Москва — Токио: диалог по проблемам безопасности
Олег Парамонов, к.и.н., старший научный сотрудник, Центр исследований Восточной Азии и ШОС МГИМО МИД России; доцент, департамент международных отношений факультета мировой экономики и мировой политики НИУ ВШЭ, эксперт РСМД
В марте 2014 г. Япония поддержала позицию ее западных партнеров в отношении воссоединения Крыма с Россией, пытаясь использовать ситуацию вокруг украинского кризиса и в собственных интересах. Например, Токио убеждал Париж разорвать договоренности о поставке в Россию вертолетоносцев Мистраль, один из которых предполагалось включить в состав Тихоокеанского флота. В дальнейшем, по мере того как становились очевидными достаточно высокая устойчивость российской экономики к санкционному давлению и нежелание многих из участвовавших в нем стран жертвовать своими экономическими интересами, Япония все менее заметно демонстрировала солидарность с западными партнерами по «российскому кейсу». Так, Токио не поддержал Лондон, настаивающий на причастности России к так называемому «делу Скрипалей».
Рассуждая о причинах постепенного отхода Токио от общего с его партнерами по «большой семерке» подхода к России, работающий в Японии британский эксперт Джеймс Браун полагает следующее. Хотя С.Абэ, возможно, дает понять партнерам Японии, что заинтересован в хороших отношениях с Россией главным образом для разрешения «территориального спора», и подобные объяснения не лишены оснований, для сближения с Россией у японского премьер-министра могут иметься и более глубокие причины. Политика Токио в отношении России обусловлена необходимостью реагировать на новые вызовы, с которыми Япония столкнулась после завершения холодной войны. Ухудшение региональной обстановки в Восточной Азии, связанное с ситуацией на Корейском полуострове, возникновением серых зон безопасности в Восточно-Китайском и Южно-Китайском морях, а также активной наступательной политикой Китая в целом, вышло в 2014–2017 гг. на неприемлемый для Токио уровень.
В подобных условиях японское правительство усиливает оборонные возможности Японии и уже пересмотрело ряд соответствующих самоограничений, еще во времена холодной войны фактически превратившихся в один из ключевых элементов регионального статус-кво. К подобным самоограничениям, помимо запрета на экспорт продукции военного назначения, относились отказ от участия в коллективной самообороне и использования космического пространства в военных целях. Правительство Японии стремится и к расширению состава своих региональных партнёров в области безопасности, преимущественно ориентируясь на дружественные государства — Австралию, Индию и др.
Внутри военно-политического альянса США и Японии, являющегося, с точки зрения Токио, одним из столпов японской политики безопасности, ситуация развивается разнонаправленно. Если рассматривать непосредственно военное сотрудничество, то здесь, в целом, «полет нормальный». Вместе с тем результаты совместной с Вашингтоном работы по «северокорейскому досье», оказались для Токио разочаровывающими. С.Абэ предпринял усилия для установления хороших личных отношений с Д.Трампом, став первым главой иностранного государства, который лично встретился с президентом США после его победы на выборах, и, казалось, достиг заметных успехов. В Токио даже давали понять, что Д.Трамп находится под влиянием авторитета С.Абэ в вопросах региональной повестки, особенно по северокорейской проблематике. Действительно, в период активной фазы кризиса на Корейском полуострове администрация Д.Трампа была заинтересована в тесной координации своих шагов с Токио и рассчитывала на возможную тыловую или даже военную поддержку Японии в случае дальнейшей эскалации. В Токио в свою очередь надеялись, что Д.Трамп будет последователен в своих действиях по оказанию максимального давления на Пхеньян с целью полного свертывания северокорейской ракетно-ядерной программы.
После снижения напряженности на Корейском полуострове стало явным отсутствие у Д.Трампа заинтересованности в подключении Токио к переговорам с Пхеньяном. Японский премьер-министр казался единственным проигравшим от встречи в Сингапуре, поскольку его пожелания при подготовке к саммиту были фактически проигнорированы. На других треках японо-американских отношений ситуация также складывается не слишком удачно для Токио. Выход Вашингтона из Транстихоокеанского партнерства, усиление протекционистских тенденций во внешнеторговой политике создают серьезные риски не только для экономики Японии, но и для продвигаемого ею еще с 1960-х гг. принципа «открытого регионализма».
Что касается отношений с Россией, то в Токио полагают, что, хотя Москва действует весьма решительно для защиты своих интересов на постсоветском пространстве, в Восточной Азии политика России в целом нацелена на сохранение существующего статус-кво. По этой причине японское правительство и могло прийти к выводу о целесообразности возобновления шагов по преобразованию диалога о региональной безопасности, имевших место еще до украинского кризиса, в отдельное направление российско-японской повестки.
Вместе с тем серьезной «головной болью» для Токио является поступательное сближение России и Китая в военной и военно-технической сферах, во многом подпитываемое усилиями Запада по изоляции России. В Токио намерены сделать все возможное, чтобы избежать возникновения «Восточной Антанты». Однако популярная на Западе точка зрения об использовании в этой связи приема «переманивания невесты» имеет поверхностный характер в отношении России. С.Абэ, в отличие от некоторых из своих предшественников на посту премьер-министра, относится к России, скорее, как к самостоятельному игроку на глобальном и региональном уровнях. В утвержденной в 2012 г. первой в Японии Стратегии национальной безопасности, в основу которой положены личные взгляды С.Абэ на развитие японской внешней и оборонной политики, утверждается, что сотрудничество с Россией является важным для поддержания мира и стабильности в АТР.
Прибытие в мае 2016 г. премьер-министра Японии С.Абэ в Сочи с неофициальным визитом, давшее старт регулярным встречам В.Путина и С.Абэ, со стороны могло выглядеть даже как вызов для правительств западных стран, с которыми Токио обычно выступает «единым фронтом» по ключевым вопросам международной повестки. Впрочем, в 2016 г. возможности Вашингтона и его европейских союзников для оказания давления на Токио по «российскому кейсу» были сильно ограничены из-за выборов и смены президентских администраций в США, а также других важных событий. Речь идет, например, о референдуме по Брекситу, которым, вероятно, и воспользовался С. Абэ.
Далее, в марте 2017 г. был возобновлен российско-японский диалог по вопросам безопасности в формате «два плюс два». Высокопоставленные представители российского МИД в своих комментариях подчеркивают, что для Японии формат «два плюс два» — это привилегированная, доверительная форма диалога. Вышеуказанный формат активно используется Токио для общения с Вашингтоном по вопросам безопасности еще со времен холодной войны. Позже он стал применяться для консультаций с ключевыми западными партнерами — Австралией, Великобританией, Францией, и, например, Индией. Вместе с тем если обычно основные вопросы повестки такого формата связаны с военно-политическим или военно-техническим сотрудничеством, то применительно к российско-японским отношениям данная площадка пока используется преимущественно с целью повышения доверия в военной сфере и обсуждения вопросов региональной безопасности. В частности обсуждаются вопросы японо-американской системы противоракетной обороны (ПРО), модернизации российского оборонного потенциала на Дальнем Востоке, а также северокорейское досье и международный терроризм. На полях встреч «два плюс два», еще одна из которых состоялась в июле 2018 г. в Москве, прошли отдельные консультации глав внешнеполитических ведомств по более широкому кругу вопросов: мирный договор, экономическое сотрудничество, гуманитарные обмены.
В сентябре 2017 г. в Токио Секретарь Совета Безопасности РФ Николай Патрушев и генеральный секретарь Совета национальной безопасности Японии Сётаро Яти подписали меморандум о взаимопонимании между аппаратом СБ РФ и секретариатом СНБ Японии. Документ определяет порядок регулярных консультаций с целью обмена мнениями по вопросам, касающимся национальной, региональной, международной безопасности и представляющим взаимный интерес. Представители японской стороны при этом демонстрировали особую заинтересованность в том, чтобы в меморандум вошли вопросы, связанные с «северокорейским досье». Н.Патрушев и С.Яти встречались уже дважды — в декабре 2017 г. в Москве и в октябре 2018 г. в Токио.
Значительный интерес вызывает и активизация контактов по линии представителей командования Вооруженных Сил России и Сил Самообороны Японии. В ноябре 2017 г. Японию посетил с официальным визитом главком Сухопутных войск генерал-полковник Олег Салюков. Однако наибольший резонанс вызвало прибытие в декабре 2017 г. в Токио начальника генерального штаба Вооруженных сил России — первого заместителя министра обороны Российской Федерации генерала армии Валерия Герасимова. Именно ему приписывают разработку военной доктрины, предусматривающей в том числе ведение информационной войны, элементы которой, как полагают на Западе, могли «пройти обкатку» во время некоторых зарубежных выборных кампаний. Этот высокопоставленный российский офицер фактически является персоной нон грата для США и находится в санкционном списке ЕС.
В Токио российскому генералу был оказан подчеркнуто вежливый прием. Например, В.Герасимов участвовал в церемонии возложения венка к памятнику военнослужащим японских Сил самообороны, погибшим в мирное время. Обычно в подобных церемониях участвуют первые лица иностранных государств. При этом официальные результаты этой встречи, где основное внимание было уделено вопросам военно-морского взаимодействия, выглядят довольно скромно. Был подтвержден интерес к регулярному проведению поисково-спасательных и антипиратских учений «SAREX» (Search and Rescue Exercise) (впервые проводились в 2014 г., позже — незадолго до визита В.Герасимова и в 2018 г.). Российские военные выразили готовность приступить к разработке межправительственного соглашения о сотрудничестве в области розыска аварийных подводных лодок. Вместе с тем планы в сфере спасения на море могут подразумевать и осуществление военно-технического сотрудничества (ВТС). До 2014 г. в Японии формально сохранялось ограничение на экспорт продукции военного назначения и на участие в международной кооперации по ее производству. Впрочем, из данного запрета был сделан ряд исключений, и, начиная с 2011–2012 гг., его отмена казалась вопросом ближайшего времени.
После одобрения в 2014 г. правительством Японии новой системы экспортного контроля Токио начинает предлагать свою военную продукцию дружественным государствам, при этом сильно опасаясь утечек чувствительных технологий в Пекин и в целом исключительно взвешенно подходя к выбору партнёров. Власти Японии ориентировались при этом преимущественно на страны англосаксонской бюрократической культуры. Пока сложно сказать, является ли упоминание возможности ВТС между Россией и Японией в российских СМИ результатом завышенных ожиданий со стороны прессы, или подобные планы в той или иной мере обсуждались. В целом разработка оборудования и снаряжения для спасательных или миротворческих операций является той сферой, где подобное сотрудничество может выглядеть интересным и для Токио. Скромный, даже чисто символический совместный проект России и Японии в сфере военно-технической кооперации окажется серьезным шагом на пути от диалога к полноценному сотрудничеству в сфере безопасности.
В завершение темы ВТС можно упомянуть, что и конкуренция между продукцией военного назначения российского и японского производства уже имела место в ходе объявленного еще в 2011 г. Индией тендера на поставку патрульно-спасательного гидросамолета. Японцы выиграли конкурс, однако до сих пор неизвестна судьба окончательного контракта.
Вместе с тем по-прежнему играют свою роль долговременные факторы, ограничивающие сближение Москвы и Токио. Наиболее серьезным из них, с точки зрения России, является японо-американское сотрудничество в сфере ПРО. Неудивительно, что среди исходящих от российской стороны предложений в рамках диалога с Токио по вопросам безопасности, японо-американская ПРО стала здесь одной из ключевых тем. Новым предметом обсуждения стало решение Токио о размещении в 2025 г. на территории страны системы ПРО Aegis Ashore; это рассматривается Россией в качестве дополнения к глобальной американской ПРО и в контексте выхода США из договора 1972 г. Однако японские партнеры настаивают на том, что это необходимо для защиты территории страны от северокорейских баллистических ракет. «Никто не верит, что Северная Корея когда-нибудь пойдет на реальное разоружение, поэтому размещение этих систем — одна из наших ключевых задач на ближайшие годы», и далее: «Москва не понимает озабоченности Токио угрозой КНДР и считает, что два небольших противоракетных комплекса действительно могут быть использованы против ядерных арсеналов России и Китая», — таковы неофициальные комментарии высокопоставленных японских бюрократов. Японская сторона пытается убедить российских партнеров в том, что речь идет не о японо-американской, а, скорее, о японской ПРО; что размещенные в Японии компоненты системы ПРО (в том числе на кораблях) находятся в подчинении Сил самообороны и не контролируются Пентагоном, в отличие от объектов ЕвроПРО или размещенных на территории Республики Корея четырех пусковых установок американского комплекса ПРО THAAD.
Интеграция противоракетных возможностей США и Японии достигла уровня, при котором Токио может фактически утратить контроль над степенью своей вовлеченности в возможный региональный кризис, вызванный, например, неаккуратными действиями администрации Д.Трампа. Так, в ходе Северокорейского ядерного кризиса 2017–2018 гг. стала очевидной готовность США и Японии к более тесному ситуативному взаимодействию в сфере ПРО. На возможность подобного сценария указывают и новые подходы Токио к коллективной самообороне. Учитывая отягощенные историческим бэкграундом отношения Японии с соседями по региону, шансы на разрешение подобного кризиса без участия Токио могли бы быть значительно выше.
С 2008 г. Япония участвует и в совместной с США разработке новой модификации противоракеты SM-3 — SM-3BlockIIA, которая будет использоваться и в наземных системах ЕвроПРО. А значит, сотрудничество с Токио в той или иной степени все же способствует росту противоракетных возможностей и самих США. Хотя в настоящее время испытания SM-3BlockIIA проходят с переменным успехом, нельзя исключать и резкого качественного скачка американской ПРО за счет использования японских технологий в будущем. Кроме того, совместные инициативы США и Японии в сфере ПРО уже поспособствовали и региональной гонке вооружений. Во многом с оглядкой на Токио Сеул приступил к созданию собственной ПРО, в дальнейшем допустив на свою территорию и батареи ПРО, обслуживаемые американскими военнослужащими.
Переходя к действиям России в сфере оборонной политики, которые рассматриваются в Токио как возможные препятствия для установления доверительных отношений в сфере безопасности, можно упомянуть модернизацию российского оборонного потенциала на Дальнем Востоке. В частности речь идет об оспариваемых Японией у России островах Курильской гряды, а также полетах российских военных самолетов вблизи Хоккайдо и северо-восточного побережья Хонсю. На Курильских островах российские военные регулярно проводят отдельные учения, которые всегда вызывают протесты Токио. Например, в 2018 г. маневры проводились дважды, в том числе с высадкой вертолетного десанта.
В качестве встречных шагов со стороны России можно упомянуть то обстоятельство, что во время состоявшихся в сентябре 2018 г. учений российской армии «Восток 2018», в которых также приняли участие китайские и монгольские военнослужащие, территория Курильских островов по просьбе японской стороны задействована не была. При этом Токио отклонил российское предложение о присутствии на этих учениях японских наблюдателей.
***
Появление в японской политике в отношении России новых тенденций, обусловленных целым рядом объективных причин, во многом связано и с личностным фактором Синдзо Абэ. Считается, что на него оказал значительное влияние его отец, Синтаро Абэ, видный японский политик, занимавший пост министра иностранных дел во времена СССР и остававшийся буквально до своей кончины последовательным сторонником улучшения отношений между двумя странами. Однако на фамильном древе Синдзо Абэ присутствует и еще одна яркая фигура — Нобусукэ Киси, его дед по материнской линии и премьер-министр Японии, усилиями которого было обеспечено подписание в 1960 г. и вступление в силу актуальной редакции японо-американского договора безопасности. При самом благоприятном для российско-японских отношений сценарии внешняя политика Японии до ухода Синдзо Абэ в отставку будет балансировать между направлениями, которые символизируют эти ставшие знаковыми для послевоенной японской истории личности.
РСМД. 15.01.2019
