Юбилей упущенного шанса

Нынешнюю календарную весну я назвал бы юбилейной для вечно манящей Россию мечты о свободе и справедливости. Речь идет о легендарной «Пражской весне», то ли полузабытой, то ли полузапретной для громких упоминаний в наше смутное время гибридных войн, титанических телебитв с «пятой колонной», духовных «скреп» и вдруг участившихся разборок на тему сексуальных домогательств. Тогда же, 50 лет назад, весь мир пристально наблюдал за развернувшимися в социалистической Чехословакии радикальными общественными переменами, прерванными на самом пике реформ.

Сложись иначе, мы, наверное, отмечали бы этот юбилей как праздник. Однако, как говорится, историю можно переписывать, но переделать невозможно. Потому я и называю этот юбилей – юбилеем упущенного шанса.

К концу 60-х годов в чехословацком обществе, особенно в среде творческой интеллигенции, в студенчестве, у значительной части чиновников и даже в самом руководстве правящей компартии накопилась глубокая неудовлетворенность условиями жизни. Люди устали от тотального всевластия ЦК КПЧ – всевластия в Чехословакии, но при этом абсолютной его подчиненности руководству СССР.

Социализм по-советски трудно давался Чехословакии – стране с глубокими демократическими традициями, с развитым еще в прежние, довоенные времена промышленным производством, с давней культурой уважения частной собственности и рыночных отношений.

Надо признать, что социалистические преобразования сначала вели к подъему уровня жизни людей, но вскоре обнаружилось, что директивно-плановая экономика не оправдывала изначальных благостных ожиданий. Люди, в том числе и во властных кругах страны, видели, что их соседи на Западе, не попавшие после войны в «социалистический лагерь», достигли гораздо большего как в материальной жизни, так и в области прав человека в целом.

Потребность в глубоких переменах в стране ощущалась все более остро, в то время как любые формы протеста, любые идеи и предложения, не совпадающие с линией правящей партии и правительства, объявлялись враждебными и преступными.

И вот в начале января 1968 г. группе реформаторов в ЦК КПЧ удалось отправить в отставку главу партии Антонина Новотного и избрать первым секретарем ЦК Александра Дубчека – убежденного сторонника радикальной либерализации экономической и общественной жизни страны. Вот тогда-то и началось создание «социализма с человеческим лицом».

Вскоре была признана легитимность оппозиционных политических партий. Была отменена цензура в средствах массовой информации и в издательской деятельности. Снимались запреты и ограничения на малое и среднее предпринимательство. Была продекларирована задача реформирования и гуманизации судебной системы и правоохранительных структур. Важно при этом иметь в виду, что и Дубчек, и его товарищи из ближайшего окружения отнюдь не замышляли реставрацию капитализма.

Спустя полвека после «Пражской весны» можно только гадать, удалось бы чехам и словакам создать особый социализм, социализм с человеческим лицом. Мне вообще кажется, что противопоставление капитализма и социализма все больше утрачивает смысл. Сегодня социально-экономические страновые различия, похоже все больше сводятся к тому, как в той или иной национальной экономике удается найти приемлемый баланс социальности и эффективности. Именно этот фактор становится решающим условием успеха в политике, направленной на рост «благосостояния для всех», а не форма собственности или объем государственного вмешательства.

Так что осмелюсь предположить, что если Советский Союз не подавил бы «Пражскую весну» в самом, что называется, зародыше, а воспринял бы ее как проект конструктивного обновления, то те благотворные перемены, которые принесла Советскому Союзу, другим соцстранам и всему миру горбачевская перестройка, могли бы начаться еще тогда, почти 50 лет назад. Ведь на «Пражскую весну» возлагали надежды не только чехи, но и советские «шестидесятники», также жаждущие объединить социализм с демократией и рынком. Это важно иметь в виду, поскольку именно шестидесятничество дало миру феномен Горбачева.

Реакция на «Пражскую весну» тогдашнего руководства СССР была, можно сказать, запрограммирована имперским мировоззрением его руководителей, их восприятием своей страны и стран, находящихся под их контролем, как лагеря, окруженного врагами.

Я далек от того, чтобы проводить параллели между теми событиями и нынешним временем. Но, не скрою, меня тревожит и бесит современный разгул у нас в России милитаристской риторики, новый всплеск психологии «осажденной крепости», и все это, подчас, даже покруче, чем было полвека назад.

К тому же надо иметь в виду, что в той гонке вооружений промышленно мощной Чехословакии Москвой отводилась не последняя роль. Ну какие же у СССР могли быть компромиссы с «Пражской весной»?! Тем более что «социализм с человеческим лицом» явно намекал на то, что у других социализмов, в том числе и у «старшего брата» такого лица нет.

Как известно, подавление «Пражской весны» обошлось почти без жертв, «малой кровью». Даже Дубчек и его сподвижники уцелели и вернулись на родину после арестов. ЦК КПЧ заполнили люди, чья лояльность главной стране «развитого социализма» у Москвы сомнений не вызывала. Стабильность, т.е. стагнацию «мировой социалистической системы», как тогда называли советский блок, удалось отстоять от пугающих новшеств. Надежда на свободу и справедливость была заморожена в Чехословакии еще на 17 лет –до весны 1985 г., когда к власти в Советском Союзе пришел Михаил Горбачев, и у нас началась эпоха больших перемен. К сожалению, недолгая – всего-то шесть лет. Но по своей исторической значимости – эпоха.

Конечно, жаль, что мы упустили шанс понять, принять и использовать идеи «Пражской весны». Идеи равенства двух великих ценностей –свободы и справедливости. Попытка их воплощения в Чехословакии была грубо приостановлена советскими танками. Но что мешало нам воспользоваться возможностями, которые открывала горбачевская перестройка? Мой ответ –нетерпение, идеологический догматизм и, конечно же, авантюризм реформаторов прямо-таки в духе большевистской практики «принуждения к счастью». Опьянели от свободы, наивно поверив в безоговорочное всесилие «свободного рынка», что привело к массовой бедности и ужасающему неравенству. Неудивительно, что в народном сознании сама идея свободы была тотально дискредитирована. При этом дискредитирована настолько, что власть стала легкой добычей тех, кому свобода и справедливость, всеобщее равенство перед законом – ненавистны как угроза их привилегиям и привычному статусу «хозяев жизни». В общем, обменяли уродливый социализм на уродливый капитализм. Можно сказать и по-другому: место номенклатурного социализма занял номенклатурный капитализм. Дубчек и Горбачев бросили вызов господству социалистической номенклатуры. Дождемся ли того, кто начнет борьбу с номенклатурой капиталистической?

Руслан Гринберг