Евразийский интеграционный проект: не кризис, а взросление

Алексей Балиев

Евразийский интеграционный проект рискует если не пробуксовывать, то по крайней мере замедлиться в ближайшей перспективе. Причина несколько неожиданная – многие страны-участники и эксперты недопонимают его сущность, специфические характеристики, реальные достижения и проблемы, а потому разочаровываются и снижают активность в продвижении проекта. Между тем взросление таможенно-экономических блоков нигде и никогда не обещает рекордно быстрых результатов.

Сказанное выше – не сентенции автора статьи, таковы основные оценки недавнего исследования, проведенного Евразийским банком развития (ЕАБР).

Такие оценки небезосновательны. Во всяком случае, уже который год странам ЕАЭС не удается договориться в полной мере по ряду стратегических вопросов экономико-правового порядка. Например, по единой квалификации категорий «контрафакт», «реэкспорт», «демпинг», «страна происхождения товара/услуги». Как и о совместных мерах по выявлению незаконно поставляемой, в т.ч. контрафактной продукции в страны Союза, по единой ЕАЭС-системе продвижения импортируемых в регион и поставляемых из стран ЕАЭС товаров. Во многом это связано и с не унифицированной по сей день нормативно-законодательной базой в сфере экономики/внешнеэкономических связей стран-участниц. А также с различными (особенно в сфере внешнеторговых пошлин/квот) условиями участия стран Союза в ВТО.

Вдобавок давно требуют регламентации вопросы таможенно-торгового режима между ЕАЭС и почти одновременно созданной зоной свободной торговли (ЗСТ) СНГ, в которой участвуют почти все страны Содружества (включая и страны ЕАЭС). Казалось бы, сеть интеграционных связей на постсоветском пространстве растет, и это надо приветствовать. Но на деле два объединения из-за неурегулированности правовых и многих других вопросов лишь затрудняют свое поступательное движение, по крайней мере к ЕАЭС это относится в полной мере.

К примеру, ассортимент товаров, обращающихся в режиме свободной торговли и временных изъятий из этого режима в ЗСТ и ЕАЭС, не соответствуют друг другу. Как следствие, возникают спорные ситуации по поводу беспошлинного ввоза или реэкспорта продукции, подпадающей под ограничения в ЕАЭС, но не в рамках ЗСТ, и наоборот. По имеющимся оценкам, число таких ситуаций отнюдь не уменьшается, а это приводит и к политическим осложнениям во взаимоотношениях между странами ЕАЭС, с одной стороны, и между государствами ЕАЭС и ЗСТ – с другой.

Самый свежий пример – разногласия, возникшие в последнее время между Киргизией и Казахстаном. Бишкек обвиняет Астану в предвзятости при таможенном досмотре товаров, из-за чего на границе двух республик скопились огромные очереди из большегрузов. Но Астана объясняет (и обоснованно) происшедшее совсем другими причинами – слабым таможенным администрированием со стороны КР, из-за чего в Россию и Казахстан через Киргизию в порядке реэкспорта ввозится много китайской одежды и обуви, в т.ч. контрафактной.

Из-за этого, как 25 октября на заседании Евразийского межправительственного совета сообщил премьер-министр Казахстана Бакытжан Сагинтаев, «общая сумма потерь стран Евразийского экономического союза по НДС составила 2,68 миллиарда долларов». Работа на границе по усилению контроля, заверил Б.Сагинтаев, «не направлена против Кыргызстана, мы просто выявляем нарушения грузоперевозчиков, следующих оттуда».

Проблемы внутри ЕАЭС обостряются и в связи с формированием зон свободной торговли с дальним зарубежьем. Происходит это уже хотя бы потому, что все возрастающие товаропотоки из более чем 10 дальнезарубежных стран-партнеров минимум на треть содержат в себе демпинг, реэкспорт и контрафакт. А вопросы по товаропотокам такого рода внутри ЕАЭС, повторим, не урегулированы.

К примеру, Турция и ЕЭК проводят консультации по формированию ЗСТ с ЕАЭС. При этом только в РФ (а не во всех странах ЕАЭС) до последнего времени действовало эмбарго на импорт томатов и ряда других видов продовольствия из Турции. Но, по данным Федеральной таможенной службы и Россельхознадзора, эта продукция поступала в РФ через другие страны ЕАЭС и опять же через зону свободной торговли СНГ. Особенно через Армению и Азербайджан. Как пояснил на днях первый замруководителя ФТС России Руслан Давыдов, пришлось создать межведомственные рабочие группы как с армянскими коллегами, так и с азербайджанскими, чтобы «выстроить прозрачные цепочки движения товаров». Это позволяет более достоверно установить страну производителя и (или) экспортера и, соответственно, возможные объемы производства и экспорта продукции из этих кавказских стран. Что, в свою очередь, позволит определить поставки сверх этих объемов, точнее объемы реэкспорта.

С учетом названных и смежных факторов эксперты ЕАБР вполне обоснованно отмечают, что время быстрых интеграционных успехов в регионе ЕАЭС прошло. Дальнейшее же развитие интеграции все в большей мере связано с разработкой и проведением согласованной промышленной и – в целом – внутри- и внешнеэкономической политики в Евразийском союзе. В первую очередь это относится к правовому и инфраструктурному обеспечению совместных инвестиций, повышению платежно-покупательной способности нацвалют в контексте ранее заявленного в ЕАЭС сокращения и последующего устранения долларовых взаиморасчетов. А последнее возможно, как показывает зарубежная интеграционная практика, лишь в рамках скоординированной валютно-финансовой, да и общеэкономической политики.

Поэтому, как справедливо отмечено в исследовании ЕАБР, экономическая интеграция – это «не панацея для решения всех насущных проблем в странах Союза», а в первую очередь «набор инструментов, использование которых требует специальных компетенций». Тем более что в связи с неблагоприятной мировой конъюнктурой по сырьевым товарам (которая вряд ли вскоре изменится) сырьевой или полусырьевой вектор экономик большинства стран ЕАЭС сдерживает реализацию и средне-, и долгосрочных индустриальных проектов. С другой стороны, он же затрудняет координацию экспортно-сырьевой политики ввиду сохраняющейся конкуренции, в т.ч. между странами ЕАЭС, на мировом рынке сырьевых товаров, как и товаров невысокого промышленного передела.

Скажем, экспортные цены на казахстанский газ в 2015 г. (за 1 тыс. кубометров) составили для Украины 165,9 долл., Швейцарии – 73,8 долл., Польши – 132,9 долл., КНР – 120 долл. В среднем это более чем на четверть ниже российских газоэкспортных цен для тех же стран, причем схожая ценовая диспропорция сохраняется и поныне. Такая конкуренция – среди основных причин, в силу которых создание единого газового и газотранспортного рынка в ЕАЭС отложено на период не ранее 2025 г.

Кроме того, на интеграционные тренды в Союзе, как отмечается в исследовании Евразийского банка, влияет и его экономико-географическая специфика. Это, прежде всего, преобладающий вес России в экономике и самой географии Союза, пока еще незначительные объемы взаимной торговли высокотехнологичными товарами (в отличие от изделий низкого и среднего переделов). В то же время евразийская экономическая интеграция проистекает из СССР, откуда унаследованы тысячи производственно-технологических цепочек и общая инфраструктура. Эти факторы без преувеличения – фундамент развития сегодняшней экономической интеграции внутри ЕАЭС.

Наш блок, по оценке ЕАБР, нередко рассматривается, особенно на Западе, как «особый случай» региональной организации, созданной якобы в политических целях под давлением России, экономико-географически доминирующей в постсоветской Евразии. Но похожее превалирование одной страны наблюдается и во многих других схожих объединениях, хотя никому почему-то не приходит в голову утверждать, что они являются результатом политического давления со стороны наиболее развитых и географически обширных стран-участниц. В частности, экономический вес ЮАР в Южноафриканском таможенном союзе еще больше, чем РФ в ЕАЭС, США экономически доминируют в НАФТА, Саудовская Аравия – в ССГПЗ и т.п. Так что политиканские клише насчет ЕАЭС, мягко говоря, гипербола…

При этом исследователи констатируют возрастающую сопряженность интеграции в рамках ЕАЭС с параллельными процессами в соседних регионах, прежде всего с инициированным Китаем международным проектом «Один пояс – один путь». Исходя из темпов роста взаимной торговли и инвестиций в рамках столь масштабного и, по сути, бессрочного проекта, это оценивается экспертами как явление в высшей степени положительное.

Общий вывод очевиден: согласно заключению ЕАБР, фаза быстрого начального прогресса ЕАЭС-интеграции 2010-2015 гг., характеризовавшаяся прорывом по целому ряду направлений, постепенно сменилась некоторым снижением интеграционной активности. Содержанием текущего и, пожалуй, ближайших последующих этапов станет, образно говоря, взросление нашего интеграционного объединения. В этом никакой беды нет. Те же этапы были характерны практически для всех аналогичных или схожих блоков – начиная, к примеру, с Бельгийско-Голландско-Люксембургского таможенно-экономического союза (учрежденного еще в 1944-м), и кончая АСЕАН (1967 г.) и КАРИКОМ (1973 г.).

Так что предрекать некий кризис евразийской интеграции в экс-СССР навряд ли объективно.

Ритм Евразии. 31.10.2017