Поход Китая на запад, в Центральную Азию

Размышлениями о нынешней политике Китая по отношению к Центральной Азии, о перспективах развития его связей с государствами региона с «Ритмом Евразии» поделился Евгений Савкович – профессор кафедры востоковедения Томского государственного университета, автор исследований по истории современного Китая.

– Евгений Владимирович, что происходит, на ваш взгляд, с китайским проектом «Один пояс – один путь»? В последний год активность Пекина на этом направлении возросла. Некоторые эксперты связывают это с тем, что сменилась власть в Узбекистане и Киргизии, руководство которых более благожелательно относятся к КНР. В Поднебесной пересмотрели сроки реализации проекта?

– На первом этапе у Китая в плане было включение максимального количества стран в проект под различными предлогами. Этим занимались и бизнес-делегации на международных встречах, и сами руководители страны. Далее было разделение стран, которые были интересны Китаю, на ближний круг и дальний круг. И не только географически, но и по степени руководства этих стран к руководству самой Поднебесной. Здесь все просто: по количеству фотографий в прессе, где главы государств жмут друг другу руки, все видно. И, конечно, сейчас довольно много площадок, где руководители Китая могут встретиться с представителями тех или иных стран любого уровня.

После 19-го съезда Коммунистической партии Китая (18-24 октября 2017 г.) прошло мало времени, чтобы судить о развитии проекта или его изменении. Безусловно, Пекин изначально сделал ставку на внутренние резервы. А проект «Один пояс – один путь» был создан, чтобы показать свою открытость миру. Но когда дело доходит до конкретной работы, конкретных проектов, то обнаруживаются некоторые несоответствия. Как показывает современная история Китая, он может подписать тысячу меморандумов, но ни один из них до реализации не дойдет. Пока реально осуществляется только перенос производств, строительство инфраструктурных точек. Я полагаю, что китайцы проанализировали концепцию военных баз США и хотят сделать то же самое, но уже с экономическими базами, создавая их там, где им это позволяют делать. И, естественно, они начали с соседних стран Центрально-Азиатского региона.

– Если говорить, к примеру, о китайском проекте железнодорожного пути в Европу, то он захватывает такие страны, как Киргизия, Узбекистан, Афганистан, Туркмения, Иран, Турция. С какими из них у Китая есть проблемы в реализации проекта, а с кем уже все обговорено?

– Любят чаще всего молодых и красивых. У Китая тоже есть пристрастия. Проще договориться с бедными и некрасивыми. Что и делается. Китай старается решить проблемы тех стран, которые лежат на Шелковом пути. Их Шелковом пути.

Они приезжают в ту или иную столицу и спрашивают, какие у хозяев проблемы. Если речь о строительстве железной дороги, то здесь стопроцентное попадание, как это было с Узбекистаном. Если проблема в снабжении электричеством, то строятся электростанции, линии электропередач, если автодороги, как в Киргизии, то и они строятся. На китайские кредиты. А если у страны есть региональные амбиции, к примеру у Турции или Казахстана, Китай их будет либо поддерживать, либо сдерживать в зависимости от того, что ему выгодно. Пекин поддерживает сильные и стабильные правительства, сильных президентов, с ними видит смысл работать дольше и больше. Потому что отдача от многих проектов 5-7 лет, не менее.

У Китая не так уж и много высокотехнологичных проектов. Это прежде всего высокоскоростные дороги, автомобильные и железные прежде всего. Если говорить о проекте магистрали через Центральную Азию, то по форме, как я предполагаю, это будет консорциум нескольких стан с преобладанием китайского капитала и, естественно, управления. Для Китая и некоторых стан региона железнодорожный Шелковый путь может оказаться идеальным проектом, если китайцы сами профинансируют его, сами построят, но и сами будут управлять. В самом Китае, когда построили высокоскоростные дороги между регионами, стал наблюдаться всплеск экономической активности. Китайцы это быстро поняли, и теперь у них это идея фикс.

– А как же быть с национальной гордостью, суверенитетом, когда вдруг кто-то скажет во всеуслышание: «нас эксплуатируют» или «нами управляют», а «патриотические силы» начнут раскачивать ситуацию в стране?

– «Национальная гордость» в кавычках проявляется, как правило, когда в экономике той или иной страны складывается негативная ситуация. Но если проект дает толчок экономике, появляются рабочие места, казна пополняется в течение не года, а хотя бы лет пяти, то тогда появляется заинтересованность самих властей страны. И еще можно сделать ту же железную дорогу национальным брендом и гордиться ею. Может быть, это будет хорошая мина при плохой игре, но всплесков такого уж ярого ура-патриотизма может и не быть, когда дела в экономике налаживаются. Все в руках властей той или иной страны.

– Что, кроме дорожных проектов, Китай может предложить Центральной Азии? Есть ли какие-то иные формы его продвижения на запад?

– Как я уже говорил, одним из основных проектов является перенос производств. Например, предполагался выход компаний самого широкого спектра – биотехнологии, электроники, других высокотехнологичных производств, расположенных в Синьцзяне, - в Центрально-Азиатский регион. Но проблема в том, что в некоторых странах ЦА нет того базиса, на котором можно было бы работать, нет ресурсов, нет специалистов нужной квалификации, а сами китайские инженеры, например, не всегда, вопреки устоявшемуся мнению, готовы к переезду в другую страну. Сами власти стран региона заинтересованы в таких технологичных предприятиях, но Китай пока не готов, как, впрочем, и местные власти, подчас есть только желание.

– Как на интересах России может отразиться это продвижение Китая на запад, ведь в Центрально-Азиатском регионе у Москвы есть свои интересы, которые часто совпадают с китайскими?

– Россия долгое время проводила в Центральной Азии политику, которую можно назвать выжидательной. Грубо говоря, пока там еще работают советские станки, к которым нужны советские комплектующие, то было все нормально. Но время прошло, многое поменялось. И российской политике надо меняться. Еще следует сказать об экономической модели. Российская и казахская модели уже не привлекательны для стран региона. Наша экономика – с преобладанием крупных монополий с большой долей государства. А в странах региона - это средний и мелкий бизнес. Соответственно, и контакты не так заметны и часты.

– И все-таки Китай занял былое место России в регионе?

– Да.

– Насколько критична ситуация? Что-то можно еще исправить?

– Китайцы очень долго привязывали к Центральной Азии Синьцзян, который сам по себе малоразвитый. И когда бизнесмены ездили в Китай и, посещая западные и восточные районы страны, сравнивали, то у них появлялась мысль, зачем им сотрудничать с Синьцзяном, когда компании на востоке делают все лучше, качественней и дешевле. И тогда Пекин взялся за развитие СУАР. Но пока что его уровень не достиг желаемой отметки. Тем не менее это пример решения внутриполитической задачи с выходом на решение задачи внешнеполитической. Россия тут помешать Китаю никак не может. Потому что разные модели экономик, разные задачи. Для Синьцзяна это развитие промышленности и разработка месторождений полезных ископаемых. И эта модель, как ни прискорбно говорить, более привлекательна для стран ЦА, чем наша.

– Если говорить о странах региона, то их экономики довольно сильно, скажем так, пристегнуты к России. То есть вы считаете, что уровень «пристегнутости» к Китаю больше?

– Если речь о России, то тут мы говорим опять же о крупных государственных компаниях. Если о Китае, то о среднем и малом бизнесе. Условно говоря, закупать пакетики для орешков лучше в Китае, чем в России. Да, они будут хуже по качеству, но это будут мелкие партии, дешевле, и для отечественного потребителя сойдет. Руководство центральноазиатских республик привыкло работать на высшем уровне, им так удобнее. А мелкий и средний бизнес предоставлен сам себе. Другое дело, если бы российские регионы активней сотрудничали со средним и мелким бизнесом в той же Киргизии напрямую, без участия Москвы и Бишкека. Уровень контроля на этом уровне ниже, деловые отношения мобильней. Но пока это направление лишь развивается.

Да, если, к примеру, убрать российское участие в экономике Таджикистана, то это будет провал. И Китай не сможет быстро заменить Россию. Но будет стараться быстро это сделать. Это будет проект-вызов. Что-то они не смогут сделать, не смогут заменить собой нечто специфичное, но будут стараться, так как есть неограниченные практически ресурсы и государственная поддержка тех компаний и людей, которые двинут бизнес на запад.

– Если говорить о некоторых деталях, которые могут проиллюстрировать ситуацию, то стоит упомянуть, что почти половина зарубежного долга Киргизии приходится на КНР, точнее даже на один банк – Экспортно-импортный банк Китая. Это что – результат одного из успешных методов продвижения Пекина в ЦА-регион и каждую отдельно взятую республику или следствие неправильных действий киргизских властей?

– Тут всего понемногу. Но главное в том, что это – план. Все продумано. И Экспортно-импортный банк – государственный. Хотя и утверждается, что там есть и частный капитал, но банк даже не коммерческий, так как прибыль у него небольшая. Будем говорить так – это политический банк. То есть, создавая должников за пределами страны, Китай решает свои политические задачи. И правительствам стран ЦА, в первую очередь Киргизии, упускать это обстоятельство из виду – смерти подобно.

Беседовал Эгамберды Кабулов

Ритм Евразии. 16.07.2018