Болевая точка Балкан
Алексей Фененко, доктор политических наук, доцент факультета мировой политики МГУ им. М.В. Ломоносова
Прошедший 30 сентября референдум о переименовании Македонии в «Республику Северная Македония» может вызвать долгосрочные последствия для всей Юго-Восточной Европы. Еще до объявления итоговых данных премьер-министр Зоран Заев объявил об успехе референдума. После подсчета 100% бюллетеней референдум признан несостоявшимся. Явка составила 36,9% от общего числа избирателей, тогда как для признания референдума необходима явка в 50%. Однако 91,4% проголосовавших граждан Македонии выступили за переименование страны, что открывает окно возможностей для неоднозначной оценки итогов референдума.
Предыстория референдума тесно связана с греко-македонскими отношениями. Последняя отказывалась признать Македонию под этим названием из-за наличия у нее провинции с соответствующим наименованием. Ситуацию не разрешил даже двусторонний договор 1995 года, по условиям которого стороны отказались от взаимных территориальных претензий. На этом основании Афины блокировали вступление Македонии в НАТО и ЕС, а в ООН она обозначалась как Бывшая Югославская Республика Македония. Только 17 июня 2018 года главы МИД Греции и Македонии подписали соглашение о новом названии страны – Республика Северная Македония. Македонский парламент поддержал договор, но президент Македонии Георге Иванов отказался подписывать соглашение. Референдум был призван найти выход из сложившегося тупика.
Но вместо выхода из кризиса референдум только усугубил его. Во-первых, Греция отнюдь не собирается снимать блокировку на вступление Македонии в НАТО. (Еще 12 июля министр обороны Греции Панос Каменнос заявил, что даже после референдума Македония не станет членом альянса до тех пор, пока использует в своем названии само слово «Македония».)
Во-вторых, название «Республика Северная Македония» ставит вопрос: а где находится «Южная Македония»? Если в составе Греции, то получается, что теоретически Северная и Южная Македонии могут однажды объединиться в единую Македонию.
В-третьих, результаты референдума могут поставить вопрос о статусе албанцев в Македонии. А это открывает путь к трансформации ее государственности.
Механизмом эскалации может стать юридическая сомнительность итогов референдума. Если он будет признан состоявшимся, то это станет нарушением Конституции и ударом по легитимности политической системы. Если он будет признан несостоявшимся, то греко-македонское соглашение (а значит, и весь курс кабинета Заева на вступление Македонии в НАТО и ЕС) окажется аннулированным. В любом случае оппозиция и национальные движения получают мощные аргументы в пользу трансформации политической системы страны. Результатом станет переформатирование Македонии, причем с высокой долей вероятности – по национально-территориальному принципу.
Сама Македония остается хрупким государственным образованием. В ней традиционно проживают четыре этнических общины: болгары, албанцы, сербы и греки. Традиционно у власти всегда находилась болгарская община. Однако наиболее острой проблемой для Македонии остается албанская. По Охридским соглашениям 2001 года албанцы получили право экстерриториальной автономии в местах своего компактного проживания в обмен на разоружение албанских формирований под контролем НАТО. Албанская автономия подразумевает право иметь выборные органы власти и использовать свой язык в качестве государственного, но не имеет территориальной привязки.
Теперь ситуация может измениться. Премьер-министр Албании Эди Рама официально потребовал от всех албанцев в Македонии проголосовать на референдуме за вступление страны в НАТО и ЕС, то есть за переименование Македонии. Это может стать прологом к расширению самостоятельности македонских албанцев – например, через появление у них территориальной, а не экстерриториальной автономии. Предлогом для этого могут выступать, например, требования расширить полномочия албанцев в обновленной Македонии. На северо-западе Македонии может появиться уже полноценная «Албанская автономная республика», особенно если НАТО и ЕС поддержат албанские притязания (что они и делали на протяжении последних 20 лет).
Ситуация усугубляется наличием пограничных споров у Македонии с полупризнанным албанским Косово. В 2002 году косовский парламент выдвинул территориальные претензии к Македонии. Депутаты заявили, что не признают договор о границе, заключенный между Македонией и Югославией в 1991 году. Эти претензии Косово могут объединиться с растущим албанским движением в Косово. Ведь переименование страны открывает вопрос о продолжении действия всех подписанных ей в прошлом международных соглашений.
Укрепление албанской автономии приведет скорее всего к активизации Болгарии. У правящей в Македонии «болгарской группы» всегда были сложные отношения с Софией. Последняя считает македонский язык диалектом болгарского и на этой основе видит македонцев как западную ветвь болгар, а не самостоятельный народ. Но постепенно София скорректировала курс, сделав ставку на поддержку болгарской элиты в Македонии. Еще в 1999 году была подписана Совместная декларация, фиксирующая принципы добрососедских отношений между Болгарией и Македонией; в 2008-м последовал совместный меморандум, расширяющий двусторонний формат отношений. Теоретически нельзя исключать сценария дезинтеграции Македонии на албанскую и болгарскую части.
Такой вариант, безусловно, укрепит не забытый в Софии проект создания «Великой Болгарии» («Целокупная Болгария»). Его сторонники апеллировали к легендарному Болгарскому царству Симеона Великого (893–927), имевшему выход к Черному, Адриатическому и Эгейскому морям («Болгария трех морей»). Такой вариант подразумевал присоединение к Болгарии, Македонии (от Югославии), Фракии (от Греции и Турции) и Северной Добруджи (от Румынии).
В годы Второй мировой войны Болгария почти реализовала этот проект, но по условиям Парижского мирного договора 1947 года вернула соседям все завоевания. Фрагментация Македонии открывает перед Болгарией путь к относительно мирному реваншу.
Наконец, Греция. Только 13 сентября 1995 года греко-македонские противоречия были урегулированы специальным соглашением. Афины перестали возражать против вступления Македонии в ОБСЕ и Совет Европы. Греция в целом признала границу Македонии на 1 сентября 1995 года. Но двойственная ситуация с Македонским референдумом позволяет Греции на легальной основе денонсировать соглашение 1995 года. Если сама Македония отказывается от соглашения с Грецией, последняя может принять меры по защите своих интересов. А если референдум будет признан состоявшимся, то Греция сможет выдвинуть новые требования, коль скоро в македонской Конституции появились проблемы и легитимность ее политической системы оказалась под вопросом.
Главное, однако, другое. Предельно низкая явка избирателей доказывает, что народ Македонии продемонстрировал равнодушие к судьбе своего государства и недоверие к его политическому курсу. В 2001 году страны НАТО, по сути, навязали Македонии режим протектората: трансформация политической системы под контролем иностранных вооруженных сил (с 2003 года в Македонии и вовсе действует постоянная полицейская миссия ЕС). В результате жители Македонии стали воспринимать страну как «не свое» государство, которое в принципе выступает только шахматной фигурой в балканских партиях великих держав.
При этом и США, и страны ЕС, похоже, рассматривают Македонию не как стабильное государство, а как временное образование, которым при определенных обстоятельствах можно будет и пожертвовать.
Для России македонские проблемы пока еще находятся на периферии. Современное соотношение сил на Балканах, сложившееся в 2001 году, фактически закрыло этот регион для российского влияния. Однако кризис в Македонии доказывает, что современная конфигурация границ в Юго-Восточной Европе может быть пересмотрена. Национальные движения могут выйти из той схемы, которую навязали им НАТО и ЕС. В такой ситуации у России могут появиться потенциальные партнеры в регионе. Вопрос в том, как правильно определить потенциальных партнеров.
НГ-Дипкурьер. 14.10.2018
