые, в основном западные эксперты, считают политизированным. Как Вы прокомментируете эти мнения?
- Вы знаете, я считаю, что наш союз, он создавался, как экономический, он и есть экономический и дальнейшее развитие нацелено только на углубление экономической интеграции. Но дело в том, понимаете, что сама экономика, она имеет и политическое значение. Да, это уже не случайно, иногда говорят теперь больше о геоэкономике, нежели чем о геополитике. И в этом плане экономический союз, который укрепляет экономики наших участников, он укрепляет их политический вес на международной арене. В этом плане, в общем-то, политика и экономика абсолютно связаны. В тоже время, я хочу сказать, что мы сознательно не допускаем появления в нашем союзе какого-либо политического измерения – это наш осознанный выбор. Не потому что у наших стран нет политических контактов, у нас прекрасные отношения и во внешнеполитической сфере, на базе двусторонних отношений, на базе нашего участия в содружестве независимых государств, в ОДКБ и т.д. Но мы отделяем принимаемые решения в рамках союза от политических. И это существенно нам облегчает жизнь, потому что мы концентрируемся на понятных, практических решениях без какой-либо политизации.
- А антироссийские санкции, они оказали какое-нибудь влияние на работу союза в целом?
- К сожалению, да. Конечно, они оказывают влияние на работу союза, при этом, Вы знаете, даже не только и не столько с точки зрения их воздействия на макроэкономику Российской Федерации. Естественно, ситуация в России, как крупнейшем экономическом участнике нашего союза, воздействует на другие государства. Но я бы сказала, что это, пожалуй, не самый серьезный эффект. Самый серьезный, на мой взгляд, эффект заключается в том, что из-за того, что у нас появилась разная местами внешнеэкономическая политика по ряду стран, нам очень сложно сохранять единое экономическое пространство. То есть все, по сути дела, скажем так, вот конфликты, которые последнее имя имеют место между и государствами, они, как правило, связаны с транзитом товаров по территории РФ или с поставками какой-то продукции, которые рассматривается РФ, как возможно санкционная продукция и т.д. То есть, по сути дела, то, что мы в рамках Евразийского экономического союза имеем возможности, это предусмотрено в договоре, любому участнику принимать односторонние меры, если ущемляются его интересы, и этим положением договора совершенно правомерно пользуется РФ. И другими положением договора, что мы обязаны соблюдать и свободу транзита, если товар выпущен в обращение на одной территории, он имеет право обращаться по территории всего союза – это создает, естественно, вот эти проблемы и возникают новые барьеры. Но в тоже время, знаете, как говорится, считаю, что каждый кризис или сложность, они должны вести к развитию. То есть эта ситуация показала, проверила на прочность договор, показала, что он достаточно четко все это урегулирует и дает возможности, но в тоже время, это подталкивает нас к большему взаимодействию.
Вся ситуация с санкциями привела к тому, что мы сейчас очень активно занимаемся проблематикой прослеживаемости товаров. Весь мир этим занимается. Сейчас технологии позволяют. То есть и мы поняли, что мы можем достаточно быстро создать систему, когда мы будем понимать где, какой товар, на какую таможню пошел, и как он дошел до конечного потребителя. С одной стороны, это облегчает вообще просто все торгово-экономические отношения, делает более эффективным и для бизнеса. С другой стороны, он снимает все взаимные сложности, которые могут быть.
И, наверное, есть еще один момент, касающийся санкций и т.д. Вы знаете, мы, когда наш анализ тоже делаем, мы видим, что санкции – это часть более глубокого внешнеэкономического контекста. Это, по сути дела, тот же самый торговый протекционизм только с каким-то другим знаком. Это политика над экономикой.Да, это просто, по сути дела, не было бы там повода вести там санкции, были бы какие-то торговые ограничения, которые там существуют между США и Китаем. И вот мы ожидаем, что мы сейчас примем решение о проведении регулярных совещаний на уровне министров экономик, как раз, для обсуждения этих внешних ограничений, внешних проблем, чтобы посмотреть, что реально происходит, и как нам надо согласованно на это реагировать.
- Тоже давнишняя тема, которая обсуждается – это уход от доллара во взаимных расчетах. Собственно, потому что это еще один из факторов влияния политики на экономическую ситуацию. Как Вы считаете, действительно ли в перспективе возможно и поможет ли это все-таки стать более независимыми?
- Скажу сейчас одну вещь, которую мало кто осознает. Доля доллара в наших взаимных расчетах между странами существенно меньше, чем во взаимных расчетах между государствами Европейского союза. В Европейском союзе их взаимные расчеты на 55% ведутся в долларах. У нас, в наших взаимных расчетах, если брать по объему, доля доллара - от 15 до 20%. Остальные расчеты ведутся в национальных валютах, большей частью в российском рубле. То есть доля российского рубля - от 75 до 80%.
Вы знаете, это историческое наследие. То есть, условно говоря, есть товары, биржевые товары, как нефть, многие сельскохозяйственные, цены по которым устанавливаются долларом.
Во взаимоотношениях государств РФ, допустим Россия и Беларусь, до 90% - это российский рубль. Высока доля российского рубля даже, как и тенге, в расчетах России и Казахстана. А, если мы берем такие торговые потоки, как допустим, Армения и Казахстан или Армения – Киргизия, конечно, практически на 90% - это доллар США, хотя и у всех этих государств есть тоже возможность рассчитываться или в национальной валюте, или в российском рубле.
В этом плане для нас проблематика расширения расчетов в национальных валютах очень актуальна. Мы в прошлом году сделали доклад по линии нашего макроэкономического комитета, в этом году будем дальше обсуждать, как нам повышать, расширять использование национальных валют, и в том числе у нас в декларации президентов, которые, наверно часто буду упоминать, потому что там как бы все наши задачи на будущее отражены.
Вот есть тезис о расширении использования национальных валют, создания эффективных платежных систем. У нас нет никаких формальных запретов использовать национальные валюты. Почему стороны часто рассчитываются в долларах? Потому что это более устойчивая валюта, более предсказуемый валютный курс и более понятно, как это осуществлять. То есть нам надо именно создавать экономические условия для того, чтобы это было привлекательным, это очень важный трек, и мы им занимаемся.
- Давайте тогда еще дальше в будущее. А вот криптовалюты, крипторассчеты. Как Вы считаете, это в перспективе возможно в союзе? Вообще рассматриваете такие варианты? Что вообще не будет национальной валюты, а будет криптовалюта?
- Вы знаете, для меня криптовалюта очень интересный феномен. И мы достаточно активно, Евразийская экономическая комиссия, ведем аналитическую работу по проблематике криптовалют. Мы первые мероприятия провели еще в ноябре 2017 года. И вот, по сути дела, меньше, чем за полтора года нам удалось на нашей площадке создать и пул экспертов всех наших стран, которые представляют и государственные органы, и центральные банки, и бизнес, который работает в криптовалютах, и экспертное сообщество. Почему для нас это важно? Значит, с одной стороны, почему мы начали эту работу, как я говорю, нам важна наша макроэкономическая стабильность, у нас есть согласованная макроэкономическая политика. И, если феномен криптовалют в какой-то там перспективе может вызывать риски для нашей макроэкономической стабильности, нам надо это понимать. Второй момент, мы создаем общий финансовый рынок, который к 2025 году должен заработать, и, если к этому моменту финансовая система, глобальная тоже претерпит некие изменения и криптовалюта станет каким-то серьезным элементом, для нас это тоже важно. Надо быть готовыми. А третье, пожалуй, что самое важное, что уже действительно все понимают, что это феномен, с которым надо считаться, и стороны готовят свое национальное регулирование. В Белоруссии уже есть. Белоруссия – одна из немногих стран мира, у которой есть уже регулирование криптовалют, есть декрет президента, который принят еще в декабре 2017 года, есть парк высоких технологий, на базе которого возможно работать с криптовалютами. РФ готовит свое законодательство, блок пакетов. То есть нам важно, чтобы наше законодательство, регулирующее криптовалюту, было изначально достаточно гармонизированным, потому что иначе в условиях единого рынка, включая финансовые, мы не сможем обеспечить соблюдение национального законодательства. А с другой стороны, как говорится, мы должны делать то законодательство, которое в общем- то отвечает и новым международным тенденциям. Я считаю, что криптовалюты – это очень интересный феномен, и к нему надо относиться с долгосрочной перспективой. Я не знаю, что будет с современными криптовалютами, с биткоинами, так далее. Но для меня это атрибут новой экономической парадигмы, нового экономического уклада, который на наших глазах формируется.
Но иногда говорят цифровая экономика, но это гораздо шире. То есть меняется в принципе все, меняется и роль государства, меняется роль бизнеса, меняется роль простых людей, меняются компетенции, меняются полномочия, и, вполне возможно, что вот эти криптовалюты, ну, условно говоря, они станут такой некой новый производной от денег. Мы должны понимать и действительно держать руку на пульсе, и видеть, что нам делать. Иногда спрашивают, а вот не собираетесь ли ввести единую криптовалюту, и так далее? Я всегда отвечаю, что мы в принципе не собираемся вводить единую валюту. У нас в этом сейчас нет потребности, нет задачи такой. У нас есть задачи иметь макроэкономическую стабильность, сближенные колебания валютных курсов, макроэкономическую устойчивость, повышать расчеты в национальных валютах.
Но то, что мы должны смотреть, какие мы можем получить плюсы – это точно и, естественно, минимизировать риски для наших экономик тоже. В этом плане мы очень активно на этой площадке работаем.
- А вот Вы сказали цифровая экономика. А насколько союз уже интегрировался в эту современную реальность цифровых технологий? Насколько страны сейчас работают в цифровом пространстве?
- Вы знаете, у нас есть единое понимание, что это важно. То есть опять же, если говорить о договоре прошло 5 лет, а мир за это время очень быстро изменился. И вот договор, естественно, писался из реалий 2013-14 года, а уже, как говорится, не успели мы ратифицировать договор, мы поняли, что проблематика цифровой экономики, она приобрела уже очень важное значение. Хотя в самом договоре нет ни слова про «цифру», на тот момент мы сказали, что вопрос товарных рынков, услуг капитала и рабочей силы, он все это покрывает, мы поняли, что «цифра» — это уже некая горизонтальная вещь. Соответственно, мы сейчас обсуждаем и поправки в договор, касающейся «цифры». У нас есть заявление президентов по цифровой повестке, которое принято в конце 2017 года. В декларации у нас опять отдельный блок по цифровой экономике. И на этом треке мы очень активно работаем.
Мы исходим из того, что на этой площадке мы, во-первых, должны быть передовиками. То есть мы видим для всех наших национальных экономик существенные конкурентные преимущества. Если мы в мире будем одним из первых, кто в этой сфере будет активно работать, а для этого у нас есть весь потенциал, включая интеллектуальный. И в тоже время мы понимаем, что многие вещи нам надо изначально делать согласовано.
- А нет разрыва, скажем, не в понимании, а в технической реализации цифровой экономики. Потому что все-таки Россия – это один субъект, Киргизия – другой, по уровню развития цифровых технологий?
- Нет, ну, естественно, есть расхождения по уровню развития. Ну, скажем так, этот разрыв он не критичный. У нас скорее разрыв, о чем мы говорим, у нас, у всех есть свои национальные повестки, вот именно цифровизация наших национальных экономик. Под эти повестки выделяются средства, создаются национальные системы. То есть и вот сейчас, когда мы говорим, нам очень важно эти системы состыковать, потому что каждая страна уже вложила большие средства, в том числе и финансовые, в актуальную разработку каких-то своих блоков. И сейчас нам очень важно синхронизировать, сделать там некие переходные шлюзы. Во многих секторах нам надо вот это все состыковать так, чтобы это уже далее все развивалось гармонично, совместно.
- Татьяна Дмитриевна, а какие сложности есть на пути интеграции, и может быть какие-то «неуспехи»?
- Вы знаете, сложности есть всегда. Но здесь надо, как раз руководствоваться тем принципом, которым всегда руководствовались европейцы – из каждого кризиса надо искать средства для углубления интеграции. То есть какая-либо проблема не возникала, и мы ее анализируем, мы видим, что она возникает не из-за того, что у нас в этой сфере есть интеграция, а из-за того, что она недостаточно глубока. И вторая проблема, которая есть, она заключается в том, что мир действительно меняется очень быстро. И, если мы своевременно не адаптируем наши задачи интеграции и не включаем новые сектора повестки, то мы можем как бы старую повестку реализовать, но выяснится, что она на этот момент никому не нужна. Потому что совершенно новые вызовы и научно-технологические, и социально-экономические и т.д. И в этом плане вот не случайно мы в прошлом году подготовили заявление президентов, которое они приняли в декабре, где как раз вот эти все блоки, проблемы, которые дают возможность для дальнейшего развития, названы. То есть первое, нам надо реально создать наш единый рынок. У нас до сих пор есть и барьеры, изъятия, ограничения. Мы понимаем, что для того, чтобы многие вещи решить, которые уже предусмотренные договором, нам надо делать гораздо больше того, что мы делали. Второе, многие решения нам надо перевести в практическую плоскость. То есть мы создали институциональную структуру, создали регулирование. Нам нужно, чтобы благодаря этому регулированию появлялись какие-то видимые и осязаемые экономические результаты интеграции в форме конкретных проектов: инфраструктурные проекты, промышленные проекты. Нам нужно найти символы евразийской интеграции. Ну, вот символом той же самой европейской интеграции в свое время был проект «Аэробус». Если бы не было Европейского союза, точно не было бы никакого европейского самолета, мы все летали только на Боингах. Потому разрозненная французская и немецкая, испанская промышленности, они бы не создали такого гиганта и не могли бы.
Нам нужен прорыв на научно-технологическом треке. Нам нужно совершенно точно приближать союз к нашим гражданам – это очень важная задача. То, что я вот говорила в начале о эффектах интеграции, но они часто воспринимаются, как данность. Нам надо действительно нашим гражданам показывать, что реально дает союз. Но в тоже время и слушать, а что люди ждут от нашего союза. Вот мы не случайно в этой декларации читаем, как президент говорит о том, что в рамках союза не только люди должны иметь возможность работать в любой точке нашего союза, что уже сейчас есть, а и путешествовать, учиться. То есть нам надо расширять сотрудничество в области образования, здравоохранения, спорта, туризма, об этом все есть. И вот общение с гражданами, ну, это важная очень тема, особенно с учетом процесса, который происходит в Европейском союзе.
- А вот как раз Вы говорите про Европейский союз. Как Вы считаете, возможен ли Brexit своеобразный из ЕАЭС?
- Ну, Вы знаете, насчет того, что кому-то интеграция невыгодна, вот я с этим точно не соглашусь, она выгодна абсолютно всем, по-разному. То есть, когда мы берем картинку, мы видим, что для каждого государства есть свои преимущества. Берем Беларусь, которая очень часто говорит о барьерах и т.д. И правильно говорит. Потому что Беларусь самая интегрированная в нашу экономику государство. Доля взаимной торговли в общем объеме торговли в Белоруссии - более 50%. Беларусь большое количество продукции и реализует на нашем рынке, и покупает на нашем рынке. Поэтому от барьеров она относительно страдает сильнее, чем какое-либо другое государство. Для Казахстана, Киргизии очень важна проблематика транзита. Для Киргизии - создание новых производств, выравнивание уровней экономического развития и т.д., можно сказать. Но проблематика, что интеграция должна всем давать результат, она совершенно правильная. И мы часто в наших сейчас документах, тоже аналитических, используем словосочетание «инклюзивное интеграционное развитие». То есть это означает, что наша интеграция должна давать экономический эффект, возможно разный, но для всех и для всех регионов, для всех стран, для всех слоев населения. Иначе действительно проблематика Brexit была бы актуальна. Может ли у нас случится Brexit? Ну, Вы знаете, я не очень в это верю, потому что у нас свой Brexit был в 1991 году. И так часто такие ситуации не случаются. Должны ли мы извлечь уроки из Brexit? Это совершенно точно. И, Вы знаете, самый первый урок, для меня опять же он немножко парадоксальный, он заключается в том, что вот сейчас, когда после 2 лет переговоров по Brexit опубликованы экономические выкладки, результаты, различные варианты выхода Великобритании из Европейского Союза на условиях договоренной сделки, без сделки и т.д. Всюду Великобритания несет экономические убытки. Где-то они больше, где-то они меньше, но в любом случае все экономические исследования, что выход Великобритании из Европейского союза – это экономические потери надолго. И вопрос заключается в том, что, если бы эти исследования, эти данные предваряли бы референдум, который проводился, не факт, что результаты референдума были бы такими. Потому что действительно - это минус.
- Татьяна Дмитриевна, ну, раз такой юбилейный год, то планируются ли какие-то мероприятия в рамках союза в странах отметить пятилетие, двадцатипятилетние?
- Ну, Вы знаете, естественно, планируется, но больше они носят такой знаете, очень практический и содержательный характер. То есть мы, по сути дела, вот я сказала, в конце прошлого года приняли декларацию президентов о дальнейшем развитии и интеграции. И нам этой декларации на комиссии вместе с правительством других стран поручено подготовить документ определяющий стратегические направления дальнейшего интеграционного развития, и представить его в конце года. Это очень важный документ. Это, как раз некая такая, вот знаете, оценка, рубеж в 5 лет функционирования союза и наша программа на следующие, как говорится, годы. Это очень важный и содержательный документ.
Естественно, мы планируем к самому юбилею подготовить еще заявление Президента специальное по пятилетию договора и двадцатипятилетию идеи. Эта проблематика будет очень активно обсуждаться на различных форумах в этом году: и в питерском экономическом форуме, астанинском экономическом форуме, на медиафоруме. Мы планируем, в общем-то, широко это обсуждать с различными сферами населения.
Мы хотим действительно в этом году расширить аудиторию, с кем мы взаимодействуем по проблематике евразийской интеграции, чтобы иметь обратную связь, и рассказывать то, что мы делаем, но и понимать реакцию, прежде всего, тех слоев населения, которым это интеграция сейчас создает возможность для дальнейшего своего роста, и экономического развития, и, как говорится, может быть применимы и в повседневной жизни, ну, и как выбор профессии.
- Татьяна Дмитриевна, спасибо Вам большое, что согласились побеседовать с нами! Надеюсь не в последний раз.
Беседовала Елизавета Антонова
Международная жизнь. 04.02.2019
