Россия и Центральная Азия: 2019

Национальный исследовательский институт мировой экономики и международных отношений имени Е.М. Примакова Российской академии наук (ИМЭМО РАН) опубликовал доклад «Россия и мир: 2019», семнадцатый в серии регулярных, ежегодных публикаций ИМЭМО РАН и Фонда Перспективных исследований и инициатив. Доклад состоит их двух частей, посвященных экономике и внешней политике.


Скачать доклад


Как пишут авторы, 2019 год станет еще одним в череде трудных лет для России, что предопределено преимущественно тремя группами долгосрочных факторов. Первая – усугубление практически всех, определяемых на нынешнем этапе как негативные, тенденций в мировой политике: демонтаж, отход от всего комплекса правил, устоев, принципов, соглашений, институтов и даже ценностей, сложившихся в период от окончания Второй мировой войны вплоть до начала-середины текущего десятилетия. Вторая – озабоченность и/или сопротивление значительной части ведущих мировых игроков упорному движению России к восстановлению статуса мировой державы в последнее десятилетие. Наконец, при формировании внешней политики России приходится учитывать внутриполитические и социально-экономические факторы, прямо и косвенно определяющие положение страны в мировой политике и ее восприятие за рубежом.

К 2019 году под воздействием указанных факторов, по мнению авторов доклада, сформировались три тенденции, которые и будут во многом определять позицию России в мировом сообществе: дальнейшее ухудшение и/или нестабильность отношений с Западом; укрепление связей с Китаем; дестабилизация, углубление кризиса всего комплекса международных отношений, грозящее возникновением серьезного конфликта с перспективой эскалации.

На постсоветском пространстве, по мнению авторов доклада, у России существует проблема поддержания связей. Государства СНГ, как показывает опыт 2018 года, при сохранении стабильности, будут продолжать последовательно проводить линию на возможно большую самостоятельность и многовекторность внешней политики.

Ситуации в странах Центральной Азии (ЦА) и Южного Кавказа (ЮК) в 2019 году посвящена отдельная глава в разделе доклада, где развитие политических процессов в отдельных странах предлагается рассматривать в формате сценариев. Ниже приведены сценарии на 2019 из доклада.

Россия и Центральная Азия: 2019

По прогнозам авторов доклада, в ЦА, особенно в странах-энергоэкспортерах (Казахстан, Узбекистан, Туркменистан), в целом удастся поддерживать относительную внутриполитическую стабильность. В странах энергоимпортерах (Киргизия, Таджикистан) социально-экономические проблемы могут привести к росту локальных протестных выступлений, при это напрямую будут воздействовать на состояние межэтнических, межклановых отношений. Безопасность стран региона, граничащих с Афганистаном, будет зависеть от продвижения процесса мирного урегулирования в Афганистане, промежуточных итогов многосторонних мирных переговоров, организуемых в том числе и Россией по модели “астанинского формата”, который дал позитивный результат в ходе урегулирования сирийского кризиса.

Определяющими для политического развития республик ЦА станут внутренние процессы. Но определенное значение будут иметь перемены глобального и регионального уровней. В ряду внешних сил, вовлеченных в сферу политики и безопасности ЦА и ЮК значимая роль остается за Россией. Прежними останутся масштабы военного присутствия в ЦА: 7 крупных военных объектов в Казахстане; авиабаза “Кант” в Киргизии; 201-я военная база в Таджикистане и расположенный в Бадахшане оптико-электронный комплекс “Окно”.

Наиболее близким РФ в ЦА остается Казахстан. Активнее стали связи с Узбекистаном. Сближение с Узбекистаном было закреплено визитом в Ташкент 18-19 октября 2018 г. президента В.Путина. Нельзя исключать, что партнерство РФ с этими двумя наиболее влиятельными государствами ЦА может со временем перерасти в неформальное объединение, которое плотнее займется вопросами обеспечения безопасности в регионе. Наиболее уязвимым для России останется таджикское направление, что связано с активизацией радикального исламизма, основные отряды которого базируются в Афганистане, а также с нелегальными потоками наркотиков.

Политическое и военно-техническое взаимодействие России со странами ЦА и ЮК согласуются с ее экономическими интересами и внешнеполитическими (в том числе в рамках стратегии “поворота на Восток”) приоритетами. Опосредованно на отношениях России со странами ЦА и ЮК будет сказываться динамика ее взаимодействия с Китаем, Турцией, Ираном, Израилем, а также с США и ЕС.

Внешние игроки

Для Китая государства ЦА и ЮК представляют интерес как поставщики энергоресурсов, рынки сбыта китайских товаров, “транзитные коридоры” для поставок товаров в Европу. В рамках проекта “Один пояс, один путь” (ОПОП) ряду постсоветских стран (Казахстан и др.) КНР отводит важную роль в реализации своих региональных и глобальных амбиций. Неясными останутся перспективы сопряжения ОПОП с ЕАЭС: пока нет заметных подвижек в инициативе РФ по созданию Большого Евразийского партнерства.

Очевидные приоритеты ОПОП и китайской стратегии в целом – развитие и продвижение собственно китайского бизнеса – имеют двоякие последствия. С одной стороны, они безусловно способствуют их экономическому росту. Но с другой, становятся для постсоветских стран стратегическим вызовом. Это перспективы как определенной политической, так и особенно долговой зависимости от Китая. Китай уже получил от Таджикистана (его долг Китаю составил в 2018 г. 1,2 млрд долл.) беспрепятственный доступ к местным природным ресурсам. Чем слабее страна, тем выше эти риски. Возможен рост китайской трудовой миграции в страны ЦА, что может спровоцировать там межнациональные конфликты. Наконец, в более далекой перспективе нельзя исключать, что в целях охраны своих крупных объектов Пекин захочет охранять их собственными вооруженными подразделениями, что мало согласуется с амбициями Москвы как лидера в сфере безопасности в формате ШОС. В то же время, по мнению ряда экспертов, расширяя в условиях западных санкций взаимодействие с Китаем, Россия может пересмотреть свой подход к росту влияния КНР в ЦА в сторону большего реализма и кооперативности.

Внимание Турции в ЦА будет сконцентрировано преимущественно на Казахстане и Туркменистане, где Анкара планирует реализовать экономические и энергетические проекты. Однако стать масштабным инвестором Турции мешают проблемы в экономике (девальвация в 2018 г. турецкой лиры; военные расходы в противостоянии с курдами и в Сирии; расходы на содержание на турецкой территории 3 млн сирийских беженцев и др.). Будет иметь тенденцию к сужению и взаимодействие Турции со странами ЦА в политической сфере, поскольку Турция, несмотря на статус партнера по диалогу в ШОС, практически не сотрудничает по ключевому вопросу региональной безопасности — афганскому конфликту. В культурной же и образовательной сферах способствовать взаимодействию будут переход Узбекистана и Туркменистана с кириллицы на латиницу и такая же добровольная языковая ассимиляция, запланированная в Казахстане до 2025 г. Такая языковая политика, объективно направленная на сужение ареала влияния русского языка и культуры, укладывается в рамки провозглашенной всеми государствами ЦА внешнеполитической концепции “многовекторности”.

Для Ирана поле для маневра в ЦА и на ЮК будет ограничено вследствие того, что США восстановили 7 августа и 5 ноября 2018 г. санкции, действовавшие до подписания в 2015 году СВПД. Ограничения коснутся и всех стран, которые продолжат с Тегераном сотрудничество по санкционным направлениям.

Отношения Ирана со странами ЦА будут сокращаться, что явственно обозначилось в 2018 г. уже даже во взаимодействии Ирана с его традиционными партнерами – Таджикистаном и Туркменистаном. Отношения Ирана и государств ЦА ограничатся сферой торговли и культуры, международно-политические вопросы отойдут на второй план, хотя Иран не оставит намерений участвовать в решении важных политических проблем региона, в том числе в рамках ШОС, где Иран имеет статус наблюдателя.

Рост участия США в делах ЦА или хотя бы приближающий американское влияние к ситуации 1990-х годов и первого десятилетия 21 в. – времени запуска проектов “Большая Центральная Азия”, “Большой Ближний Восток”, “Новый Шелковый путь”, “Северная распределительная сеть” – маловероятен. Интерес США к ЦА будет связан с поисками альтернативных путей транспортировки грузов для операций США/НАТО в Афганистане – взамен пакистанского транзита, который оказался под вопросом после того, как Д.Трамп обвинил Исламабад в невыполнении союзнических обязательств и пособничестве терроризму, а также заморозил с начала 2018 г. программы помощи Пакистану. Опираясь на достигнутые в 2017-2018 гг. договоренности, США постараются плотнее подключить ключевые страны ЦА (Узбекистан и Казахстан) к своей афганской стратегии. США, кроме того, поддержат формат запущенной еще в 2015 г. инициативы “С5+1”, нацеливающей пять государств ЦА на внутрирегиональное взаимодействие и сотрудничество с США.

Приоритетами Евросоюза в ЦА останутся энергоресурсы и транспортные коридоры. Лидирующие позиции в финансировании программ помощи по-прежнему будет занимать Германия. Принятый в 2007 г. по ее инициативе документ «ЕС и Центральная Азия: стратегия для нового партнерства» будет в 2019 г. адаптирован к доктринальному документу внешней и оборонной политики ЕС «Глобальной стратегии ЕС».

Внутренняя политика

В Казахстане внутриполитические процессы будут определяться инициированными президентом Назарбаевым реформами и конституционными изменениями, которые должны способствовать реализации многоступенчатой программы политического транзита. Делегирование парламенту дополнительных полномочий должно отчасти изменить иерархию принятия политических решений и придать процессу передачи власти в Казахстане плавный и стабильный характер. Опасен сценарий внутриэлитной борьбы за власть, который может перекинуться на общество, где есть зоны потенциальной дестабилизации и протестные группы, включающие в себя радикальных элементов.

На постсоветском пространстве Казахстан сохранит разделяемую им с Россией роль локомотива евразийской интеграции. Но приоритетным для правящей элиты останется отстаивание суверенитета республики, в силу чего ЕАЭС рассматривается Астаной исключительно как экономическое объединение, и попытки политизации ЕАЭС либо придания ему наднационального характера будут Казахстаном пресекаться. Позитивное восприятие сопряжения национальной программы «Светлый путь» с китайским проектом «Экономический пояс Великого Шелкового пути» связано с надеждами Казахстана на его превращение в будущем в крупнейший в регионе деловой и транзитный центр.

Помимо России и Китая, в числе внешнеэкономических и внешнеполитических приоритетов Казахстана останутся ЕС, США, Турция, что соответствует параметрам, обозначенным “Концепцией внешней политики РК на 2014–2020 гг.”. О готовности Астаны сотрудничать с альтернативными России силами свидетельствуют: подписанный Назарбаевым в мае 2018 г. закон, разрешающий американский транзит в Афганистан через Казахстан; запущенный процесс перевода казахской письменности с кириллицы на латиницу; принятое в ноябре 2018 г. решение Астаны отправить два своих научно-технологических спутника в космос с базы Ванденберг в Калифорнии ракетой-носителем Falcon-9, которую выпускает компания Space X Илона Маска.

Узбекистан, крупнейший в регионе по численности населения (более 30 млн человек), экономическому потенциалу, вооруженным силам, с выгодным географическим положением (граничит со всеми четырьмя странами ЦА), продолжит реформирование своей политической системы, претендуя одновременно на то, чтобы стать локомотивом внутрирегиональной интеграции. Ташкент заинтересован в выстраивании разносторонних отношений с Россией: им в          2018 г. был придан сильный импульс в экономике, в гуманитарной сфере и в решении региональных и международных политических проблем.

Узбекистан останется также объектом пристального внимания со стороны США. Их в вопросах военно-политического взаимодействия привлекает факт его неучастия в ОДКБ и ЕАЭС. И хотя сценарий возвращения в Узбекистан американского военного базирования маловероятен, предложения США, касающиеся расширения военно-технического сотрудничества, будут в Узбекистане приниматься благосклонно.

Туркменистан, перешедший на позицию постоянного нейтралитета в 1995 г. и закрепивший этот статус в качестве конституционно-правовой нормы, продолжит уклоняться от участия в региональных организациях безопасности (ОДКБ, ШОС и др.). В СНГ с августа 2005 г. он представлен только как ассоциированный член. До недавнего времени ссылка на нейтральный статус позволяла Туркменистану целенаправленно избегать участия в многосторонних региональных организациях (в том числе в рамках СНГ), не привлекать внимания международного сообщества к вопросам внутренней политики, ограничения прав русских граждан, исключать потенциальные политические влияния, способные создать угрозу сложившемуся в Туркменистане порядку.

Но в отличие от прошлых лет, когда серьезной внешней военной угрозы для Туркменистана не существовало, в прогнозный период ситуация чревата изменениями, поскольку его безопасности угрожает кризис в Афганистане, переброска оттуда исламистских террористов и выход из тени в Туркменистане их “спящих ячеек”. Серьезным внутренним вызовом для Туркменистана явится дальнейшее сокращение экспортных доходов от продажи природного газа из-за снижения цены и объема поставок. Данная ситуация продолжит негативно сказываться на социальной сфере, приводя к перебоям с продуктами, безработице и общему падению уровня жизни рядовых граждан.

Один из сценариев разрешения сложившейся ситуации – пересмотр Туркменистаном в свете нарастающих угроз своего внеблокового статуса и возобновление более активного взаимодействия с ОДКБ и ШОС. Свидетельством некой трансформации позиции Туркменистана в этом направлении стало его участие вместе с членами ШОС и Ираном (в формате “ШОС+2”) во встрече по Афганистану в Москве 9 ноября 2018 года.

CAAN. 19.02.2019

Читайте также: