Россия и карабахское урегулирование: стратегия-минимум

Томас де Ваал

Конфликт в Нагорном Карабахе выходит уже на четвертый десяток лет, но надеяться на его разрешение можно, только если основные участники пересмотрят свои стратегические приоритеты. Правда, есть и альтернативный вариант: еще один раунд боевых действий заставит Москву и ее западных партнеров попытаться принудить армян и азербайджанцев к урегулированию. Но в таком случае, чтобы эта грустная история приблизилась к более оптимистическому завершению, в жертву будут принесены новые человеческие жизни.

На февраль 2018 года приходится печальный юбилей. Исполняется 30 лет с тех пор, как в далеком уголке советского Закавказья – Нагорно-Карабахской автономной области – начался конфликт, которой не получается урегулировать до сих пор.

Сегодня карабахский конфликт – это международная конфронтация между Арменией и Азербайджаном, где две хорошо вооруженные армии стоят друг против друга на линии окопов, она же линия соприкосновения. То, что 30 лет назад начиналось как всего лишь спор о статусе небольшого региона внутри одной страны, переросло в противостояние двух независимых государств, фронты которого проходят и в социальных сетях, и в мировых столицах, бередят умы в Анкаре, Брюсселе, Тегеране и Вашингтоне.

Однако есть две вещи, которые так и не изменились за три десятилетия. Во-первых, в основе всего по-прежнему остается неразрешенный статус Нагорного Карабаха. Именно по этому поводу облсовет Нагорного Карабаха, где большинство составляли армяне, 20 февраля 1988 года вынес беспрецедентную резолюцию – карабахские азербайджанцы бойкотировали голосование. В этом решении власти Карабаха просили Верховный Совет СССР передать регион из состава Азербайджанской ССР в состав Армянской ССР. Резолюция, за которой последовали многие другие события, ставившие под сомнение границы между советскими республиками, привела к конфликту между Арменией и Азербайджаном. Обе республики предъявляли претензии на одну и ту же территорию, и ни блестящие умы, ни великие державы так и не смогли разрешить этот спор.

Вторая константа карабахского конфликта также проистекает из текста резолюции 20 февраля 1988 года и ее призывов к Москве – это особая роль, которую играет в карабахском конфликте Россия. Уже 30 лет она выступает в роли вынужденного арбитра и великодержавного соседа, совершенно незаменимого, но вызывающего недоверие у обеих сторон.

В Москве в 1988 году не смогли предвидеть этот конфликт, и Михаилу Горбачеву не удалось его остановить. Тяжело читать стенограммы заседаний Политбюро о сумгаитском погроме        28 февраля – как медленно реагировал союзный центр на вспышку насилия в этом азербайджанском городе. (Обсуждения Политбюро также показывают, что сумгаитский погром не был спровоцирован Москвой, как любят до сих пор рассуждать некоторые конспирологи. Свою роль сыграли сразу несколько обстоятельств: то, что сейчас мы бы назвали фейковыми новостями о жестокостях армян против азербайджанцев, бешенство разгневанной толпы и трусость местного руководства; отсутствие внятной реакции со стороны Кремля лишь усугубило дело.)

Многие армяне и азербайджанцы до сих пор уверены, что Москва тайно верховодит в карабахском конфликте. Это простительное заблуждение для двух маленьких стран, над которыми все еще висит тень их бывшей метрополии. Но это куда менее простительно для некоторых западных аналитиков, которые сваливают в одну кучу все конфликты на постсоветском пространстве, упуская из виду важные различия между ними.

Специфика карабахского конфликта состоит в том, что Москва или, точнее, отдельные силы в Москве, влиятельные в тот или иной момент, безусловно, манипулировала конфликтом, но всякий раз со слабых позиций. В 1991–1994 годах и армяне, и азербайджанцы находили поддержку у разных российских политиков, и до сих пор в Москве есть группы, лоббирующие интересы Армении или Азербайджана.

Но все эти 30 лет именно армяне и азербайджанцы, для которых Карабах остается национальным приоритетом номер один, а не просто одной из множества внешнеполитических проблем, всегда определяли ход конфликта. Когда это было удобно, они отвергали российское участие; именно так Баку и Ереван поступили в 1994 году, когда вместе саботировали план размещения российских миротворцев вдоль линии соприкосновения сразу после подписания перемирия, заключенного при посредничестве России.

После прихода к власти Владимира Путина позиция России по карабахскому конфликту стала гораздо более консервативной. Одним из первых шагов Путина на посту президента было восстановление отношений с Азербайджаном, вконец испортившихся при Борисе Ельцине. С тех пор Путин всегда подчеркивал, что Москва в равной степени ценит двусторонние отношения с Баку и Ереваном и не собирается принимать на себя ответственность за карабахский конфликт.

В 2004 году Путин заявил: «Мы не хотим брать на себя ответственность и ввязываться в этот конфликт, который может продлиться долгие годы». А в 2010 году повторил в том же духе: «Мы не можем заставить стороны принять решение и не можем давить на них».

В конечном счете российская позиция сводится к следующему: мы бы хотели, чтобы карабахский конфликт разрешился, особенно если это позволит сохранить или усилить влияние России в регионе, но мы не будем пытаться навязывать свое решение, поскольку это лишь навредит нашим отношениям с Баку и Ереваном.

Такая позиция означает, что Москва может и дальше раздавать обещания обеим сторонам и даже зарабатывать миллионы на продаже им оружия, которое они затем наставляют друг на друга. Она означает, что Россия поддерживает непрозрачные и вялотекущие переговоры на высшем уровне под руководством президентов Ильхама Алиева и Сержа Саргсяна, но процесс этот не соответствует ключевым требованиям к настоящему мирному урегулированию: между сторонами должен быть открыт двусторонний канал для общения, они должны содержательно обсуждать главные проблемы, и в процессе должно участвовать общество в целом.

По этой причине позиция Москвы по международным аспектам карабахского конфликта сильно отличается от ее позиции по Абхазии, Южной Осетии и Украине. Москва определенно хочет сохранить за собой ведущую роль как сопредседатель Минской группы ОБСЕ и продолжать посредничать в урегулировании конфликта, но одновременно стремится разделить бремя ответственности с западными державами.

Однако у этой стратегии есть серьезный изъян. Консервативный подход позволяет держать под контролем тихо тлеющий конфликт, где ни одна из сторон не хочет возобновления войны. Но это не очень-то работает, когда противники приступают к реальным боевым действиям. В апреле 2016 года, когда на четыре дня война между Арменией и Азербайджаном возобновилась, Москва оказалась в неудобном положении: обе стороны возлагали вину на нее.

Азербайджанцы были возмущены тем, что Россия будто бы пытается навязать им перемирие на своих условиях, а армяне – что Россия не соблюдает условия военного союза с Ереваном и не пришла на их защиту. Азербайджанская карикатура, на которой Путин удовлетворенно взирает на порожденный им конфликт, выглядела очень далекой от реальности.

После «четырехдневной войны» 2016 года российский министр иностранных дел Сергей Лавров с удвоенной силой взялся за дипломатическое решение карабахской проблемы при поддержке своего американского коллеги Джона Керри. Позиция Лаврова, кажется, несколько отличается от путинской: он полагает, что поэтапное урегулирование конфликта, начиная с восстановления транспортного сообщения в регионе, сделает обстановку вокруг Карабаха менее опасной и при этом пойдет на пользу интересам России.

Однако когда во второй половине 2016 года президенты Армении и Азербайджана, видимо, решили, что реальный мирный процесс несет для них слишком большие риски, международное внимание к конфликту на высоком уровне опять заметно упало.

Стратегия России – не давать конфронтации выйти из-под контроля, сохранять хорошие отношения и с Баку, и с Ереваном, настаивать на соблюдении перемирия – задает тон всему международному взаимодействию вокруг этого конфликта, который повсеместно считается неразрешимым. Это поведение можно назвать стратегией-минимум.

Франция и Соединенные Штаты, также сопредседатели Минской группы, иногда вмешивались в ход конфликта на высшем уровне, когда им казалось, что есть возможность склонить лидеров Армении и Азербайджана к соглашению. Вашингтон, в частности, эпизодически претендовал на более активную роль.

Но Вашингтон и Париж, как и Москва, явно не хотят брать на себя ответственность за конфликт, где гибнет не так много людей, который не обсуждают в мировых СМИ и, самое главное, где стороны не демонстрируют особой готовности к сближению позиций. Пока лидеры Армении, Азербайджана и самого Нагорного Карабаха не продемонстрируют готовность к совместной работе над устраивающим всех решением, большинство дипломатов будут держаться от этого процесса подальше. В этом смысле минский процесс по Карабаху превратился в своего рода бермудский треугольник с вершинами в Баку, Ереване и Москве (или четырехугольник, если считать Степанакерт, столицу Нагорного Карабаха), в котором добрые намерения, идеи и исполненные благих побуждений дипломаты исчезают без следа.

Все конфликты рано или поздно кончаются. Что касается карабахского конфликта, который выходит уже на четвертый десяток лет, то надеяться на его разрешение можно, только если основные участники пересмотрят свои стратегические приоритеты. Правда, есть и альтернативный вариант: еще один раунд боевых действий заставит Москву и ее западных партнеров попытаться принудить армян и азербайджанцев к урегулированию. Но в таком случае, чтобы эта грустная история приблизилась к более оптимистическому завершению, в жертву будут принесены новые человеческие жизни.

Публикация подготовлена в рамках проекта «Европейская безопасность», реализуемого при финансовой поддержке Министерства иностранных дел и по делам Содружества (Великобритания)

Московский Центр Карнеги. 22.02.2018