Почему Кочарян? Что стоит за судебным преследованием бывшего президента Армении

Микаэл Золян

К.и.н., доцент Ереванского государственного лингвистического университета, Ереванского Российско-Армянского (Славянского) университета, сотрудник аналитического центра «Центр Региональныx Исследований» в Ереване, эксперт РСМД

Как это часто бывает при взгляде извне, внутренние армянские реалии оказываются на втором плане, и те, кто обсуждает дело Кочаряна в Москве (Киеве, Тбилиси и так далее), на самом деле говорят о чем-то своем. Между тем дело Кочаряна связано именно с локальной армянской спецификой. Дело в том, что события первого марта являются для армянского общества крайне чувствительной болевой точкой, и рано или поздно их расследование должно было привести к внутриполитическому кризису.

За несколько месяцев, прошедшие после смены власти, армянское общество успело привыкнуть к громким разоблачениям, допросам и арестам бывших и действующих чиновников. Но все они померкли после того, как 26 июля Роберту Кочаряну, второму президенту Армении и предшественнику Сержа Саргсяна, предъявили обвинение в свержении конституционного строя. Через день суд принял решение об аресте Кочаряна.

Речь идет о событиях 1 марта 2008 года. Тогда, после спорных президентских выборов, где победителем был объявлен Саргсян, воспринимавшийся как преемник Кочаряна, оппозиция вышла на массовые протесты, которые были жестко разогнаны силовиками. Погибло десять человек (восемь гражданских и двое полицейских), сотни были ранены. В Армении объявили чрезвычайное положение, в Ереван ввели войска, многие организаторы и участники протестов были арестованы или оказались в бегах (среди них был и будущий премьер Никол Пашинян). Основным бенефициаром выборов 2008 года в итоге стал Серж Саргсян, но ответственность за события 1 марта возлагают на Роберта Кочаряна, который в тот момент был руководителем страны и верховным главнокомандующим.

Как и следовало ожидать, Кочарян обвинения отверг. В интервью за день до ареста Кочарян заявил, что стал жертвой политических преследований, сравнил происходящее с 1937 годом и фильмами Кустурицы. Кочаряна поддержала бывшая правящая партия, республиканцы, которые пообещали вынести вопрос на «международные площадки».

По сути, с поддержкой Кочаряна, хотя и намного более осторожной, выступила партия «Дашнакцутюн», коалиционный партнер в новом правительстве Пашиняна. «Дашнакцутюн» традиционно поддерживала Кочаряна еще с 1998 года, когда тот, придя к власти, прекратил уголовное преследование представителей партии, начатое при его предшественнике Левоне Тер-Петросяне.

В свою очередь, партия Тер-Петросяна, Армянский национальный конгресс, наоборот, горячо поддержала расследование, хотя она не входит в правящую коалицию и может формально считаться оппозицией. На этом фоне показательно молчание третьей коалиционной силы в правительстве, блока Гагика Царукяна – в свое время именно с Кочаряном связывали создание возглавляемой Царукяном партии «Процветающая Армения».

Кроме того, «дело 1 марта» создало определенное напряжение в армяно-российских отношениях: глава МИД России Сергей Лавров выразил обеспокоенность событиями в Армении, «в том числе и с точки зрения нормальной работы тех организаций на пространстве СНГ, в которых участвует Армения». Тут дело, скорее всего, не только в Кочаряне. Негативную реакцию Москвы вызвала ситуация вокруг проходящего по тому же делу Юрия Хачатурова, генсека ОДКБ, бывшего в 2008 году начальником Ереванского гарнизона. Учитывая высокий пост Хачатурова, армянский суд не стал заключать его под стражу, а отпустил под залог, но, видимо, с точки зрения Москвы этого оказалось недостаточно.

В какой степени реакция России связана с преследованием самого Кочаряна, пока сказать трудно. Однако следует помнить, что на посту президента Кочарян умело создал себе имидж пророссийского политика, хотя на практике его внешняя политика мало отличалась от политики его преемника Саргсяна. Именно при Кочаряне была сформулирована так называемая доктрина «комплементаризма», армянская версия многовекторной внешней политики.

Первое марта и геополитика

Арест Кочаряна привлек столько внимая, потому что во многом воспринимается как прецедент для всего постсоветского пространства. Да, примеры уголовного преследования бывших глав государств случались и раньше – вспомним хотя бы Януковича или Саакашвили. Но это первый случай, когда бывший президент заключен под стражу и есть реальная перспектива, что он будет осужден и отправится отбывать наказание.

К тому же то ли из-за Хачатурова, то ли по каким-то еще причинам, «дело 1 марта» оказалось связанным с армяно-российскими отношениями и, похоже, может вызвать новую волну подозрений в том, что Армения собирается пойти по пути Грузии и Украины. Как это часто бывает при взгляде извне, внутренние армянские реалии отступают на второй план, и те, кто обсуждает дело Кочаряна в Москве (Киеве, Тбилиси и так далее), на самом деле говорят о чем-то своем.

Между тем дело Кочаряна связано именно с локальной армянской спецификой. Дело в том, что события 1 марта являются для армянского общества крайне чувствительной болевой точкой, и рано или поздно их расследование должно было привести к внутриполитическому кризису. Вопреки подозрениям Москвы все это никак не связано ни с армяно-российскими отношениями, ни с отношением Армении к ОДКБ и ЕАЭС. Тем более не приходится говорить о мифическом желании Армении «выйти из ОДКБ и ЕАЭС» и ее якобы существующих планах сменить геополитическую ориентацию на прозападную.

Первое, что бросается в глаза при сравнении дела Кочаряна с делами бывших лидеров в других странах, то, что обвинение предъявлено не Сержу Саргсяну, который недавно потерял власть, а его предшественнику Кочаряну. Сам Саргсян, по крайней мере пока, не только не вызывается в суд, но и продолжает жить на правительственной даче, оставаясь соседом Пашиняна. Более того, Саргсян по-прежнему занимает пост руководителя Республиканской партии, у которой, несмотря на уход ряда депутатов, все еще самая многочисленная фракция в парламенте (хотя теперь она не имеет решающего перевеса по количеству голосов).

В свое время Саргсян позиционировался как преемник Кочаряна, но на посту президента он был полностью самостоятельной фигурой. Кочарян не был серым кардиналом в президентство Саргсяна – между ними имелись серьезные разногласия, и политическое влияние Кочаряна в эти годы постепенно уменьшалось.

Почему же именно Кочарян оказался за решеткой? После его заключения под стражу стали говорить о том, что похожие претензии, в том числе уголовного характера, можно предъявить всем трем бывшим президентам Армении. Ведь события 2008 года воспроизводили схему, которая в Армении регулярно повторялась еще с середины 1990-х: спорные выборы – протесты оппозиции – разгон протестов.

На постсоветском пространстве такие события обычно называют цветными революциями и связывают с противостоянием Восток – Запад. Однако в Армении почти все президентские выборы приводили к протестам – начиная с далекого 1996 года, когда самого термина «цветные революции» еще не было и в помине. При этом динамика протестов практически не зависела от идеологических и геополитических предпочтений власти и оппозиции.

Учитывая все эти события, некоторые критики новой власти задаются вопросом: если Кочаряна будут судить за его роль в событиях 2008 года, то почему тогда не привлекают к ответственности Тер-Петросяна за похожий разгон протестов в 1996 году и Саргсяна за предполагаемые фальсификации во время последних президентских выборов в 2013 году?

Однако разница в том, что ни в 1996-м, ни в каком-либо другом случае не было того беспрецедентного для Армении уровня насилия, который был в 2008 году. Словосочетание «первое марта» знакомо любому жителю Армении и имеет смысл, похожий на словосочетание «кровавое воскресенье» в России начала XX века или Bloody Sunday в Северной Ирландии 1970-х. Именно кровавые события 1 марта заложили бомбу замедленного действия не только под легитимность преемника Кочаряна Сержа Саргсяна, но и под всей «дореволюционной» политической системой Армении. И именно Кочарян воспринимается значительной частью армянского общества как человек, ответственный за «дело 1 марта».

Что дальше?

Такое большое символическое значение, которое приобрели события 2008 года для армянского общества, и заставляет новую власть пытаться довести «дело 1 марта» до логического завершения. В противном случае она потеряет поддержку своих самых преданных сторонников. К тому же это дело поможет окончательно отстранить старые элиты от власти, завершив процесс, начатый в мае 2018 года.

Однако Кочарян тоже сдаваться не собирается. Ведь он, несмотря на свой низкий рейтинг среди населения, остается одним из самых влиятельных и, по слухам, богатых людей Армении. Он по-прежнему пользуется авторитетом среди представителей бывшей властной элиты, где многие противопоставляют «решительного» Кочаряна «слабому» Саргсяну, якобы не решившемуся применить силу в критический момент. Многие чиновники среднего уровня, в том числе в правоохранительной системе, судах и так далее, попали в государственную систему именно при Кочаряне и, возможно, продолжают сохранять к нему определенную лояльность.

Как бы то ни было, нельзя забывать, что одно дело – политическая оценка событий, другое – правовая оценка. Что касается первой, то если и не во всем армянском обществе, то по крайней мере у значительной его части имя Кочаряна прочно связано с 1 марта. Поэтому маловероятно, что Кочаряну удастся когда-нибудь вернуться в активную политику, а любая политическая сила, которая будет с ним ассоциироваться, скорее всего, не сможет рассчитывать на победу в выборах.

Но с правовыми аспектами все сложнее. Правоохранительным органам еще надо будет обосновать в суде свои обвинения, что действия Кочаряна были незаконны и представляли собой именно попытку свержения конституционного строя. Более того, как показала реакция Москвы, дело Кочаряна может вызвать политические осложнения не только внутри Армении, где ситуация в целом контролируется правительством Пашиняна, но и на международном уровне, что уже намного серьезнее.

Так или иначе, в армянском обществе есть сильный запрос на расследование темных эпизодов прошлого и в первую очередь событий 1 марта. Новая власть не может игнорировать тяжелое наследие прошлого, иначе она рискует потерять значительную часть своих сторонников.

С другой стороны, расследование подобных инцидентов грозит превратиться в процесс над всей постсоветской политический элитой Армении, что вряд ли входит в планы новой власти. Ведь ей необходимо сконцентрироваться на установлении новых правил игр, а не на сведении старых счетов. Поэтому для Армении может стать полезным международный опыт «правосудия переходного периода» (transitional justice), которое с учетом местных реалий должно будет обеспечить не только установление истины о спорных событиях прошлого, но и способствовать примирению в обществе. И только если эта модель сработает, Армения сможет стать действительно положительным прецедентом для других постсоветских государств, в новейшей истории которых хватает событий, глубоко раскалывающих общество.

Московский Центр Карнеги. 02.08.2018