Назло Америке, в пику Китаю
Александр Аничкин
ЕС и Япония дали неожиданный ответ на экономический прессинг Трампа, на глазах разламывающий привычные торговые союзы и нормы, а также на системный китайский вызов. Ответ этот называется Соглашение об экономическом партнерстве и входит в силу с 1 февраля 2019 года. Что изменится в мире и в чем значение этого прецедента для нас?
Как часто бывает в новостной текучке, события крупнейшего значения, но без аппетитного заголовочного сопровождения теряются среди мелочей и отходят на второй план. Одним из таких и стало важнейшее событие ушедшего года — заключение торгово-экономического союза между Европейским союзом и Японией.
У него скромное название Соглашение об экономическом партнерстве между ЕС и Японией (Economic Partnership Agreement — EPA). Сюрпризом назвать его сложно: соглашение в принципе было готово уже к концу 2017-го, в июле 2018-го — подписано, в декабре — утверждено Европейским парламентом и по графику должно вступить в силу с 1 февраля 2019-го. Последствия очевидны — линии сотрудничества и противостояния в мире меняются всерьез и надолго. Так и тянет задать с ходу детский вопрос: а это хорошо или плохо?
В чем логика
Прежде чем упрощать, стоит сказать пару слов о том, что собой представляет соглашение. Начнем с того, что ЕС, если говорить о Союзе в целом,— вторая крупнейшая в мире экономика и номинально, и в пересчете на душу населения. А Япония — третья. Так что вместе получается крупнейшая в мире зона свободной торговли.
При Горбачеве, если помните, мечтали о «Европе от Атлантики до Урала». Теперь получается — еще круче, только без России, и не до Урала, а вплоть до Японии.
Иными словами, это ключевое двустороннее соглашение и для Японии, и для ЕС. Представьте размеры единого рыночного пространства — около 30 процентов всего мирового ВВП. В новый «общий рынок» войдут ведущие экономики — Япония, ФРГ, Франция, Италия, Испания, Нидерланды. Плюс Великобритания, если допустить сохранение в какой-то форме ее рыночного и таможенного союза с ЕС после «Брексита». По сумме ВВП Японии и ЕС новый торговый блок будет превосходить суммарный ВВП Америки и Китая.
Принципиально добавить: соглашение покрывает не только товарный обмен, но и сервисную экономику (банки, страховые услуги и т.д.), а также предусматривает согласование правил корпоративного управления, свободное передвижение людей в целях предпринимательства или профессиональной деятельности, защиту интеллектуальной собственности (авторских прав и патентов). Практически все тарифы на импорт японских товаров (99 процентов) в Европу снимаются, как и 94 процента тарифов на европейский экспорт в Японию. Переговоры об отмене остающихся тарифов продолжаются: ожидается, что в течение нескольких лет и с ними все утрясется. Соглашение даже иногда называют «машины в обмен на сыры». Как ни крути, и в Японии любят пармезан.
В результате соглашения произойдет балансировка «сервисной» экономики (Европа) с товарной (Япония). Во всех экономиках ведь есть свои перекосы — одного много, другого не хватает. Это относится и к таким гигантам, как ЕС и Япония: в товарном обмене у Японии перевес в 8,4 млрд евро, но в сервисном секторе (финансы, страхование, информатика, транспорт) у Европы выигрыш в 13 млрд долларов (оценки на 2017 год).
Таким образом, сочетание «тяжелой» промышленной мощи с «мягкой» сервисной позволит не просто смягчить или устранить дисбаланс, но и значительно усилит обе стороны.
Новый Запад
Международные события последних лет лишь ускорили движение к созданию нового «западного блока». Нет-нет, речь пока, конечно, не идет о некоем новом политическом союзе, лишь о торгово-экономическом. Но у истории своя логика. Вспомним, Европейский союз сначала создавался лишь как узкое торгово-экономическое объединение в области металлургии и угледобычи. Но уже тогда его основатели, западноевропейская шестерка во главе с Францией и ФРГ, отчетливо ставили и военно-политические задачи — в первую очередь исключение военных конфликтов через укрепление торгово-экономических связей. И не так трудно представить, что и создание японо-европейского союза пойдет по схожей траектории развития.
Далее. При подписании соглашения председатель Европейского совета Дональд Туск, председатель Еврокомиссии Жан-Клод Юнкер и премьер Японии Синдзо Абэ старались особо не привлекать внимания к значению нового союза вне двусторонних экономических связей. Между тем достаточно взглянуть на международный фон, чтобы понять, какое значение имеет сей «обходной маневр».
Начать стоит с того, что договоренность с ЕС может снять опасения Японии по поводу «Брексита».
В самом деле, со времен Тэтчер Англия была главными воротами в Европу для японского бизнеса. По данным японской организации внешней торговли Джетро, на 2017 год здесь сосредоточено на 153 млрд долларов вложений. В Великобритании действуют около 1000 японских компаний, это 160 тысяч рабочих мест в разных секторах, от тяжелого машиностроения до «мягких» отраслей. Например, «Хитати рейл» производит подвижной состав для скоростных железнодорожных линий, а финансово-экономическая газета «Нихон кэйдзай» недавно стала собственником известной британской «Файненшл таймс».
«Брексит» все перевернул с ног на голову. Что же, лишаться огромного европейского рынка из-за передряг в Англии? Тут еще ирония в том, что одним из главных инициаторов и в дальнейшем чуть ли не главным автором соглашения ЕРА была сама Британия. Теперь же, независимо от исхода «Брексита», может выйти так, что японская продукция, даже произведенная в Англии, получит свободный доступ в Европу.
И все же опасения остаются. А что если «Брексит» пройдет по сценарию no-deal, то есть разрыва без всякой договоренности? Синдзо Абэ, в январе побывавший с визитом в Лондоне, заявил: и мы, да и весь мир хочет, чтобы этого не случилось. «Тойота» предупредила, что автозавод в Дерби на севере Англии в случае «жесткого» «Брексита» придется закрыть. Шестидневную остановку производства (на «Брексит») планирует и «Хонда». «Панасоник», не дожидаясь исхода, перевел штаб-квартиру европейских операций из Лондона в Амстердам. На континенте подыскивает новые места для своих заводов крупнейший производитель промышленных роботов «Яскава электрик». Среди банков и инвестфондов та же картина: «Номура», «Дайва» и «Сумитомо-Мицуи» открыли центры европейских операций в ФРГ; «Мицубиси UFJ» — в Нидерландах.
Впрочем, это пока еще не повальное бегство японских корпораций из Англии в Европу, есть и примеры обратного. Уже после референдума по «Брекситу» гигантский японский многонациональный холдинг SoftBank за 24 млрд фунтов купил британскую фирму ARM Holdings, специализирующуюся на разработке передовых компьютерных чипов. Позже автомобильная компания «Ниссан» сообщила о намерении и дальше инвестировать в производство новых моделей в английском Сандерленде (здесь, правда, не обошлось без прямых гарантий правительства Терезы Мэй). Ясно, что вся эта позитивная часть зависит от того, каким образом разрешится нелепица с «Брекситом». Причем, как отмечает аналитик «Файненшл таймс», соглашение ЕС — Япония представляет собой модель, по которой в дальнейшем могли бы строиться и отношения Британии с ЕС,— было бы желание, а договориться можно всегда.
Нештатный вариант
Посмотрим теперь в мировом масштабе. Строитель стен Трамп, помимо всего прочего, успел еще провести и свой «Брексит». Одним из первых указов после вступления в должность президента он, напомню, отменил решение об участии США в Транстихоокеанском партнерстве (TТП) — грандиозном проекте создания тихоокеанского «общего рынка» с участием 12 ведущих экономических держав региона. Без Китая, зато с Канадой и Мексикой, которые входят вместе с США в другой крупнейший торгово-экономический блок западного полушария — Североамериканское соглашение о свободной торговле (НАФТА). У Канады еще и свой торгово-экономический союз с ЕС, близкий по статусу к положению, скажем, Норвегии, входящей в Европейскую экономическую зону.
Соглашение о TТП готовилось долго, намного дольше, чем договоренность об «общем рынке» между Японией и ЕС, которая по международно-правовым меркам была заключена весьма быстро. Из чего вывод простой: ТТП «шло» трудно. Оно было окончательно согласовано и подписано в 2016-м, при Обаме, но для вступления в силу требовалась ратификация Конгресса США, а там договоренность не прошла. Точку поставил Трамп.
Что двигало президентом США, понять несложно. Защитить рабочие места американцев от конкуренции с более дешевыми зарубежными товарами, остановить отток капиталов в ближнее и дальнее зарубежье — протекционизм в классическом виде. Да Трамп этого и не скрывал: в ходе президентской кампании он не раз говорил, что создание ТТП было бы «потенциальной катастрофой для нашей страны».
Вопрос, правда, спорный — и прежде всего потому, что споры между сторонниками протекционизма и свободной торговли в чистом виде ушли в давнее прошлое. Кто проходил в свое время научный коммунизм, помнит, как Маркс и Энгельс защищали фритредерство как путь к социалистическому преобразованию мира, но в то же время критиковали свободную торговлю без социальной составляющей — как инструмент усиления эксплуатации трудящихся. Энгельс именно на примере США и показывал, как протекционистские меры вместо защиты рабочих мест вели к застою и упадку в ряде отраслей. Про советский протекционизм и говорить нечего: многие еще помнят, какой нежданной радостью на полностью закрытом советском рынке были тапки «адидас», пепси-кола и мандарины из Марокко.
Мало того, нынешние союзы свободной торговли как раз отличает наличие социальной составляющей.
Это может быть законодательство, как в Евросоюзе, а может — следствие унификации правил и выравнивания уровня социально-экономического развития в странах — участниках того или иного союза. Именно этот выигрыш подчеркивал Обама, отстаивая заключение ТТП. Так что в каком тренде в итоге окажется Трамп — в домарксистском или постмарксистском,— вопрос открытый.
Другое дело, что ответа на него ждать не стали. Это только казалось, что без США проект ТТП утерял смысл и может быть похоронен. Как выясняется, импульс к созданию эффективного торгово-экономического пула в огромном динамичном регионе остался, как и наработки уже подготовленного соглашения. Словом, оставшиеся 11 участников вздохнули, махнули рукой на взбалмошного дядю Сэма и скорыми темпами создали, если каламбурить, вариант «нештатный», то есть без Штатов. Получил он сложное название Комплексное и прогрессивное соглашение о Транстихоокеанском партнерстве (CPTPP), а неофициально и как бы в пику Вашингтону — ТТП-11. Его подписали в том же декабре 2018-го — примерно в те же дни, что и соглашение о союзе Европы и Японии.
И вот смотрите, какая интересная картина выходит. США ведут торговые войны с Китаем, но и Японии с Европой еще как достается — по ним больно ударили, скажем, новые повышенные тарифы США на сталь и алюминий. Получается, что оба новых союза если и не противостоят, то уж точно служат противовесом США. А как же? Трамп в том же прошлом, 2018-м объявил, что Евросоюз — главный недруг Америки, а в январе этого года его администрация понизила статус миссии ЕС в Вашингтоне от посольства до представительства «международной организации». При этом даже не уведомив предварительно Брюссель.
Да и в отношениях с Японией не все гладко. Десятилетиями складывался военно-политический союз этой страны с США, но Трамп заговорил о сокращении военного присутствия в Японии и Южной Корее, даже о возможности полного вывода войск. И о том, что все страны, с которыми у США военные союзы, должны больше платить за этот оборонный зонтик. И вот в ЕС заговорили о создании собственной европейской армии в дополнение к натовским институтам, а Япония, в политическом обиходе которой давно циркулирует лозунг возвращения в ряды «нормальных» (подразумевается — хорошо вооруженных) стран, решила обзавестись собственным авианосцем. Шаги, может, пока и малозначительные, но, как говорилось в старом анекдоте, мне ясен ход ваших мыслей.
Словом, в западном клубе — серьезный раскол. В той же G7, например, США теперь окружены сплошными «недругами» и соперниками (ЕC, кстати, тоже участвует в саммитах «семерки»). Комментатор «Вашингтон пост» после встречи «семерки» в Канаде в 2018-м, помнится, так и написал, что она была больше похожа на столкновение «группы-6» с «группой-1», то есть с Трампом.
Китай и Россия
Остается взглянуть на всю эту новую конфигурацию с точки зрения двух важных стран, остающихся пока за пределами новых союзов.
Не секрет, что первоначально тихоокеанский «общий рынок» задумывался еще и как торгово-экономический, и политический противовес Китаю. Вызов был даже масштабнее: речь шла и о таких тонких вещах, как сохранение технологического преимущества через охрану авторских прав и патентов. А также о правах человека и улучшении положения трудящихся. И это работает: есть данные, что после того, как, скажем, Вьетнам оказался в числе кандидатов в ТТП, там улучшились условия труда и положение с правами человека. Японский премьер Синдзо Абэ считает, что ТТП будет иметь примирительное влияние на весь Азиатско-Тихоокеанский регион. Ну а в экономической области этот союз, как считают, снизит конкурентоспособность Китая и заставит его искать пути либерализации своей экономики. Экономический союз Японии и Европы еще больше усиливает этот эффект.
Теперь о России. То, что она окажется «зажатой» меж двух огромных торгово-экономических блоков, да еще и с политическими амбициями, может казаться угрожающим. Но с другой стороны, на это же можно смотреть и как на серьезное окно возможностей. Начиная с логистики: Северный морской путь и Транссибирская магистраль — это же естественный, природный мост между Дальним Востоком и Европой. Не говоря уже о шансах использовать новые расклады в отношениях внутри Запада для упрочения собственного положения на международной арене. Сумеем ли воспользоваться?
Огонек. №2. 2019
