Неуравновешенный треугольник
При всем многообразии мировых проблем вектор развития геополитики сегодня определяет баланс отношений между тремя державами — США, Китаем и Россией. В этом наборе российский фактор пока что не самый сильный, но может стать самым важным — сродни «золотой акции».
Недавно доктор исторических наук, доктор политических наук и два чрезвычайных и полномочных посла (одновременно) беседовали о наболевшем — об «особенностях момента» в текущей мировой политике и о ее ключевых игроках. «Огонек» оказался свидетелем этого разговора, который редакции показался крайне занятным. Публикуем его с согласия участников беседы — Владимира Лукина и Александра Панова.
В.П. Лукин: Мы сами себя зачастую превращаем в жертву собственных стереотипов. Они укореняются в сознании элиты и мешают реализации практической дипломатии. К числу таких стереотипов относится, например, постоянный и нервозный внутренний диалог на тему о том, являемся ли мы самой восточной страной Европы или самой западной страной Азии (то есть «азиопами» или «евразийцами»). Еще популярен стереотип о том, что внешняя политика страны для того, чтобы быть эффективной, должна обязательно быть «активной». Но если мы присмотримся к китайскому опыту последних десятилетий, повсеместно признанному исключительно успешным, мы увидим, что Китай проводил эффективную, но никоим образом не постоянно активную (в классическом смысле) внешнюю политику — вот чему бы поучиться!
Все усилия были сосредоточены Пекином на том, чтобы создать максимально благоприятные внешние условия для реализации курса на модернизацию страны. Китайцы ни в какие острые и сложные дела, по существу, не влезали, подчинив себя решению главной стратегической задачи — сугубо внутриполитической. И спустя три-четыре десятилетия, в результате огромного прогресса в решении этой задачи, у Пекина появились объективные возможности существенно повысить внешнеполитическую активность — то, что мы видим сейчас. Китай показал всем, что активная и эффективная внешняя политика — это далеко не всегда синонимы.
А.Н. Панов: Все верно, только не китайцы такой алгоритм изобрели. Если припомнить нашу историю, то нетрудно обнаружить авторство: канцлер Горчаков после поражения России в Крымской войне поставил задачу реванша, но не военного, а в первую очередь внутриэкономического. И стратегия «сосредоточиться» сработала. Так поступили и китайцы — сделали акцент на внутренние дела. Причем, пока они ими занимались, американцы попали в ловушку. Если вернуться во времена президента Клинтона, то тогда основу американской политики на китайском направлении составляло давление на Пекин по вопросам соблюдения прав человека. Расчет делался на то, что экономическое развитие Китая неизбежно должно привести к росту оппозиционных к коммунистическому режиму настроений, что в обеспечит смену или эволюцию политического строя. Время показало: это была утопическая стратегия.
В.П. Лукин: Ну, эта схема была известна еще со времени давления на СССР. Как и ее неэффективность: курс сдерживания и изоляции не сработал.
А.Н. Панов: Тем не менее американцы ставили именно на такую схему. И нам приходилось от этого отстраиваться. Тогда — после краха СССР — Россия провозгласила себя демократическим государством, уважающим права человека. Китай же оставался «последним оплотом коммунизма», страной с авторитарным руководством коммунистической партии. Американцы ставили вопросы о нарушении прав человека китайским руководством на всех уровнях, включая ООН. Вносили соответствующие резолюции. Китайские представители обращались к нам с просьбой не поддерживать такие резолюции, и Москва пошла навстречу — воздерживалась при голосовании документов, критикующих Китай, что было позитивно воспринято в Пекине: это послужило свидетельством того, что Россия заинтересована развивать дружеские, доверительные отношения.
Потом Соединенные Штаты разработали новый подход — вовлечение Китая в международные экономические организации и структуры, включая ВТО, чтобы через них воздействовать на экономическое развитие и, опосредованно, на политическое. Но ожидаемой китайской эволюции в сторону либеральных ценностей, либеральных норм правления не произошло. Последовал очередной виток: к «политике вовлечения» добавили «элементы сдерживания», назвав этот симбиоз «единая стратегия вовлечения и сдерживания Китая». В различных вариациях — упор когда на вовлечение, когда на сдерживание — эта стратегия проводится США вплоть до настоящего времени.
В.П. Лукин: Более того, она совершенствуется. Как известно, после событий на площади Тяньаньмэнь в 1989 году США и другие западные страны ввели против Китая санкции, которые не сняты до сих пор. Главным образом сохранены санкции на продажу Пекину вооружений. И вот сейчас Вашингтон сделал «шаг вперед»: было заявлено о том, что США намерены наказывать Пекин новыми санкциями за закупки вооружений из России. На мой взгляд, это очень странная и неосмотрительная акция даже с точки зрения американских интересов. Ведь вряд ли можно заподозрить, что кто-то в Вашингтоне заинтересован стимулировать дальнейшее практическое наполнение российско-китайского стратегического сотрудничества. Между тем такого рода малоизящные действия могут только стимулировать практические шаги Пекина и Москвы в данном направлении. Впрочем, изящество вряд ли может быть признано отличительным знаком современной американской дипломатии. Как известно, ни слон, ни осел не являются особо изящными животными.
А.Н. Панов: Сейчас возник новый фактор: Белый дом возглавляет Трамп. Он понимает, что Россия не является угрозой Соединенным Штатам в политико-экономическом смысле: она не способна, да и не ставит цели удалить США из Европы или бросить вызов американскому присутствию в АТР. Китай — иное дело. Эта страна в состоянии, бросив вызов американскому доминированию в мировой экономико-финансовой сфере, начать переформатировать ее в своих интересах. Китайское руководство открыто говорит о том, что правила международной экономической игры пора менять. Отсюда и намерения поприжать Китай: Трамп начал вводить пошлины на китайские товары, ограничивает доступ китайцев к технологиям. Китайцы отвечают ограничениями на экспорт на китайский рынок американских товаров.
В.П. Лукин: Я согласен с теми, кто говорит, что конкуренция Америки и Китая — это дело серьезное и долговременное. Китай себя воспринимает как страну, которая после полутора — двух веков необычного, «неправильного», ненормально плохого состояния своей государственности возвращается к состоянию нормальному, то есть к Срединной империи. Что китайцы видят перед собой? Они видят перед собой на Тихом океане прежде всего Соединенные Штаты с военными, экономическими, союзническими и другими возможностями. И, конечно, не считают такую ситуацию стратегически приемлемой в долгосрочном плане. Возникает здесь и фактор России.
Для китайцев есть два возможных стратегических варианта в настоящее время. Первый — использовать свое превращение из слабой в сильную сторону американско-китайско-российского треугольника и взять игру на себя. Однако китайское руководство ясно понимает, что такая явная демонстрация лидерства будет иметь своим эффектом создание на двух других углах треугольника — в США и России — соблазнов к сближению. Поэтому подобный вариант, как мне кажется, для Пекина абсолютно неприемлем. Другой вариант — это искусное и тонкое использование России на американском направлении в различных комбинациях в качестве конструктивного партнера. В исторически обозримый период — младшего партнера (разумеется, не по риторике, а по существу). В логику треугольника заложен принцип: наиболее слабая сторона его будет находиться в наиболее выгодном положении, если будет иметь лучшие отношения с двумя другими сторонами, чем они друг с другом. Китай все это сам прошел на практике, и прошел ускоренно, поэтому постарается чужих преимуществ не допустить, используя близкого партнера сугубо функционально — в качестве «авангарда противостояния» США.
С американского угла взгляд на треугольник иной. В США полагают, что Россия — это страна, у которой очень хорошие отношения с Китаем, но есть надежда, что оба эти государства — амбициозные державы и поэтому между ними не может не возникать трудностей и трещин. Эти трудности и трещины в Вашингтоне будут стараться по возможности увеличивать, с тем чтобы использовать их в своих интересах.
Ответ Москвы на это просматривается в очень важном, стратегическом и одновременно дипломатически тонком вопросе: каким образом, не потеряв ничего ценного в отношениях с Китаем, сделать так, чтобы наши отношения и с Америкой, и с Китаем были бы чуть-чуть лучше, чем у Китая и США между собой? И здесь мы возвращаемся к необходимости поисков баланса между активной и эффективной политикой, который Россией пока еще не найден.
«Идти вместе» и «идти впереди» — это не всегда одно и то же. Но почему-то, несмотря на то что, по мнению многих экспертов, отношения между Китаем и Америкой по глубине своей значительно объемней и масштабней, а противоречия между ними, по большому счету, серьезнее, чем у нас, самая конфликтная сторона треугольника пока что росийско-американская. И понятно, над чем надо думать: как нормализовать отношения с третьей стороной, никоим образом не ослабляя отношений между Москвой и Пекином? Здесь тонкая грань, американцы могут попытаться нас использовать, а мы должны попытаться использовать их для того, чтобы стать сначала умнее, а потом, в перспективе, сильнее.
А.Н. Панов: Хотел бы отметить существенный нюанс: между Китаем и США нет четкого понимания стратегических взаимоотношений на перспективу. Есть попытки ученых, и не только ученых, как-то договориться. А как жить-то будут Америка и Китай? Американцы в свое время предложили создать кондоминиум — Чимерику. Китайцы даже не стали это рассматривать, в том числе на уровне политического сообщества. Не только потому, что Китай, согласно традиции, в союзы не вступает. Но и потому, что по китайским расчетам потребуется еще 15–20 лет, прежде чем Китай сможет на равных конкурировать с США. А до этого роль младшего брата в Чимерике Китай играть не намерен.
Китайцы предложили свой вариант раздела АТР с США. Тихий океан, сказали они американцам, большой. Места и вам, и нам хватит. Давайте его разделим. Нам много не надо. Достаточно Восточно-Китайского и Южно-Китайского морей. А на все остальное не претендуем. На этот раз американцы не согласились: «Нам не подходит. Наш флот плавает, где захочет. Наш незыблемый принцип — свобода мореплавания».
Неразрешимой выглядит и проблема Тайваня. Американцы поддерживают Тайбэй, поставляют оружие. Но для Пекина вопрос объединения родины более чем принципиальный, и США не исключают, что Китай может применить для объединения военную силу. Китайцы уже сейчас имеют такие военные возможности, что американские авианосцы не смогут в случае кризиса войти в Тайваньский пролив. И как строить виды на будущее при такой перспективе?
Специалисты отмечают, что Китай ныне имеет мощную, хорошо оснащенную армию, модернизация которой продолжается. И рядовые, и генералы подготовлены и воспитаны не для ведения оборонительных действий, а в наступательном духе.
Звучат в Китае и новые нотки: пора американцам, как говорится, преподать урок, как только представится возможность. Потому как «Америка — это огурец. Зеленую кожуру снимешь, а внутри он белый и квелый». Это чем-то похоже на бумажного тигра. А про Трампа говорят: «Пугает, но не способен бросить вызов».
В.П. Лукин: Это кто говорит?
А.Н. Панов: Это можно встретить в работах неправительственных китайских ученых-политологов. В китайском руководстве, насколько я понимаю, такие взгляды не разделяют или не высказывают. Исходят из того, что на прямое столкновение с Америкой идти пока что, во всяком случае, не следует. Но и сами американцы не исключают, что в случае обострения внутриполитической обстановки в Китае (скажем, если произойдет серьезный сбой в экономическом подъеме и обострится борьба в руководстве страны) для преодоления кризиса могут быть использованы националистические лозунги, прежде всего антиамериканской направленности. А там и до столкновения с применением вооруженной силы недалеко.
Такие взаимные ожидания неприятностей, надо сказать, мотивированы. Во-первых, США не отказались от противодействия коммунистическим идеям, а Китай рассматривается в качестве «последнего оплота» коммунистической тоталитарной модели общественно-политического устройства. Во-вторых, если до недавнего времени считалось, что Китай не стремится экспортировать модель своего политико-экономического устройства, то теперь ситуация меняется: на ХIХ съезде КПК в октябре 2017 года была принята концепция «создания сообщества единой судьбы человечества», которая сочетается с концепцией о «великом возвращении китайского народа» или «о китайской мечте». В китайской партийной печати это трактовалось как адресованная народам мира новая альтернатива развития и прогресса. Иными словами, Китай представил свой общественно-политический проект как модель для других стран.
Американцы этот новый поворот заметили и оценили как новую угрозу. Эштон Картер (министр обороны в администрации Обамы) публично заявил о том, что «китайская модель развития — это не то, что нужно другим странам». А бывший госсекретарь Клинтон говорила о том, что «не желает, чтобы ее внуки жили в мире по-китайски».
В то же время, как считают китайские политологи, Китай и Россию многое объединяет, в том числе борьба с «тремя дьяволами» — терроризмом, сепаратизмом, религиозным экстремизмом. Хотя во внутрикитайском дискурсе маячит вопрос: не пойдет ли Москва под воздействием американских санкций на серьезные уступки Вашингтону и не останется ли в этом случае Китай один на один с США? Занятно, что Пекин внимательно отслеживает ситуацию в российской экономике и деликатно советует принимать более действенные меры по ее реформированию, диверсификации, углублению рыночного фактора.
В.П. Лукин: Но это же справедливо! Главный и самый актуальный фактор российской дальневосточной политики — это развитие нашей экономики вообще, а в частности — развитие нашей экономики таким образом, чтобы это сопровождалось опережающим развитием восточных регионов. Когда некоторые наши особо озабоченные коллеги говорят о «китайском нашествии» в Приморье, о том, что китайцев там все больше, они ставят вопрос вверх ногами. Потому что это не китайцев много — это коренных жителей мало и становится все меньше. Именно этот вопрос надо решать, причем на основе «многополярного подхода». В котором было бы строго определенное место и для китайского, и для японского, и для корейского, и, даже для европейского участия в самых различных, но тщательно продуманных формах и дозировках. И задача на перспективу понятна: чем лучше наши отношения с ближними и дальними соседями по всему периметру, тем сильнее позиции в рамках большого треугольника. Другого пути не дано…
Огонек. №47. 2018
