Режим консолидации: почему не стоит ждать «цветную революцию» в Минске

Аркадий Мошес, директор программы Финского института международных отношений

Социальная стабильность в Белоруссии начинает расшатываться. Но Александру Лукашенко пока нечего опасаться: большинство белорусов не хотят повторения украинского сценария, а недоверие к ЕС в стране даже растет.

Еще в феврале—марте 2017 года Белоруссию сотрясали народные протесты. Десятки тысяч человек, что довольно значительно по меркам страны, вышли на улицы столицы и других городов. Непосредственным толчком к началу протестов послужил президентский декрет о «тунеядцах», облагающий налогом полмиллиона человек, проживающих в Белоруссии, но не имеющих официальной занятости или статуса безработного. Более общей причиной стало разочарование, вызванное падением жизненных стандартов в стране, переживавшей третью рецессию с 2009 года.

Власти должны были насторожить не столько экономические требования или вовлеченность в протесты новых, традиционно проправительственных групп (пенсионеры), сколько широкое использование триколора Белорусской Народной Республики 1918 года и скандирование лозунга «Жыве Беларусь!». И то и другое в настоящий момент символизирует оппозицию бессменно правящему президенту Александру Лукашенко.

Протесты были подавлены. Примерно 500 человек приговорили к административным срокам, многие были оштрафованы. Попытки организовать новые митинги в мае и июле были неудачными. В то же время власти на год отложили введение налога.

После этих событий возник вопрос, не движется ли Белоруссия в сторону каких-то общественных изменений, которые постепенно начнут подталкивать страну в направлении рыночных реформ и политической либерализации.

Выбирая «стабильность»

Социологи установили, что протестный потенциал в Белоруссии мало подвержен колебаниям. В соответствии с данными Независимого института социально-экономических и политических исследований (НИСЭПИ), на протяжении 2006–2015 годов лишь 15–21% респондентов считали себя находившимися в оппозиции к власти, в то время как 65–73% назвали себя ее сторонниками. Равным образом в 2007–2015 годах лишь 15–23% опрошенных заявляли о готовности принять участие в акциях протеста против ухудшения экономической ситуации, а 68–74% говорили о своей неготовности. Если принять во внимание, что этот период включает драматические обвалы в экономике, рост политической активности во время президентских кампаний 2006 и 2010 годов, а также циклы ухудшения и улучшения отношений как с Россией, так и с Западом, базовые предпочтения белорусского общества будут выглядеть почти как константа.

Естественно, затяжной экономический кризис может повлиять на положение дел, но пока мало оснований предсказывать, что долгосрочные тенденции могут измениться уже в ближайшее время и что режим потеряет поддержку населения. Сегодня три фактора добавляют веса данному выводу.

Во-первых, Белоруссия имеет достаточно болезненный опыт политических уличных протестов. При необходимости режим применяет «ковровые» репрессии против недовольных, как это хорошо было видно на примере поствыборной ситуации в 2006 и 2010 годах. Для любого рядового протестующего, не говоря уже об убежденном оппозиционном активисте, велик риск потерять работу или оказаться в заключении.

Во-вторых, украинский Евромайдан никак не подтолкнул белорусское общество к участию в протестах, а, наоборот, послужил предупреждением. Уже в марте 2014 года (то есть на ранней стадии украинского кризиса), по данным НИСЭПИ, 70% опрошенных заявили, что не хотели бы повторения аналогичных украинским событий. Еще 23% готовы были приветствовать их с условием, что насилия не последует, и лишь 3,6% приветствовали бы безусловно.

В-третьих, «цветная революция» предполагает приверженность европейским ценностям как идеологической платформе, символом чего стали флаги ЕС на Евромайдане. Однако симпатии к ЕС в Белоруссии находятся на низком уровне. В соответствии с апрельским опросом расположенной в Варшаве «Белорусской аналитической мастерской», лишь 13% белорусов предпочли бы членство в ЕС союзу с Россией, каковой выбрали бы 65%. На гипотетическом референдуме о членстве лишь 14% проголосовали бы за вступление в ЕС, а 51% были бы против, в то время как в 2010–2013 годах, по данным НИСЭПИ, членство в ЕС пользовалось поддержкой относительного или даже абсолютного большинства. Симпатии к ЕС значительно снизились в 2014 году, когда одни белорусы сочли Евросоюз ответственным за украинский кризис, а другие, наоборот, обвинили Европу в неспособности защитить Украину.

Консолидированный режим и разделенная оппозиция

В отличие от Украины или Грузии в Белоруссии нет политической контрэлиты, наличие которой является предпосылкой «цветной революции». Система устроена так, что статус, благосостояние и даже личная свобода чиновника высокого уровня или богатого бизнесмена зависит от воли и доброго отношения президента. Часто проводятся перетасовки в органах управления. Многочисленные службы безопасности тщательно отслеживают поведение элит и, что не менее важно, держат под контролем друг друга.

Внутриэлитные группировки, без сомнения, существуют и ведут борьбу за влияние на внешнюю и экономическую политику, но разницу между ними не стоит преувеличивать. Все они являются бенефициарами системы. Характерным примером может служить министр иностранных дел Белоруссии Владимир Макей, являющийся, как считается, одним из архитекторов нынешнего сближения страны с ЕС. Но он же в 2011–2013 годах находился под санкциями ЕС как бывший глава администрации Лукашенко.

В свою очередь, оппозиция, после двух десятилетий репрессий, является слабой и разделенной. Поскольку радикальный политический подход, нацеленный на смену режима, не имеет перспективы, велик соблазн перейти к защите «мирной и постепенной» эволюции. Именно это произошло с кампанией «Говори правду», основанной в 2010 году бывшим кандидатом в президенты Владимиром Некляевым. В 2015 году он вышел из организации, обвинив ее в сотрудничестве с секретными службами.

Российская «аннексия» Крыма и конфликт в Донбассе дали властям возможность повернуться в сторону национально ориентированных политиков и интеллигенции. Апеллируя к ценностям независимости и суверенитета, конституционным гарантом которых является президент, и обещая продвижение белорусского языка и культуры, режим, очевидно, пытается вернуть на свою сторону часть оппозиционеров или хотя бы расколоть их ряды. Символично, что единственным представителем гражданского общества, вошедшим в парламент после выборов 2016 года, стала активистка Товарищества белорусского языка Елена Анисим.

Международный контекст

Другим элементом, препятствующим политическим изменениям в стране, является позиция России. Не вызывает ни малейших сомнений, что Москва сделает все возможное, чтобы предотвратить сценарий «цветной революции» в Белоруссии.

С одной стороны, это означает, что продолжится предоставление российских субсидий. Уровень субсидирования, вероятно, снизится (по данным МВФ, в 2005–2015 годах российская помощь Белоруссии достигла астрономической суммы $100 млрд, что вряд ли возможно продолжать), а политическая цена, которую потребуют от Минска, может вырасти, но ясно, что линия жизнеобеспечения не будет оборвана. Можно предположить наличие связи между весенними протестами и новой договоренностью о помощи, достигнутой в апреле 2017 года. Тогда российский кредит едва позволил Минску расплатиться по долгам за газ, тем не менее глубокий двусторонний конфликт из-за цен на энергоносители был разрешен только после волны протестов, а не до нее. С другой стороны, гипотетическое развитие событий по украинскому сценарию повышает вероятность прямого российского вмешательства — это понимают в Минске.

В то же время Запад, и особенно ЕС, также не выглядит заинтересованным в белорусской «революции». Решение Брюсселя восстановить взаимодействие с Лукашенко основывалось на высокой оценке «стабильности». В Брюсселе нет никакого желания войти еще в один клинч с Москвой, тем более что на этот раз шанс выиграть намного меньше, чем на Украине.

Последствия для Запада

Хотя мы исключаем сценарий белорусской «цветной революции», протесты весной 2017 года продемонстрировали, что старый социальный контракт, в рамках которого постсоциалистическая распределительная экономическая модель обеспечивала населению достаточные блага и гарантировала его неучастие в политике, размывается. Если система более не сможет обеспечить населению его минимальные потребности или если власти будут предпринимать провоцирующие меры (как это случилось с налогом на «тунеядцев»), белорусская стабильность окажется под вопросом.

Способность режима разрешать латентные проблемы путем макроэкономических реформ является ограниченной, во-первых, из-за отсутствия понимания, что изменения необходимы, а во-вторых, из-за осознания, что запуск экономических реформ ухудшит жизненные стандарты, что, в свою очередь, будет угрожать политическим позициям режима. Однако чем дольше реформы откладываются, тем более болезненными и дорогостоящими они окажутся для населения.

В этой ситуации взаимодействие Запада с Белоруссией должно быть нацелено на продвижение трансформации, по меньшей мере экономической. Это неминуемо предполагает выдвижение вопроса об условиях. Если реформы начнутся, следует предложить республике серьезный пакет помощи для смягчения их наиболее болезненных последствий. В случае отсутствия изменений нет особого смысла предоставлять ресурсы. ЕС также следовало бы обратить внимание на сокращение и разочарование внутрипроевропейских слоев Белоруссии и попытаться развернуть этот процесс, что возможно, только если вопрос о нормах и политических свободах вернется в повестку дня.

Если ЕС просто продолжит свой нынешний так называемый конструктивный диалог с Минском — подход, который не ведет к реальным изменениям в жизни, это будет означать выбор комфортного пути наименьшего сопротивления, который приведет к еще большим проблемам в будущем.

Оригинал: PONARS Eurasia

РБК. 13.12.2017