Продлится ли "мирная пауза" на Корейском полуострове до 2024 года?
Георгий Толорая, д.э.н., профессор кафедры востоковедения МГИМО МИД России, руководитель Центра российской стратегии в Азии Института экономики РАН, эксперт РСМД
2018 год войдет в историю Корейского полуострова в первую очередь как год начала беспрецедентных подвижек в урегулировании межкорейского конфликта на базе возобновления сотрудничества между двумя Кореями и эффектного старта международного политического процесса на фоне значительных перемен как во внутренней ситуации двух государств, так и их внешней политики в целом.
В КНДР в текущем году Ким Чен Ын заметно консолидировал свои позиции. Еще в конце 2017 г. он продекларировал решение вопросов достижения ядерного паритета («создания государственных ядерных сил») и формирования собственной структуры власти во главе с Госсоветом (с решающей ролью партийных инстанций). Благодаря этому северокорейский лидер смог совершить невиданный поворот в дипломатии, перейдя от воинственной риторики и ядерного шантажа к «мирному наступлению». Для этого он воспользовался «фактором Трампа» с его нестандартными подходами и декларированным стремлением «решить корейскую проблему», а также переходом нового руководства РК к политике сотрудничества с КНДР.
Авторитет Ким Чен Ына вырос как среди населения, так среди и без того покорной и запуганной элиты. По сути, даже с учетом наличия разных мнений в правящей верхушке, которая постепенно обновляется, оппозиция лидеру просто не может появиться в силу осознания элитой опасности «раскачать лодку», а также благодаря тотальной слежке.
Значение военных, игравших при отце нынешнего лидера роль «станового хребта» госуправления, заметно снизилось и сводится к решению задач в области обороны. Кроме того, выделение в качестве основы военной стратегии ракетно-ядерных сил стратегического назначения и элитных подразделений, резко понизило возможности и статус обычных по-прежнему многочисленных вооружённых сил (они все в большей мере используются в качестве бесплатной рабочей силы, что вызывает определенное недовольство).
Страна перешла в новую социально-экономическою реальность. Несмотря на санкции, прослеживается позитивная динамика в экономической области, что происходит благодаря развитию необъявленных реформенных процессов: расширилась «маркетизация снизу», произошло развитие частного предпринимательства (в том числе на основе семейного подряда в сельском хозяйстве, в торговле, сфере слуг, логистики и даже производстве) и госкапиталистических структур. По оценке экспертов, при сохранении государственного контроля за стратегическими отраслями и «командными высотами», в негосударственном секторе создается не менее 2/3 ВНП страны. Изменилась социальная структура общества, усилилась дифференциация. По сути, корейский «социализм нашего образца» все дальше отходит от классической модели и использует опыт китайского и вьетнамского реформирования.
В 2018 г. Ким, опираясь на завоеванный политический авторитет, совершил резкий стратегический поворот, в целом, как представляется, отвечающий его личным убеждениям о приоритетах развития общества и усиления международных позиций. На апрельском пленуме ЦК ТПК 2018 г. было официально объявлено о завершении стратегии «пенчжин» (параллельное создание ядерных сил и экономическое строительство). Теперь акцент перенесен на экономическое развитие. Есть предположение, что в глубине души молодой лидер хотел бы преобразовать КНДР, уйдя от репрессивного «рабовладельческого» государства и с учетом опыта новоиндустриальных стран Азии добиться модернизации страны и ее «конвенционализации», а также обеспечения внешней безопасности за счет выстраивания новой международной конфигурации вокруг Корейского полуострова. Особое значение для этого он видит в нормализации отношений с США, возможно, вдохновляемый примером Вьетнама.
Можно предположить, что при условии сохранения относительно мирной атмосферы эти тенденции в дальнейшем сохранятся, особенно в 2019 г. К 2024 г. при благоприятном сценарии политический режим смягчится — он перейдет от тоталитаризма к авторитаризму (к диктатуре развития) при сохранении власти правящего клана (с Ким Чен Ыном или без него). Может сформироваться полностью рыночная среда по китайско-вьетнамскому образцу, но степень ее открытости внешнему миру будет зависеть от политических факторов — решения проблем безопасности и снятия санкций. Основную роль в экономике будут играть крупные государственно-капиталистические структуры, контролируемые членами нынешней элиты и их потомками. Решительного передела собственности не произойдет. Однако и мелкотоварный сектор не останется в убытке, что приведет к существенному повышению уровня жизни и известной степени децентрализации контроля.
Появлению новых событий на Корейском полуострове немало способствовала «мирная революция» в Южной Корее: импичмент Пак Кын Хе привел к власти либерально настроенную администрацию Мун Чжэ Ина, взявшуюся за демонтаж системы прежних консервативных режимов и перетряску сложившейся политической системы. Не обошлось без мести «бывшим» по политическим и личным мотивам — в тюрьме оказались не только оба бывших президента, но и значительная часть прежнего политического руководства. Многие обвиняют команду Мун Чжэ Ина в недостаточной компетентности (особенно в экономических вопросах) и диктаторских замашках. Это обострило политическое противостояние либеральных и консервативных сил и вызвало раскол в обществе.
Определенную тревогу, однако, вызывает экономика. Некоторые популистские решения (повышение минимального уровня зарплат, ограничение рабочей недели и т.п.) на деле привели к росту безработицы и социального протеста. Жесткие протекционистские меры США нанесли удар не только по позициям южнокорейских экспортеров, но и финансовой сфере. Падают экономические показатели, растут долги, неясным остается вопрос о будущей траектории развития и источниках роста. Растут кризисные ожидания. На фоне неблагоприятной мировой конъюнктуры РК к тому же вступает в новый этап приспособления к вызовам 4-й промышленной революции, однако степень готовности нынешних правящих кругов (в основном выходцев из академической среды и оппозиционных политиков) пока оставляет желать лучшего. Страна приблизилась к порогу кризиса, носящего структурный характер.
Возможно поэтому Голубой дом сделал приоритетом внешнеполитическую область, а также сыграл решающую роль в развороте к межкорейскому сближению. Быстрый отклик на северокорейские мирные инициативы в начале года вызвал взрывное развитие межкорейских контактов (для чего в том числе была использована зимняя Олимпиада в РК) и привел к целой серии межкорейских саммитов. Мун Чжэ Ин закрепил за собой роль посредника в сближении позиций КНДР и США, что открыло дорогу к «саммитовой» дипломатии Ким Чен Ына с лидерами США, Китая и России (такой интенсивности встреч на высшем уровне трудно найти аналоги не только в истории данного региона, но и в других «горячих точках»).
На первом в истории саммите лидеров США и КНДР, состоявшемся в Сингапуре 12 июня 2018 г., согласована модель урегулирования отношений двух стран: денуклеаризация КНДР в обмен на получение ею гарантий безопасности США. Следует признать, что именно благодаря согласию Д.Трампа (при активной поддержке значимых акторов — прежде всего Южной Кореи, Китая и России) на поэтапное решение этих проблем на основе фазированного сближения позиций создалась благоприятная атмосфера разрядки и снижения военной угрозы. Затяжной диалог с медленным продвижением пусть к недостижимой цели путем взаимных уступок, возможно, является оптимальным сценарием на предстоящие годы. При всей иллюзорности достижимости конечного результата движение с обеих сторон в этом направлении заслуживает самой высокой оценки и, по сути, соответствует долгосрочным интересам большинства (но не всех) вовлечённых в многолетнюю утомительную конфронтацию акторов.
Для этого, однако, надо преодолеть растущее сопротивление военно-политического истеблишмента США, который не желает «частичного» решения вопроса, то есть сохранения КНДР остаточного ядерного потенциала при отказе от его развития и гарантиях нераспространения («пакистанский статус»). Следствием могло бы явиться не только разрушение международного режима нераспространения, закрепляющего за США ведущую роль в мировой безопасности (при меньшей роли других ядерных держав), но и снижение американского влияния в критически важном регионе Северо-Восточной Азии — арене обостряющейся борьбы за влияние с Китаем. Крепнет подозрение, что для стратегических целей США просто невыгодно снижение конфронтации на Корейком полуострове и переход к состоянию стабильности от нынешнего «управляемого хаоса».
Беспроигрышным средством для достижения подобных целей Вашингтон избрал санкции и, по сути, интенсифицировал экономическую войну против КНДР. Не исключена и надежда на ослабление режима и его капитуляцию. Более реален, однако, срыв дипломатического процесса, что позволило бы США вернуться к излюбленной силовой политике в регионе.
Главной интригой 2019 г., очевидно, как раз и будет борьба вокруг этого вопроса. Если у лидеров КНДР хватит терпения не реагировать на враждебные выходки США, которые явно будут предъявлять невыполнимые требования, терпеть провоцирование, продолжать безрезультатный диалог, «мирная пауза» может и продлиться. Однако с завоеванием демократическими противниками президента большинства в нижней палате Конгресса надежды на очередной американо-северокорейский саммит и продолжение вялотекущих переговоров в 2019 г. снизились: ухудшение внутриполитической конъюнктуры просто не оставит для Трампа, на личном вкладе которого во многом и держится этот процесс, времени и сил заниматься корейским вопросом.
Однако дальнейшие сценарии могут кардинально различаться. Оставаясь на позициях реализма, надо признать, что обе декларируемые антагонистами цели малодостижимы: политическая система США просто не дает возможности дать перманентные гарантии на какой-либо счет кому бы то ни было. Вряд ли можно представить без таких гарантий отказ КНДР от средств сдерживания, поэтому Ким ничем не рискует, объявляя о намерении отказаться от ядерного оружия — требуемых для этого условий никогда не будет создано. Тем более, когда фактор сдерживания, в том числе ядерный, испытывает своего рода ренессанс даже в отношениях между крупнейшими державами, вроде бы ранее успокоившимися на ракетно-ядерном паритете. Проблематичность решения вопроса о снятии санкций, решение которого северокорейцы видят как принципиальное условие продолжения переговоров и «роста доверия», может сорвать их и обусловить возврат с конфронтации, возможно, из-за возобновления совместных военных учений США и РК в 2019 г.
Поэтому шансы на оптимистичный сценарий невелики. Как он может выглядеть? В случае сохранения линии на переговорное решение, в том числе и в контексте возможно благоприятного для этого исхода очередных президентских выборов в США в 2020 г. и РК в 2022 г., нельзя полностью исключить постепенное продвижение сторон по пути, намеченному российско-китайской «дорожной картой», которая предполагает поэтапное урегулирование противоречий, сокращение военного потенциала КНДР до уровня минимальной оборонной достаточности и политическое урегулирование на основе нормализации отношений между всеми акторами в Северо-Восточной Азии в срок примерно до 2023–2024 гг. (до очередного выборного цикла в США).
При сохранении глобальной стабильности и эволюционного развития процессов переустройства мирового порядка, к 2024 г. можно ожидать мирного сосуществования (в непредсказуемой пока степени) двух корейских государств при сохранении КНДР ограниченного потенциала ОМУ. Вместе с тем это не даст оснований для снятия санкций и возможности для КНДР включиться в международное разделение труда. Тем не менее такое решение позволило бы наладить межкорейское сотрудничество, что создало бы новый стимул для экономического развития Южной Кореи, освоения ею северокорейского рынка и дальнейшему повороту в экономических приоритетах в сторону евроазиатского континента.
Россия, безусловно, в наибольшей степени выиграла бы от «мирного» сценария: это позволило бы снизить американское присутствие вблизи наших (и китайских) границ, претендовать на участие в крупных многосторонних логистических проектах (транспортный коридор, энергетическая инфраструктура). Вместе с тем при таком раскладе придется столкнуться с ожесточенной конкуренцией со стороны других игроков. Поэтому важно заблаговременно закреплять свои позиции путем развития более тесных контактов с руководством двух Корей, а также с политическими и деловыми кругами этих стран, в том числе с использованием элементов публичной дипломатии. Для этого важно бороться за облегчение санкционного давления, как в отношении КНДР, так и собственно России. Немаловажен для этого фактор заинтересованности нынешнего руководства РК, несмотря на американское давление, к развитию отношений с Россией в том числе в контексте реализации новой «евразийской концепции». Пока что этот фактор используется недостаточно.
Что касается решения ядерной проблемы Корейского полуострова и корейского урегулирования, место России в нем остается не первостепенным, хотя и важным. Россия благодаря тесному взаимодействию с Китаем (но не следуя полностью его подходам) может при мирном развитии диалоговых процессов выступать в роли «нейтрального брокера», «гасить» эксцессы, способствовать соблюдению всеми сторонами «правил игры». Кроме того, Россия может обеспечить политические гарантии возможных договоренностей, в том числе на многосторонней основе.
В случае обострения ситуации интересы России окажутся под угрозой, что потребует соответствующих мер реагирования с учетом общей военно-политической ситуации на Дальнем Востоке и, возможно, не только политических.
РСМД. 30.12.2018
