Выше коллектива. Чем закончился для Си съезд КПК в Китае
Александр Габуев
Прошедший съезд КПК завершил в Китае эпоху старых правил и системы коллективного руководства. Сицзиньпинизация доктрины завершена, а вот всех остальных областей жизни Китая – только начинается. Дальше последует новый состав политбюро и его постоянного комитета, в котором не окажется тех, кого прочили в преемники Си, что откроет генсеку дорогу к сицзиньпинизации всей партии и страны.
Завершившийся сегодня шестидневный XIX съезд Компартии Китая казался мучительно долгим – как самый длинный в истории отчетный доклад, который генсек Си Цзиньпин зачитывал три с лишним часа в день открытия. Слушать доклад было тем более трудно, что бесконечные переливы чеканных партийных формулировок не давали ни малейших подсказок для ответа на главный вопрос. Хотя китайские и мировые СМИ полны рассуждений, что на нынешнем съезде Си наметил амбициозную программу превращения Китая в сверхдержаву к середине XXI века, в китайской политической традиции проходящие раз в пять лет съезды КПК нужны не для выработки стратегий или обсуждения стоящих перед страной развилок.
Съезды – концентрированное выражение борьбы за власть, а потому главный и единственный по-настоящему значимый вопрос здесь – кадровый. Кульминация съезда наступит завтра, когда Си Цзиньпин (习近平) и еще шесть членов постоянного комитета политбюро (ПКПБ), совета директоров China Inc., выйдут к журналистам. Именно состав ПКПБ, 25-местного политбюро и 200-местного ЦК, а также распределение партийных и государственных должностей оформит новый расклад в китайской элите.
Это повлияет на курс второй державы мира и важнейшего соседа России куда больше, чем набор пассажей, копипастнутых из выступлений прошлых генсеков и самого Си, представленный стране и миру как вошедшее в Устав КПК новое теоретическое достижение «идей Си Цзиньпина о социализме с китайской спецификой для новой эры» (больше, чем китаисты, по этому поводу ругаются разве что китайские девятиклассники, которым теперь это все зубрить).
Мучительность съезду придавала небывалая даже для Китая непрозрачность. У топовых мировых китаистов вроде экс-премьера Австралии Кевина Радда или вице-президента Фонда Карнеги Дага Паала есть традиция: в год съезда обязательно приезжать в Китай в конце мая и в начале сентября. В мае обычно уже завершается формирование списков для назначения на высшие должности, а потому, пообщавшись с инсайдерами среди китайской элиты, из поездки можно привезти черновик раскладов в будущем политбюро. Майский список не всегда точен, зато помогает понять, между кем идет выбор на определенную позицию и кто двигает того или иного кандидата.
Сентябрьский список формируется уже после того, как все решения приняты, а потому почти никогда не расходится с реальностью. Однако в этом году все пошло не так: в мае китаисты вернулись из Пекина с пустыми руками, а сентябрьский список был настолько недостоверен, что ставить на него деньги никто бы не стал.
Китайская система всегда была сложна для понимания для внешних наблюдателей, но в последние пару лет гайки в информационном пространстве оказались настолько затянуты, что даже люди, обладающие первоклассными источниками, разводят руками. Представители китайской элиты отказываются разговаривать о партийных делах с западными инвестбанкирами, управляющими их состояниями, стараются не обсуждать политику между собой.
Даже если лететь на частном самолете с кем-то из высокопоставленных и богатых китайцев и задать вопрос типа «Ну как там Винни-Пух?», собеседник обычно молча показывает на стены и дает понять, что и на частных самолетах у стен есть уши. И эти уши наверняка состоят на зарплате в Центральной комиссии по проверке дисциплины (ЦКПД).
Итоговый расклад станет известен совсем скоро, однако даже список из 25 имен и конкретная расстановка семерки ПКПБ на первой фотографии не помогут до конца понять всю глубину происходящей с китайской политической системой трансформации. События самого съезда не так интересны, как его предыстория, которая как раз многое объясняет.
Шанхайские против комсомольских
Когда 15 ноября 2012 года члены ПКПБ, сформированного по итогам предыдущего XVIII съезда КПК, вышли на свою первую «пресс-конференцию» (на ней, правда, им нельзя было задавать вопросов), то семерка стоявших на сцене мужчин отражала консенсус, сложившийся между основными кланами в КПК: шанхайским (上海帮) и комсомольским (团派).
В отличие от многих европейских партий, где линиями размежевания на фракции становятся взгляды, в современной КПК основой деления на группировки является сеть патрон-клиентских отношений и личной лояльности, сложившаяся вокруг какого-нибудь лидера. Какой-то функционер выдвигается на руководящие позиции и тянет за собой людей, с которыми работал раньше в той или иной провинции, или продвигает кадры из организации, которой он долгое время руководил.
Протеже тянут за собой своих людей или стараются помогать их карьерам в других провинциях – и вот возникает аппаратная пирамида. Взгляды на экономику или внешнюю политику не играют особой роли, поскольку у КПК нет идеологии, кроме желания удержать власть (является ли развитие Китая целью или просто средством – отдельный вопрос).
Все меньшую роль для формирования группировок играют землячество и диалект, столь важные во времена Мао Цзэдуна (毛泽东) и Дэн Сяопина (邓小平). Возросшая транспортная связанность страны, внутренняя мобильность граждан, все больше напоминающая американскую, постоянные ротации чиновников (представители высшей когорты номенклатуры редко задерживаются на одном месте дольше четырех лет), стандартизация языка под влиянием СМИ на нормативном китайском – все эти факторы размывают локальную идентичность, которая постепенно перестает быть основой для формирования группировок внутри КПК. Времена, когда, согласно апокрифам, члены ЦК с трудом понимали друг друга из-за разницы в диалектах (на слух пекинский и гуандунский отличаются примерно как немецкий и голландский), давно ушли в прошлое.
К 2012 году, когда Си Цзиньпин возглавил партию, можно было с уверенностью говорить о двух больших группах влияния в КПК. Одна – коалиции сторонников Цзян Цзэминя (был генсеком в 1989–2002 годах). Вторая – альянс выдвиженцев Ху Цзиньтао (2002–2012). Людей Цзяна часто именовали «шанхайцами», поскольку основой его патронажной сети были знакомые и подчиненные по работе в горкоме самого развитого китайского мегаполиса. В основе группировки Ху Цзиньтао были выдвиженцы из китайского комсомола, которым он руководил в начале 1980-х.
В ушедшем сегодня в историю 25-местном политбюро 18-го созыва между шанхайскими и комсомольскими был баланс с легким перевесом в сторону первых. Зато на уровне ПКПБ люди Цзяна доминировали: лишь премьера Ли Кэцяна (李克强) можно было однозначно назвать «комсомольцем», с натяжкой к ним же можно было отнести и пятого человека в иерархии, главу секретариата партии и куратора пропагандистской машины Лю Юньшаня (刘云山). Все остальные члены ПКПБ были так или иначе связаны с Цзяном.
Баланс между группировками отражало и появление в составе политбюро двух молодых руководителей, которым еще не было 50. Ху Чуньхуа (胡春华), партсекретарь 106-миллионной провинции Гуандун (广东), был давним протеже Ху Цзиньтао – его даже называли «Малый Ху» (小胡). Сунь Чжэнцай (孙政才), глава горкома самого населенного мегаполиса мира Чунцина (重庆), вознесся благодаря связям с окружением Цзяна – в 1997–2002 годах он руководил местечком Шуньи (顺义) под Пекином, которое как раз тогда из деревеньки на окраине столицы превратилось в китайскую Рублевку.
Именно из этих двух руководителей, как казалось тогда, в 2012 году, и предстояло на XIX съезде сформировать тандем преемников, которые войдут в ПКПБ и начнут пятилетний цикл подготовки для занятия должностей премьера Госсовета и верховного лидера, который совмещает партийный пост генсека КПК, гражданский пост председателя КНР и пост главы Центрального военного совета (ЦВС) партии.
Такая ротация позволила бы окончательно оформить модель передачи верховной власти в Китае в условиях однопартийного режима, основы которой заложил Дэн Сяопин. Отличительными чертами этой модели были два срока по пять лет для правящего тандема; коллективное руководство на уровне ПКПБ с правом вето; назначение двух преемников, проработавших один срок в политбюро, в ПКПБ в середине цикла правящего тандема.
Си Цзиньпин и сам казался тогда олицетворением консенсуса и статус-кво. Выходец из хорошей семьи, сын одного из основателей КНР Си Чжунсюня (习仲勋), Си относился ко «второму красному поколению» (红二代) детей топовой номенклатуры, а значит, был лоялен партии и заинтересован в сохранении режима. По китайским меркам Си был не очень коррумпированным – в 2012 году агентство Bloomberg (похоже, где искать, журналистам подсказали противники будущего генсека) нашло у его старшей сестры активы почти на $400 млн, но эти деньги она нажила благодаря связям отца, а не младшего брата.
Наконец, Си был всегда лоялен начальству. Когда в конце 1990-х в провинции Фуцзянь (福建), где он был губернатором, разгорелся мощный коррупционный скандал вокруг бизнес-империи олигарха Лай Чансина (赖昌星), сколотившего миллиарды на контрабанде через порт Сямэнь (厦门) и купившего себе друзей среди многих генералов китайских спецслужб, Си не только вышел сухим из воды, но и не дал показаний против своего начальника, партсекретаря Цзя Цинлиня (贾庆林) – одного из любимчиков Цзян Цзэминя, в 2002–2012 годах ставшего четвертым в партийной иерархии.
В этой схеме нынешний XIX съезд должен был стать рубежом, после которого Си Цзиньпин должен был бы начать плавно готовиться завершать свой цикл и уходить на покой. Эта схема не учитывала одного – личности самого Си, а также чрезвычайной ситуации в стране, которая дала ему возможность проявить себя.
Дисциплина против коррупции
«В итоге хватило всего лишь тихого объявления Горбачевым о роспуске КПСС – и великая партия пала. В самом конце не оказалось настоящего мужчины, кто бы вышел сопротивляться», – заявил Си Цзиньпин в одной из своих первых закрытых речей на посту генсека в январе 2013 года.
Люди, знакомые с Си еще до его возвышения, утверждают, что он, как и многие партийные лидеры, крайне внимательно изучал уроки крушения КПСС (в Китае исследование причин развала СССР – целая наука, во многом позволившая сохраниться русистике). При этом Си считал, что главная причина краха самой могущественной ленинской партии, прародительницы КПК, – это перерождение советской элиты.
Китаю, чтобы не повторить судьбу СССР, нужны болезненные структурные реформы. Но прежде всего надо убрать с пути главных бенефициаров существующей системы – элитные группировки партийных олигархов, которые либо грабят госсектор, либо паразитируют на административном ресурсе родственников, выстраивая частные бизнес-империи.
Особую роль в борьбе за сохранение партии и страны Си отводит сильному лидеру. Такими лидерами для него, по-видимому, являются Мао Цзэдун и Дэн Сяопин, но не Цзян Цзэминь и Ху Цзиньтао. Для человека, который является прямым потомком героических основателей «нового Китая» и воспринимает себя как продолжателя их дела, предшественники, распустившие свое погрязшее в коррупции окружение, явно не были непоколебимыми авторитетами – скорее выстроенная ими система сдержек и противовесов между шанхайцами и комсомольцами воспринималась как препятствие на пути столь нужных реформ.
Для расчистки политического поля и укрепления своего авторитета Си взял на вооружение проверенный годами инструмент – борьбу с коррупцией. В свое время антикоррупционные кампании начинали и Цзян, и Ху. Но на стороне Си было одно важное преимущество. С одной стороны, в китайском обществе очень ощутим запрос на борьбу с жуликами и ворами, помноженный на требование социальной справедливости. С другой – ЦКПД, основной орган по борьбе с коррупцией внутри партии, обладающий огромными внеконституционными полномочиями (вплоть до возможности похищать подозреваемых в злоупотреблениях партийцев, держать их в секретных тюрьмах без предъявления обвинений и пытать), возглавил давний товарищ генсека – Ван Цишань (王岐山).
Согласно распространенной легенде, Ван и Си познакомились еще в 1970-х, когда были сосланы в глубинку во время «культурной революции». Они были в ссылке в соседних уездах, и однажды Си якобы остановился в доме Вана и даже спал с ним под одним одеялом.
Так или иначе, Си знает Вана более 40 лет. Помимо личной близости, Ван обладает другим ценным качеством – он один из самых блестящих китайских финансистов и один из лучших в стране кризисных менеджеров. Партия всегда бросала его на самые ответственные участки вроде долгового кризиса в провинции Гуандун в 1998 году, девелоперского пузыря на острове Хайнань (海南) в начале 2000-х, эпидемии атипичной пневмонии и отставания от графика олимпийских строек в Пекине, а затем на преодоление последствий глобального финансового кризиса 2007–2009 годов. Из всех этих испытаний Ван вышел с честью, за что его называют «командиром пожарной бригады» (灭火队长).
Возглавив ЦКПД, бывший банкир Ван Цишань начал нанимать туда не только следователей, но и финансистов, которые хорошо знали, кто, где и как в китайской элите прячет свои активы.
Начав антикоррупционную кампанию против «мух и тигров» (老虎苍蝇一起打), первого крупного хищника Ван и Си поймали в 2013 году. Им стал Чжоу Юнкан (周永康) – некогда всесильный глава Политико-правовой комиссии КПК (政法委员会), в 2007–2012 годах курировавший всех гражданских силовиков в КНР и всю судебную систему.
Чжоу в чем-то был очевидной мишенью – в 2012 году он пытался помочь главе чунцинского горкома Бо Силаю (薄熙来) войти в ПКПБ, и для этого сливал Бо прослушку других членов политбюро. После ареста Бо бывшего главного силовика отстранили от работы, но посадить его никто не смел – все же он некогда был членом ПКПБ, а в китайской системе после Дэн Сяопина эта позиция означала полный иммунитет от судебных преследований.
Чтобы прижать Чжоу, Ван Цишань методично зачистил коррупцию в трех его бывших вотчинах – энергетическом секторе, провинции Сычуань (四川) и Министерстве общественной безопасности. Были арестованы и пропущены через систему секретных тюрем сотни человек, благодаря показаниям которых на Чжоу Юнкана удалось собрать такой материал, что другим членам ПКПБ ничего не оставалось, как дать добро на его арест.
Осудив Чжоу Юнкана и отправив его за решетку пожизненно, Си показал решимость идти до конца, невзирая на сложившиеся в партии неформальные правила. Заодно дело Чжоу Юнкана стало мощным ударом по шанхайским и по Цзян Цзэминю лично – ведь именно он лоббировал назначение Чжоу в ПКПБ.
В декабре 2014 года был нанесен удар и по комсомольцам – был арестован бывший глава канцелярии ЦК КПК, правая рука Ху Цзиньтао Лин Цзихуа (令计划). Началом заката карьеры Лина стала история, случившаяся в марте 2012 года, незадолго до XVIII съезда. Его единственный сын Лин Гу (令谷) не справился с управлением черной Ferrari 458 Spider и разбился насмерть в Пекине: за рулем он занимался сексом с двумя молодыми монголками. В июле 2016 года Лина осудили на пожизненное заключение за коррупцию, злоупотребление полномочиями и незаконный доступ к сведениям, составляющим гостайну.
За те пять лет, что Си находится у власти, через сито антикоррупционной кампании прошли 1,34 млн человек. Из них были отправлены за решетку примерно 278 тысяч. Были отстранены или посажены 440 чиновников уровня замминистра и выше, среди них – 35 членов и кандидатов в члены ЦК (столько же было зачищено за весь предшествующий период в 1949–2012 годах). Не избежали чистки и ряды вооруженных сил – было арестовано более 60 генералов, включая бывших замглавы ЦВС Сю Цайхоу 徐才厚 (умер от рака под следствием) и Го Босюна 郭伯雄 (осужден на пожизненное заключение).
Большая чистка и начатая Си и Ваном кампания по борьбе с излишествами партийцев (приведшая к серьезному проседанию рынка luxury и закрытию многих топовых ресторанов в крупных городах) деморализовали оппонентов генсека, посеяли страх среди бюрократии, а заодно расчистили поле для продвижения протеже Си Цзиньпина и его сподвижников.
Помимо зачистки конкретных людей, Си также начал зачищать символическое наследие тех, кто в эпоху Цзяна и Ху считался хозяевами жизни. Так, в феврале 2016 года пекинские власти снесли памятную арку, красовавшуюся перед входом в Банк развития Китая (中国开发银行, БРК), – гордость первого председателя БРК, некогда могущественного Чэнь Юаня (陈元), одного из «принцев», отец которого, Чэнь Юнь (陈云), был вторым человеком в Китае 1980-х после Дэн Сяопина.
Снос арки объяснили тем, что она не вписывается в архитектурный ансамбль центральной улицы Чанъаньцзе (长安街), хотя долгие годы до того она никому не мешала. Реальной причиной сноса было желание уничтожить материальные артефакты, которые подчеркивали высокий символический статус того или иного вельможи в китайской политической системе. Си и Ван, любители китайской истории, прекрасно понимали, что символическая власть имеет в китайской традиции важное значение – недаром удельные князья, покушавшиеся на статус Сына Неба в период «Борющихся царств» 战国 (475–221 до н. э.), старались присвоить себе его строго регламентированные этикетом атрибуты вроде количества рядов танцоров, которые они могли себе позволить во время праздников.
Одними вельможами зачистка символического пространства не ограничилась: вскоре по всей стране начали аккуратно сносить каллиграфические надписи, сделанные на учебных заведениях прежними лидерами, как, например, произошло с каллиграфией Цзян Цзэминя на здании военного училища в Шанхае.
Тревожное лето 2017-го
К концу 2016 года, когда первый срок Си Цзиньпина во главе партии, государства и армии уже перевалил за экватор, было очевидно, что нынешний генсек сумел консолидировать власть быстрее двух своих предшественников.
Помимо антикоррупционной кампании, еще одним инструментом стали так называемые «руководящие рабочие группы» (领导小组) – полуформальные органы, объединяющие группу лидеров страны и крупных чиновников, занятых решением конкретных вопросов. Если в 2015 году в Китае насчитывалось 39 таких групп, то перед съездом их было уже 83, причем Си руководил ключевыми из них, в том числе важнейшими группами по экономике.
Фактически была создана управленческая конструкция, замкнутая на Си и его ближайших сподвижников, альтернативная формальным механизмам Госсовета. Многие вопросы, которые относятся к сфере компетенций премьера Ли Кэцяна, решаются в этих группах, а близкие к Си советники вроде главы аппарата группы по комплексным реформам Лю Хэ (刘鹤) настолько почувствовали свою силу, что стали позволять себе критиковать политику премьера со страниц партийного рупора «Жэньминь жибао».
Следующим шагом на пути консолидации стало присвоение Си звания «ядро партии» (核心) на шестом пленуме ЦК в октябре 2016 года. До Си этот титул использовался в партийных документах в отношении Мао, Дэна и Цзян Цзэминя. Уже со времен Ху Цзиньтао для обозначения лидера поколения руководителей просто называли его имя и указывали должность генсека.
Решение возродить титул «ядро» было интерпретировано многими как стремление признать за Си непререкаемый авторитет в партии, поэтому далеко не все партсекретари стали называть генсека таким образом. Однако после внесения этой формулы в резолюцию пленума Си, казалось, полностью готов к тому, чтобы сломать консенсус 2012 года и начать диктовать партии свои правила игры.
В чем был на тот момент план Си? Об этом можно только гадать. По некоторым косвенным признакам можно судить, что к концу 2015 года генсек стал окончательно понимать, что принятый в ноябре 2013 года на третьем пленуме амбициозный план структурных реформ не будет выполнен к 2020 году. А значит, ему необходимо искать способы, как сохранить власть для проведения столь нужных стране преобразований, – ведь если не он, то кто?
Помимо этого, с 2016 года китайские собеседники высокопоставленных иностранцев порой начали аккуратно намекать на то, что генсек тяготится премьером Ли Кэцяном – не потому, что он «комсомолец», а потому, что не очень умелый менеджер и вместо структурных реформ заливает проблемы деньгами (это нашло отражение в заочной полемике премьера и Лю Хэ на страницах «Жэньминь жибао»). Триггером недовольства стал коллапс биржи в 2015 году, причиной которого Си назвал несогласованные действия финансово-экономического блока правительства (хотя с тем же успехом мог бы винить себя и гиперцентрализацию власти).
По этим намекам, Си хотел бы видеть в премьерском кресле после 2018 года товарища Ван Цишаня – тем более что еще великий Ли Куан Ю ставил управленческие таланты Вана куда выше способностей Ли Кэцяна. Препятствовать такой замене могло бы неформальное правило «семь наверх, восемь вниз» (七上八下), согласно которому член политбюро, достигший 68-летнего возраста на момент съезда, должен уходить в отставку. Вану сейчас 69, так что правило к нему применимо.
Однако с прошлого года на это правило началась словесная атака. Сначала влиятельный замглавы отдела исследований ЦК Дэн Маошэн (邓茂生), довольно закрытый для внешнего мира, внезапно собрал журналистов в Пекине на брифинг и как бы невзначай пробросил, что пресловутое правило – не более чем «народные байки» (只是民间的一种说法).
Весной высказыванием на ту же тему отметился еще более авторитетный человек – 101-летний Сун Пин (宋平), бывший член ПКПБ и самый старый партиец в президиуме нынешнего XIX съезда. Сун, возглавлявший в свое время организационный департамент (ведает кадрами) и сыгравший немалую роль в возвышении Ху Цзиньтао, сказал, что развитие современной медицины позволяет высшим руководителям служить обществу хоть до 80 лет. Примечательно, что ни слухи, ни высказывания Дэн Маошэна и Сун Пина партийные СМИ никак не опровергали.
Видимо, примерно в это время в китайском руководстве началась турбулентность, из-за которой ездившие в мае в Пекин китаисты вернулись с пустыми руками. Например, тогда пошла мощная информационная атака против Ван Цишаня – ее источником стал беглый олигарх Го Вэньгуй (郭文贵), укрывающийся в Нью-Йорке. В многочисленных интервью гонконгским и американским СМИ он рассказывает, что главный борец с коррупцией и его семья замешаны в махинациях и тайно владеют долей в многомиллиардном холдинге HNA (海航).
Го – весьма мутный бизнесмен, сколотивший деньги благодаря покровительству замглавы Министерства государственной безопасности КНР (внешняя разведка) Ма Цзяня 马健, арестованного еще в 2015 году. У Го, очевидно, есть свои счеты с Ван Цишанем – помимо ареста патрона. Первым о сомнительных махинациях Го в 2015 году написало издание Caixin (财新), которое считается бастионом расследовательской журналистики в Китае – этот текст стал самым читаемым расследованием в истории КНР.
Главный редактор и владелица Caixin Ху Шули (胡舒立) пользуется в китайском журналистском сообществе таким же авторитетом, как Татьяна Лысова или Елизавета Осетинская в России. Правда, в отличие от Лысовой и Осетинской, к Ху Шули всегда возникали вопросы – как она позволяет себе публиковать то, за что любому другому редактору давно свернули бы голову? Многие считают, что источником информации и покровителем Ху и ее СМИ как раз и является всесильный Ван Цишань, использующий журналистов в своих целях.
Так или иначе, разоблачения Го в Китае через VPN смотрели тысячи человек, и какое-то время это было темой для перешептываний украдкой в дорогих барах Пекина и Шанхая среди белых воротничков. Впрочем, убедительных доказательств Го Вэньгуй так и не представил, а власти КНР направили запрос на его экстрадицию.
Однако явная атака на ближайшего сподвижника накануне съезда не могла понравиться Си. К тому же, по отзывам нескольких человек, разоблачения Го Вэньгуэя – лишь видимая часть айсберга, а на самом деле весной и в начале лета генсеку и его соратникам прилетали и другие черные метки, которые так и не вышли в публичное поле.
Так это или нет – можно только гадать. Что не подлежит сомнению – это то, что летом накануне съезда Си развернул беспрецедентное наступление на своих противников, которое закончилось двумя крупными делами: арестом главы крупнейшего частного страховщика Anbang (安邦) У Сяохуэя (吴小晖) и низвержением Сунь Чжэнцая, одного из возможных преемников.
Разгром оппозиции
«Дело Anbang» для китайской политической системы – не меньший шок, чем было в свое время для России дело ЮКОСа. Еще недавно эта компания была доказательством того, что в Китае сбываются даже самые смелые мечты. Основанный в 2004 году частный страховщик успешно работал на рынке, где рыночные премии невелики, а конкурентами являются огромные государственные компании, имеющие безграничный доступ к ликвидности.
Мало того, за 13 лет этот частный страховщик превратился в международное лицо зарубежной экспансии китайского капитала. К 2013 году доходы Anbang от основной деятельности составляли $3,8 млрд, а уже через два года, согласно отчетности, они выросли почти в 20 раз. Компания сначала бросилась покупать все в Китае, а затем устремилась на внешние рынки, скупая знаковые активы и не особо глядя на цену.
Самой яркой сделкой стала покупка знаменитого нью-йоркского отеля Waldorf Astoria. Глава Anbang 50-летний У Сяохуэй, начинавший с продажи автозапчастей, стал принимать в отеле представителей американской элиты.
Секрет успеха У Сяохуэя был прост – он удачно женился третьим браком на Дэн Чжожуй (邓卓芮), внучке самого Дэн Сяопина. Мать Чжожуй, Дэн Нань (邓楠), считается самой авторитетной и влиятельной из пяти отпрысков патриарха китайских реформ. В семье она пошла по политической линии, была членом ЦК.
Внутри китайской элиты многие убеждены, что успех Anbang объясняется связями Дэнов. А точнее, что группа является семейным кошельком, и именно поэтому У Сяохуэй всегда имел беспрепятственный доступ к дешевым деньгам госбанков.
Однако с начала 2017 года дела у Anbang пошли хуже – компании запрещали зарубежные покупки, объясняя ограничения борьбой с оттоком капитала (при этом та же HNA даже не думала прекращать зарубежный шопинг). Весной в Caixin вышли расследования об Anbang. У Сяохуэй обещал затаскать Ху Шули по судам, но не успел – 9 июня группа объявила, что У не может исполнять функции председателя совета директоров и уходит с поста.
Вскоре стало понятно, что У Сяохуэй арестован. Госсовет издал распоряжение банкам пересмотреть все кредитные линии, выданные страховщику и его дочкам, с тех пор компания фактически находится в режиме не то санации, не то проверки сотрудниками ЦКПД.
В Пекине о деле Anbang говорят крайне неохотно. Но большинство финансистов склоняются к тому, что вряд ли причиной опалы стали какие-то неизвестные регуляторам деловые практики – ведь взрывной рост страховщика проходил не просто на глазах государства, но и с его активной помощью. Более того, многие рискованные операции делали не только ребята из Anbang, но и представители других крупных частных холдингов, однако за решетку отправился только У Сяохуэй.
О прямом влиянии политики на дело Anbang никто не говорит, но разговоры с инсайдерами непременно выводят на то, что, вопреки распространенному мнению, между семьями Дэн Сяопина и Си Чжунсюня никогда не было особой теплоты и что якобы Си Цзиньпин считает, что Дэн не воздал его отцу должное за его вклад в преобразившие Китай реформы, а с детьми Дэна у него напряженные личные отношения.
Так это или нет – точно сказать невозможно. Однако факт остается фактом: незадолго до съезда и выездной встречи руководства на курорте Бэйдайхэ (北戴河), где по традиции обсуждаются кадровые назначения, одна из самых авторитетных семей Китая почти что лишилась кошелька благодаря действиям центральных властей. Семьи, которые могли бы попытаться как-то использовать свои накопления, чтобы повлиять на делегатов съезда или медиафон вокруг Си Цзиньпина и его соратников, явно уловили сигнал.
Если у кого-то еще были сомнения в том, что генсек готов идти до конца, они окончательно развеялись в июле, когда прямо перед встречей в Бэйдайхэ со своей должности был снят Сунь Чжэнцай. На освободившееся место был экстренно переведен партсекретарь Гуйчжоу (贵州) Чэнь Миньэр (陈敏尔) – бывший заместитель Си по работе в провинции Чжэцзян (浙江) в середине 2000-х, который автоматически получил пост, подразумевающий место в политбюро.
Наконец, последним залпом артподготовки к съезду стали события середины сентября, когда из публичного поля внезапно исчезли глава Генштаба НОАК Фан Фэнхуэй (房峰辉) и его заместитель по политической части Чжан Ян (张扬). Деталей последней истории до сих пор крайне мало, но в Пекине говорят, что Фан и Чжан были арестованы, причем их арест проходил в лучших традициях задержания «банды четырех».
После всех этих событий, по отзывам видевших Си в последние недели дипломатов и иностранных гостей, председатель стал небывало благостным. Подготовка к съезду завершилась, равно как и эпоха старых правил и системы коллективного руководства.
Первым зримым итогом съезда стало внесение в Устав КПК упоминания Си Цзиньпина – раньше этой почести удостаивались только Мао и Дэн. Сицзиньпинизация доктрины завершена, а вот всех остальных областей жизни Китая – только начинается. Дальше последует новый состав политбюро и его постоянного комитета, в котором не окажется тех, кого прочили в преемники Си, что откроет генсеку дорогу к сицзиньпинизации всей партии и страны в ближайшую десятилетку.
Московский центр Карнеги. 24.10.2017
