Евразийская интеграция: партнерство, потерянное в переводе

Мадина Бижанова

25 января в Центре Вильсона состоялось обсуждение темы евразийской интеграции с участием Мэтью Роджански, директора Института Кеннана, и Роберта Дейли, директора Института Киссинджера. Институт Кеннана и Институт Киссинджера совместно изучают перспективы китайско-российского сотрудничества в рамках программы «Россия и Китай на своих условиях». В рамках данного проекта в декабре 2017 года исследователи провели встречи в Пекине, Урумчи, Москве и Астане и интервью с экспертами по внешней политике на предмет их взглядов на динамику евразийской интеграции.

Что такое «евразийская интеграция»? Этот термин больше не означает только собственно Евразийский экономический союз (ЕАЭС), но включает в себя множество различных вариантов этой динамики, в том числе маршруты Север-Юг для доставки товаров Восточной Европы в Центральную Азию и в Тайланд. Тем не менее, наибольшее внимание во всем мире привлекла инициатива Китая «Пояс и Путь» (ИПП), объявленная Си Цзиньпином в 2013 году в Астане, хотя, конечно, идея евразийской интеграции совсем не новая и едва ли китайская. Идея подробно обсуждалась в Организации Объединенных Наций в 1960-х годах, и многие постсоветские государства, включая Казахстан, Беларусь и Азербайджан, имеют свое видение евразийской интеграции. Это лишь подчеркивает крупномасштабность динамики «евразийской интеграции». Например, ИПП охватывает страны Евразии и Африки, которые составляют 57% мировой суши, 86% населения и 65% мирового ВВП. К 2030 году эти страны совокупно будут иметь 87% мировых потребителей среднего класса.

«Марш на запад» Китая, по мнению Дейли, имеет очень важный стратегический смысл по ряду причин. Во-первых, многие китайские политологи в 2014 году в основном описывали этот шаг как ответ на «перебалансировку» (pivot) США в сторону Азии: тогда как в Юго-Восточной Азии и западной части Тихого океана США могут создавать препятствия китайским целям, на западе Китая таких барьеров меньше. Во-вторых, ИПП является способом увеличения торговли Китая и облегчения его доступа к источникам энергии и продовольствия, а также развития запада Китая, особенно – Синьцзяна. Наконец, ИПП является возможностью для Китая инвестировать валютные резервы, продвигать использование юаня на международном уровне, увеличивать свои уже огромные преимущества в строительстве инфраструктуры, улучшать кредитоспособность своих государственных банков, а также использовать избыточную мощь в производстве стали, алюминия, бетона и других строительных материалов. Помимо проектов физической инфраструктуры, документы по планированию ИПП, опубликованные Национальной Комиссией по развитию и реформам в Китае в 2015 году, также включают предложения для развития компонентов нематериальной инфраструктуры, куда входят информационные потоки, финансовые системы, технические стандарты, таможенные оформления, и академические обмены.

Тем не менее, как подчеркнул Дейли, в оперативном смысле план Си Цзиньпина чрезвычайно расплывчат. В настоящее время ИПП обсуждается больше в качестве концепции, и пока еще не существует достоверной информации о том, сколько из обещанных китайских фондов действительно находятся в эксплуатации и сколько из этих проектов по-настоящему прибыльные – множество строительных проектов в самом Китае не используются в полную силу. Можно привести заголовок недавней статьи Associated Press: «От Пакистана до Танзании до Венгрии – проекты Президента Си Цзиньпина «Инициатива Пояса и Пути» отменяются, пересматриваются или откладываются из-за споров о расходах или жалобах на то, что принимающие страны получают слишком мало от проектов». Документы по планированию ИПП в большей степени указывают на важность сотрудничества, но не рассматривают политические проблемы и проблемы безопасности, связанные с прокладыванием железной дороги через «самые отдаленные, неразвитые и конфликтные» части мира. Как заявил Си Цзиньпин в свой первый год на посту национального лидера: «Азиаты вполне способны позаботиться об азиатской безопасности». Послание было в основном адресовано США. Как отмечает Дейли, тесная связь ИПП с лидером Китая становится частью его культа личности, а это может означать, что получить достоверную информацию о ходе реализации проекта будет трудно.

Невозможно с уверенностью говорить о жизнеспособности, количестве и даже авторстве инфраструктурных проектов: Китай имеет тенденцию приписывать себе любые интеграционные усилия в Евразии, которые могут быть как-либо связаны с ИПП. По словам Дейли, и без участия Си Цзиньпина, как лидера интеграции, евразийская торговля расширяется довольно быстро. В период с 2006 по 2013 год товарооборот Европы со странами Азии вырос на 14%. С 2013 года (когда была объявлена ИПП) по 2016 год торговля между Европой и Азией выросла всего на 9%, то есть большого всплеска не произошло. Более того, все грузовые объемы в Азии, Ближнем Востоке и Европе сократились, что связано с замедлением экономики Китая, снижением внешних инвестиций и отменой внутренних инфраструктурных проектов. Морская торговля по-прежнему намного дешевле наземных маршрутов. Относительным преимуществом наземных маршрутов для некоторых товаров была скорость, но для портящихся товаров, например, решением этой проблемы стало внедрение охлаждаемых контейнеров (однако скорость остается ключевым фактором для высокотехнологических товаров). Роджански отметил, что ведутся дискуссии и относительно коммерческой жизнеспособности сухого порта Хоргос на казахско-китайской границе. Оптимисты пишут, что упрощение таможенного процесса может сократить время пребывания контейнеров в порту с нескольких дней до 40 минут. Но скептики утверждают, что проблемы коррупции и повреждение товаров вынуждают китайцев субсидировать расходы по отправке каждого контейнера по этому маршруту.

По Дейли, ИПП не является видением мирового господства Китая, это, скорее, его миссия в Евразии (и Африке), где Китай пользуется уважением и превосходством. При этом соседи настороженно относятся к стремлениям Китая завоевать себе уважение в регионе и вряд ли разделяют «романтический» интерес Америки и Западной Европы к Китаю. Китайцев обвиняют в том, что они осознанно строят нежизнеспособные проекты, предоставляя кредиты, которые не могут быть возвращены, чтобы экспроприировать эти активы себе. По словам Дейли, Россия и Казахстан приветствуют китайские инвестиции настолько, насколько они могут контролировать их последствия. Таким образом, хотя 21-й век увидит постепенную, органичную интеграцию Евразии через инфраструктуру, а Китай будет играть важную роль в ее финансировании и строительстве, это не означает, что Китай будет руководить процессом, а другие будут бездумно следовать за ним.

Хотя 21-й век увидит постепенную, органичную интеграцию Евразии через инфраструктуру, а Китай будет играть важную роль в ее финансировании и строительстве, это не означает, что Китай будет руководить процессом, а другие будут бездумно следовать за ним.

Что же насчет евразийской интеграции по-российски? Роджански описал точку зрения россиян на эти процессы термином «сэндвич» или «запад-восток-запад». По словам Роджански, вовлечение России в более тесные отношения с Востоком является последствием ухудшения ее отношений с Западом. Россия считает себя частью Запада, хотя в настоящий момент отчужденной и обиженной частью. Две-трети территории России находятся к востоку от Уральских гор, но многие россияне считают, что основная часть их экономики, населения и общая ориентация была и остается с Европой и Атлантическим миром. Политическая изоляция и экономические санкции после 2014 года вынудили Россию реализовать давнюю риторическую концепцию «поворота на восток». Россияне признают, что имеют дело со слишком сильным игроком (Китаем), чтобы диктовать ему условия, но они предпочитают быть «умышленно близорукими» к долгосрочным последствиям растущего китайского влияния в регионе. Роджански считает, что для России конечный результат взаимодействия с Китаем – это перебалансировка отношений с Западом.

Роджански предполагает, что растущее присутствие Китая в Евразии в будущем сравняется с тем, что Россия уже имеет в регионе. Но может ли Россия продолжать полагаться на свою относительную военную силу для баланса отношений с Китаем и другими странами Азии? Многие российские эксперты в области внешней политики признают, что этот предполагаемый баланс может быть скоро нарушен: уже сегодня военный бюджет Китая в три раза превышает военный бюджет России. Это делает ядерное сдерживание невероятно важным для России. Роджански считает, что Россия нарушает договор об уничтожении своих ядерных ракет средней дальности больше для сдерживания Китая, чем Европы. Он напомнил, что в 2008 году, когда Путина спросили, что он считает своим самым крупным внешнеполитическим достижением второго срока на посту президента, он привел решение долговременного пограничного спора с Китаем. Эксперт отметил, что Россия обладает впечатляющими военно-морскими возможностями на Дальнем Востоке и постоянно проводит испытания и учения в своем Восточном военном округе. К другим структурам безопасности относятся Организация Договора о Коллективной Безопасности (договор о союзе с постсоветскими государствами) и взаимодействие с Японией, Индией и Вьетнамом. Один из российских собеседников Роджански утверждал, что Россия построила для Индии атомные подводные лодки и взамен ожидает определенного взаимодействия в отношении Китая.

Казахстан намерен сохранить свои углубляющиеся коммерческие, инфраструктурные и инвестиционные отношения с Китаем (а также деловые отношения с США), но с четким разделением от политического и даже культурного пространства, которое Казахстан разделяет с Россией.

Что касается взгляда Казахстана на евразийскую интеграцию, Роджански отметил четкую позицию о тщательном разделении различных сфер международных отношений. По словам Роджански, Казахстан намерен сохранить свои углубляющиеся коммерческие, инфраструктурные и инвестиционные отношения с Китаем (а также деловые отношения с США), но с четким разделением от политического и даже культурного пространства, которое Казахстан разделяет с Россией. Роджански отметил, что государственные чиновники и политологи в Казахстане заявили ему, что не собираются повторять ошибку Украины и смешивать политические ассоциации, торговлю и вопросы безопасности. Эта модель поднимает много вопросов, потому что политика, как правило, следует за экономикой, и безопасность, как правило, следует за политикой. Однако Роджански удивлен тем, что она пока работает в Казахстане, и он приписал ее нынешний успех дипломатическим навыкам Нурсултана Назарбаева. Поэтому для Роджански основной вопрос, который стоит в будущем для Казахстана – что произойдет после Назарбаева.

Все слухи о новых китайских военных базах за последние пять лет в итоге оказались верны.

Спикеры также затронули вопрос о том, как проблемы безопасности, связанные с Афганистаном, могут повлиять на подходы России и Китая к евразийской интеграции. По словам Дейли, в середине срока администрации Обамы, когда Соединенные Штаты начали постепенный уход из Афганистана, существовал подлинный американский интерес к тому, чтобы Китай сыграл большую роль в содействии укреплению стабильности в Афганистане. Китай действительно взял на себя некоторые обязательства, хотя результаты пока неясны. Три недели назад газеты писали, что Китай строит новую военную базу логистики и снабжения на таджикско-афганской границе. Китайцы отрицали это сообщение, утверждая, что это беспочвенные слухи. Однако, по словам Дейли, все слухи о новых китайских военных базах за последние пять лет в итоге оказались верны. Действительно, база имеет смысл как для стабилизации Афганистана, так и в решении вполне законных опасений Китая относительно бойцов ИГ (запрещенная в РФ террористическая организация. - Ред.), возвращающихся на запад Китая. В свою очередь, по мнению Роджански, Россия не заинтересована в более активном участии Китая в Афганистане, даже если это будет ограничено строительством гражданской инфраструктуры или борьбой с наркоторговлей. По словам его российских собеседников, у Владимира Путина достаточно проблем в Сирии.

Наконец, спикеры рассмотрели вопрос о роли США в евразийской интеграции. Роджански заявил, что борьба за сохранение глобального лидерства США будет просто пустой тратой ресурсов, но Вашингтону стоит бороться за сохранение либерального международного порядка. Возможно ли, что Китай будет поддерживать либеральный порядок? Ведь Китай обрел свое мощь и богатство таким же образом, как и США, то есть через урбанизацию, индустриализацию и реализацию «американской/китайской мечты». Скорее, США будут играть в лучшем случае второстепенную роль в процессе евразийской интеграции. Учитывая потенциальные преимущества инфраструктурных проектов Китая для развивающихся стран, США должны приветствовать роль Китая в той степени, в которой Китай будет следовать высоким стандартам соблюдения трудовых прав, прав человека, защиты окружающей среды и прозрачности.

CAAN. 06.02.2018