Большая игра в Центральной Азии – соперничество продолжается
Андрей Кадомцев
19 октября состоялся визит Президента России В.В.Путина в Узбекистан. По сообщениям СМИ, Москва и Ташкент обсуждали «перспективы дальнейшего стратегического партнерства», вопросы кооперации в военной и военно-технической сфере, экономическое сотрудничество двух стран. Москва инвестирует миллиарды долларов и планирует создание в Узбекистане новых филиалов ведущих российских ВУЗов. В эти же дни, 17-19 октября, в Ташкенте проходил VIII Центрально-Азиатский торговый форум, организатором которого выступило американское агентство по международному развитию (USAID). В ходе мероприятия представители США заявили о заинтересованности Вашингтона в предоставлении беспошлинного доступа на свой внутренний рынок для нескольких тысяч наименований товаров из центрально-азиатских государств. Такой подход является продолжением политики сотрудничества, согласованной в ходе визита главы Узбекистана Шавката Мирзиеева в США в мае нынешнего года. Тогда, по итогам переговоров на высшем уровне в Вашингтоне, были заключены контракты на 4,8 миллиарда долларов.
Центральная Азия (ЦА) является зоной геополитического соперничества ведущих держав мира на протяжении столетий. Даже во времена, когда основная часть этой территории входила в состав СССР, США, Китай и другие страны пытались оказывать влияние на советское «мягкое подбрюшье». После 1991 года, регион быстро ушел на периферию военно-стратегических интересов Москвы, Пекина и Вашингтона[i]. К настоящему времени у трех держав существует общая озабоченность угрозой исламского экстремизма и ростом наркотрафика в данном регионе. При этом, стороны по-разному трактуют основные причины, порождающие эти угрозы[ii]. В целом, региональная конкуренция внешних держав носит умеренный характер и проявляется преимущественно в сфере экономики. В настоящее время, в ЦА активно развиваются два интеграционных проекта – продвигаемый РФ Евразийский экономический союз (ЕАЭС), членами которого являются Казахстан и Киргизия, и китайский «Экономический пояс Шелкового пути» (ЭПШП), ориентированный на все страны ЦА. В середине 2010-х годов США также обнародовали свое концептуальное видение будущего региона – инициативу «Новый Шелковый путь», которая, однако, пока не получила существенного развития.
В настоящее время, страны региона проводят политику построения светских национальных государств. Поиски государственной идентичности в лоне ценностей ислама или пантюркизма остались в прошлом. Вместе с тем, для части населения по-прежнему актуален приоритет религиозного начала над национальным и гражданским. Многообразны и другие вызовы стабильности и безопасности региона. Как отмечают эксперты РСМД, политические институты слабы, экономика плохо диверсифицирована, сильно коррумпирована и построена в значительной мере на «теневых» схемах и контрабанде. Острый характер носят социально-экономические проблемы, споры вокруг распределения водных ресурсов, межрелигиозные и межэтнические противоречия. К этому следует добавить усугубляющуюся в последнее время неравномерность экономического развития между отдельными странами. Основные внешние угрозы – это близость к Афганистану и Ближнему Востоку при высокой проницаемости границ.
В целом, правящие круги государств региона пытаются решить комплексную задачу сохранения власти и собственности при недопущении серьезных социально-экономических потрясений. При этом финансовые и экономические интересы элит в значительной мере ориентированы на Запад. Однако вызовы внутренней и региональной стабильности, а также характер существующих режимов, в наибольшей степени отпугивают именно западных инвесторов. В результате, страны ЦА дрейфуют между глобализацией и регионализацией; между экономическими проектами, выгодными в первую очередь самим элитам, и необходимостью стимулировать рост уровня жизни широких слоев населения; «между усилиями по сохранению для себя ниш в «старой» мировой экономике и нахождению ниш в «новой»»[iii].
В последние годы, Россия продвигает свои интересы в регионе в рамках ОДКБ, ЕАЭС и Таможенного союза. До самого последнего времени, большинство проектов с участием российских инвесторов были сосредоточены в нефтегазовом секторе. Между тем, представители местных элит и деловых кругов хотели бы видеть российские инвестиции в энергетике, в создании трансграничных «транзитных транспортных маршрутов». Очень востребованы проекты, которые бы позволяли развивать межгосударственную экономическую кооперацию в рамках ЕАЭС; и продукция которых была бы ориентирована на рынки стран за пределами постсоветского пространства. Среди предлагаемых направлений работы выделяют военную промышленность, горнодобывающую, а также поставки сельхозпродукции[iv]. При этом, по мнению экспертов, существует проблема «чрезмерной» «координации и регулирования экономических отношений» в рамках российских региональных инициатив.
Тем не менее, Россия сохраняет значительный потенциал для поддержания своего экономического влияния в регионе. Большинство предприятий, а также индустриальное сельское хозяйство ЦА были созданы в советское время. Большая часть имеющейся на сегодняшний день инфраструктуры, железных и автомобильных дорог, также ориентирована на Россию. В регионе популярны российские СМИ, поддерживающие идеи стабильности и суверенитета[v]. До начала 2010-х годов «советское наследие» позволяло РФ оставаться крупнейшим экономическим партнером для всех стран ЦА. Однако в последние годы Москва уступает лидирующие экономические позиции Китаю. Главная причина – недостаток инвестиций.
Растущая экономика КНР требует все больше ресурсов. Между тем, Центральная Азия богата нефтью, газом, другими полезными ископаемыми и хлопком. Поэтому уже с начала 2000-х годов Пекин активно развивает экономические проекты в регионе. По итогам 2017 года товарооборот между Китаем и странами Центральной Азии достиг 30 млрд долларов. В то время, как между Россией и государствами региона – менее двух третей от этой цифры[vi]. Китай обогнал Россию по товарообороту со всеми странами региона, за исключением Казахстана. Китай реализует многомиллиардные проекты в области транспортной и трубопроводной инфраструктуры – теперь как часть стратегии Экономического пояса Шелкового пути (ЭПШП), а также увеличивает инвестиции в промышленные объекты и совместные предприятия. Заявлены планы строительства трех железнодорожных коридоров: между китайским портом Ляньюньган и казахским Алматы и два между югом Китая и Центральной Азией. Совокупные инвестиции КНР в ЦА к концу 2017 года превысили $100 млрд. Инвестиционные планы до 2030 года оцениваются в несколько сотен миллиардов долларов[vii].
При этом, по мнению большинства западных комментаторов, Россия и Китай проводят в последние годы согласованную и продуманную политику комплексного взаимодействия в Центральной Азии. Китай концентрирует свои усилия на экономических проектах в регионе. В то время как Россия, помимо экономической сферы, играет ведущую роль в вопросах обеспечения военной и антитеррористической безопасности и региональной стабильности. Именно Центральная Азия, согласно западным оценкам, служит для Москвы и Пекина ключевым регионом для отработки опыта стратегического взаимодействия, который в дальнейшем может быть применен в других частях Евразии. В основе сотрудничества лежат договоренности РФ и КНР о сопряжении ЕАЭС и ЭПШП, достигнутые на высшем уровне в 2015 году. Прогнозируется также повышение экономической роли Шанхайской организации сотрудничества, после перехода председательства к Киргизии в 2019 году[viii]. Обе страны понимают стратегическую взаимную выгоду от участия в этих процессах и не пытаются реализовывать инициативы ни в экономике, ни в области региональной безопасности, наносящие вред другой стороне.
В 2011 году Вашингтон представил стратегию «Новый Шелковый путь» (НШП), первоначально акцентировавшую внимание на экономическом возрождении Афганистана через его интеграцию в проекты регионального развития. Осенью 2015 года в ходе первого турне госсекретаря США, посетившего все пять государств ЦА, в развитие НШП была принята «Самаркандская декларация», в которой заявлен предельно широкий спектр возможных направлений сотрудничества США и стран региона. Постепенно, США начали трансформацию не избавленной от идеализма политики поддержки «развития демократии» в ЦА к более прагматичному курсу, нацеленному на снижение влияния РФ при одновременной модерации присутствия Китая.
Но пока степень интереса администрации Трампа к проблемам ЦА носит неопределенный характер. Предполагается, что США готовы поощрить шаги местных властей по «смягчению» внутренней политики, а также в области расширения международных контактов, посредством увеличения экономической помощи и развития связей между представителями деловых кругов. В частности, такого рода сигналы со стороны США отмечены в адрес Узбекистана и Казахстана[ix]. Заметным влиянием на общественные объединения в Киргизии, Казахстане и Узбекистане обладает USAID. Что касается общерегиональных экономических проектов под эгидой США[x], то большая часть из них пробуксовывает, поскольку в той или иной степени «завязана» на стабилизацию обстановки в Афганистане.
Другим важнейшим инструментом укрепления позиций США в регионе после 2001 года является продвижение повестки противодействия терроризму, военное присутствие, в первую очередь в Афганистане, а также развитие военно-технических связей с государствами ЦА. Предотвращение усиления радикальных движений в ЦА представляет взаимный интерес как для Вашингтона, так и для всех государств региона.
При этом, страны ЦА демонстрируют заинтересованность не только в финансовой помощи и экономическом сотрудничестве, но и недвусмысленно стремятся найти новых партнеров и гарантов безопасности, способных уравновесить США, Россию и Китай.
Это побуждает государства ЦА развивать контакты с целым рядом внешних игроков, обозначающих заметные интересы в регионе. Влияние Европейского Союза в ЦА в настоящее время не слишком велико. Многообещающие проекты предыдущих десятилетий, так и не были воплощены в жизнь. Эксперты ЕС констатируют, что Союз не обладает в ЦА необходимыми ресурсами для конкуренции с Россией и Китаем. Поэтому они призывают «сконцентрироваться на конкретных проектах», которые бы способствовали повышению уровня жизни широких слоев населения. В китайской инициативе ЭПШП ЕС видит значительный дестабилизирующий потенциал как в случае недостаточного привлечения для его реализации местных ресурсов, особенно людских, так и с точки зрения кардинального роста политической и долговой зависимости ЦА от Пекина. В результате, нынешняя региональная стратегия ЕС стремится к «встраиванию» «в текущую ситуацию с тем, чтобы затем попытаться повлиять на ее развитие изнутри»[xi].
С 2012 года целенаправленно активизирует политику в Центральной Азии руководство Японии. В ходе визита в регион премьер-министра Абэ в 2015 году, были подписаны соглашения на 27 млрд долларов. В первую очередь, в ТЭК и инфраструктурных проектах, а также и в вопросах борьбы с терроризмом и экстремизмом. При этом Япония подчеркивает стремление к всесторонней кооперации с другими державами, включая Россию, Китай и Турцию[xii]. Последняя традиционно продолжает претендовать на активную роль в ЦА, сохраняя амбиции занять положение лидера тюркского мира. Вместе с тем, доверие к Анкаре в последнее время снизилось. Президента Эрдогана критикуют за недостаточную поддержку тюркских народов в России и на западе Китая.
Таким образом, в настоящее время руководящие круги стран ЦА ориентированы на реализацию «сугубо прагматичной» политики. Среди основных приоритетов - структурные реформы в экономике, привлечение инвестиций, в первую очередь, в промышленность и высокотехнологичные отрасли, а также «развитие человеческого капитала»[xiii]. Сегодня в условиях возрождения интереса к региону со стороны нескольких мировых игроков, у стран ЦА появляется возможность проведения все более вариативной и многовекторной политики. Кроме того, весной нынешнего года Узбекистан и Казахстан сделали заявку на формирование сообщества пяти государств ЦА без участия внешних держав. Наконец, трансформация ЦА происходит на фоне прихода относительно нового поколения лидеров, все меньшее число которых смотрят на Москву как на главного исторического партнера. В этих условиях, России, для сохранения позиций в ЦА, необходима выработка новых подходов в региональной политике. На наш взгляд, ведущую роль в Центральной Азии уже в ближайшем будущем будет играть стратегия, которая сумеет предложить странам региона повестку экономической кооперации, не требующую делать однозначный геополитический выбор.
___________________________
[i]. http://ru.valdaiclub.com/files/13120/
[ii]. Как отметил недавно глава МИД РФ Сергей Лавров, у России появляется все больше свидетельств переброски американцами боевиков ИГИЛ (организация, деятельность которой запрещена в России) в Афганистан - http://www.mid.ru/foreign_policy/news/-/asset_publisher/cKNonkJE02Bw/content/id/3377331
[iii]. http://www.globalaffairs.ru/number/Vsegda-na-raspute-18487
[iv]. http://russiancouncil.ru/analytics-and-comments/analytics/tsentralnoaziatskie-vyzovy-dlya-rossii/
[v]. Визит Президента России В.В.Путина в Узбекистан продемонстрировал понимание Москвой необходимости расширять продвижение русского языка и культуры среди населения стран ЦА.
[vii]. https://www2.deloitte.com/insights/us/en/economy/asia-pacific/china-belt-and-road-initiative.html
[viii]. Учредителями ШОС наряду с Москвой и Пекином являются четыре из пяти (за исключением Туркменистана) государств ЦА.
[x]. Например, CASA-1000, предполагающий поставки электроэнергии из Киргизии и Таджикистана в Афганистан и Пакистан. Или проект газопровода ТАПИ (Туркмения — Афганистан — Пакистан — Индия).
[xiii]. https://carnegie.ru/commentary/76947
Международная жизнь. 25.10.2018
