Умерла ли "европейская мечта"

Алексей Громыко

Член-корреспондент РАН, директор Института Европы РАН

В разгар Второй мировой войны английский экономист и государственный деятель Уильям Беверидж, один из идеологов послевоенного европейского «государства благосостояния», назвал пять «величайших зол» своего времени: нищета, невежество, нужда, болезнь и безработица. После 1945 года государства и общества Западной Европы на основе социальной рыночной модели и механизмов представительной демократии в основном избавились от этих бед. Конечно, нужда и безработица всегда оставались проблемами для миллионов людей, как и вечно не поспевающее за общественными запросами здравоохранение. Однако масштаб этих невзгод снизился в разы по сравнению с теми обстоятельствами, в которых пребывала Европа после разгрома нацизма. «Социальный контракт» и социальная справедливость со временем стали само собой разумеющимися атрибутами жизни.

Конечно, Старый Свет во второй половине XX века никогда не представлял собой пространство полного благополучия и процветания, как и безопасности. Европа переносила различные социальные, политические, экономические кризисы, культурные революции, жила в зябких условиях холодной войны. И все же ее послевоенное развитие в целом укладывалось в представление о линейно-прогрессивном движении, со своими зигзагами и отступлениями, но в целом с поступательным характером.

С недавнего времени положение дел коренным образом стало меняться. Былые страхи Европы возродились в своем старом или новом обличье. С 2014 года в первой пятерке страхов европейцев появился терроризм. Взрыв, автоматная стрельба или удар ножом могут случиться где угодно: в Париже, Ницце, Брюсселе, Лондоне, Мадриде, Манчестере, Мюнхене, Берлине или Барселоне. Не менее угнетает сознание обывателя и то, что совершающие эти преступления – европейцы, пусть и пришлые в первом, втором или третьем поколении.

Места на пьедестале страхов европейцев с терроризмом делит миграция, которая с 2015 года превратилась в один из ведущих факторов политической и экономической жизни, испытала на прочность широко декларируемую солидарность стран – участниц Евросоюза. Очевидную роль во взрывном росте неконтролируемой миграции сыграла канцлер ФРГ Ангела Меркель, поначалу широко распахнувшая двери перед миллионами страждущих из Африки и с Ближнего Востока. Лишь позже к ней пришло осознание того, что ЕС не обладал инструментами, достаточными для эффективных действий в таких форс-мажорных обстоятельствах.

Третий страх европейцев – экономические неурядицы и социальное неравенство. Экономика Евросоюза с 2012 года показывает медленный рост, но это модель низкого роста. Многие страны ЕС продолжают жить не по средствам. Общепринятым стало мнение о невозможности Греции когда-либо выплатить свой госдолг, который приблизился к 180% ВВП. Экономика страны подключена к аппарату искусственного дыхания в виде внешних заимствований. По показателям неравенства в доходах в наибольшей зоне риска (доходы верхних 20% населения превышают доходы нижних 20% более чем в 6–8 раз) лидируют Эстония, Латвия, Греция, Испания, Болгария, Литва и Румыния.

Неизменный спутник перечисленных проблем – безработица. В мае 2017 года в ЕС-28 работы не имели более 19 млн человек. В самом тяжелом положении находились Греция (22,5% безработных) и Испания (17,7%). В категории до 25 лет положение было особенно бедственным: безработица достигла 18,9% в еврозоне (16,9% в ЕС-28). Ее пиковые значения зарегистрированы в Греции (46,6%), Испании (38,6%), Италии (37%).

Невзгоды разной природы, обрушившиеся на Евросоюз, усилили разбалансировку управленческих механизмов в Евросоюзе. Избрание президентом США Дональда Трампа обозначило линию на дальнейшее ослабление внимания Вашингтона к европейскому театру политических действий. Одновременно грядущий выход Британии из объединения еще больше ослабляет влияние англо-саксонского фактора на развитие ЕС. В результате в сложной ситуации оказывается ряд стран-«младоевропейцев», вступавших в организацию с 2004 года и рассматривающих в первую очередь США и Британию как своих покровителей.

В современных условиях Евросоюз как никогда заинтересован во внутреннем сплочении и эффективном распределении бремени лидерства между ведущими странами-членами. Однако на практике во многом происходят противоположные процессы. Германия продолжает осознанно или по воле обстоятельств наращивать влияние в ЕС.

Одна из причин постепенного роста евроскептических настроений в ЕС состояла в усилении роли его наднациональных структур за счет государств-членов. И здесь дилемма, которую ярко высветили мировой экономический кризис и кризис еврозоны, заключается в том, что для выхода из зоны системных рисков ЕС нуждается в углублении интеграции – в создании полноценных банковского, фискального и энергетического союзов, внешней политики и политики безопасности. Речь идет о продолжении движения в сторону превращения ЕС в федеративное образование. Это означает, что страны-члены должны и дальше передавать наверх часть своих суверенных полномочий, а значит, централизация в ЕС не может не усиливаться. Это та самая красная тряпка для быка, которая дала возможность евроскептицизму в ЕС вырасти до небывалых размеров.

Есть ли шансы на возрождение идеи и практики Большой Европы (партнерства России с Евросоюзом или по крайней мере с его ведущими государствами-членами)? Как будут складываться отношения Запада и Востока Европы с США?

Порассуждаем о варианте нормализации отношений между Россией и ЕС на фоне заката «американской мечты», каким знал ее мир в XX веке. Главные препятствия на этом пути – отсутствие полноценной политической субъектности Евросоюза и вышедшие за все мыслимые пределы антироссийские настроения в ряде стран ЕС и в его наднациональных структурах. В этом отношении ситуация может измениться в случае усиления разноскоростного движения во внешней политике Евросоюза.

Как в своем внутреннем развитии ЕС все больше внимания уделял «двухскоростному движению» (например, создание Шенгена, еврозоны, банковского союза), при котором одни страны становились «ядром» процесса, а другие – его «периферией», так и во внешней политике ЕС данный принцип мог бы сыграть позитивную роль в отношениях с Россией. «Повышенную» скорость в развитии внешней политики ЕС могут устанавливать те государства-члены, которые менее зависимы от провинциальности и местечковости, обладают большими навыками стратегического мышления.

Может ли возобновиться сближение ЕС и США? Главные препятствия: американский мессианизм и одновременно достаточно сильные американоскептические, вплоть до антиамериканских, настроения в Европе. К делам в этой части мира длительное время падал интерес и у Вашингтона, что только подтвердили президентские выборы в США.

С первого взгляда могло показаться, что победа Трампа стала еще более сильным раздражителем, в том числе подтолкнув ЕС к развитию собственных военных структур. Однако, во-первых, Глобальная стратегия ЕС, принятая в июне 2016-го, и активность его наднациональных органов, как и ряда ведущих столиц по продвижению заложенных в стратегии идей, пришлись на период, когда в его победу еще мало кто верил.

Гораздо большее значение имел исход референдума о членстве Великобритании в ЕС в том же июне. Брекзит, при всех его минусах для европейской интеграции, означал, что вскоре ряды ЕС покинет наиболее евроскептически настроенная страна, и, следовательно, прекратится противодействие давней мечте европейских федералистов – созданию полноценной общей политики безопасности и обороны. Другими словами, складывается ситуация, когда в результате брекзита ЕС наконец сможет обрести стратегическую автономию.

Конечно, с точки зрения повышения эффективности глобального регулирования было бы желательно взаимодействие всех трех «вершин треугольника» – России, ЕС и США – на партнерских началах с подключением других крупных государств, например на площадке ОБСЕ, G-20 или Совбеза ООН. Препятствия на этом пути огромны. Однако и этот сценарий имеет шансы на реализацию в случае положительных сдвигов в отношениях Россия–ЕС. Тогда третий партнер может поспешить адаптироваться к новой тенденции, а не сопротивляться ей.

Нельзя исключать и варианта дрейфа всех от всех. Он наименее выгоден России в силу ее положения в международном разделении труда и нежелательности сужения пространства для геополитического маневра исключительно восточным направлением. Безусловно, укрепление стратегического сотрудничества с Китаем будет одной из опор стратегии России на международной арене в XXI веке, но с учетом складывающейся между двумя странами асимметрии для мировой стабильности в условиях полицентричного мира будет важно сохранить более сбалансированную систему взаимоотношений.

В начале XXI столетия идея Большой Европы казалась в пределах досягаемости. Сегодня она отложена в долгий ящик. Несколько из «величайших зол» вернулись в буквальном или преображенном виде в Старый Свет. Югославия, Грузия, Украина – за войны на этих территориях Европа несет ответственность. Не без ее участия насилие приобрело небывалый размах и в прилегающих регионах. На совести Европы и невежество в отношении истории и собственного христианского и гуманистического наследия, когда массовое сознание оказалось столь податливым к зловещему искушению новой холодной войны.

Для «европейской мечты» не все еще потеряно, но только если она не будет и дальше растаскиваться по национальным и региональным квартирам. Монополия на Европу со стороны одной из ее частей – историческая близорукость. Пусти она корни, и европейская цивилизация не переживет в своем нынешнем виде текущего столетия. Европейцы на западе и востоке Старого Света смогут прожить друг без друга, но скоро они незаметно пересекут точку невозврата, после которой ослабленная и раздробленная Европа будет долго наблюдать свой закат в тени других более дальновидных и жизнеспособных цивилизаций.

НГ-Дипкурьер. 13.11.2017