Георгий Гриц: «Главная угроза экономике Беларуси и России – это подрывные технологии»
Торможение глобализации и надвигающаяся четвертая индустриальная революция грозят сделать ненужными крупные традиционные производства. Произойдет переход от массового производства к быстро переналаживаемому. Это создаст серьезные проблемы для экономики Беларуси и всего Евразийского союза уже в среднесрочной перспективе. О тенденциях развития мировой экономики и способах выживания в новой промышленной революции «Евразия.Эксперт» рассказал заместитель директора по науке Центра системного анализа и стратегических исследований Национальной академии наук Беларуси, известный белорусских экономист Георгий Гриц.
– Георгий Васильевич, какие современные глобальные экономические тренды вы могли бы выделить? И как Беларусь в них вписывается? Как вы оцениваете экономическое положение республики на сегодняшний момент?
– Трендов много, но я бы отметил два наиболее существенных фактора. Во-первых, это геополитический фактор. Еще Джордж Сорос писал, что главный конфликт XXI в. – это конфликт между глобализацией и регионализацией. И сегодня мы замечаем отход от глобального тренда, который доминировал всю вторую половину XX века.
Более того, как ни парадоксально, именно ведущие западные страны, которые и «породили» глобализм, сегодня на практике, особенно в экономической сфере, проводят политику регионализации.
То есть свои национальные интересы они безальтернативно ставят выше своих же международных обязательств, в частности, в рамках Всемирной торговой организации. И причиной тому явилась Китайская Народная Республика.
Китай очень продуманно и расчетливо интегрировался в традиционную международную систему разделения труда, выторговав себе очень выгодные условия вступления в ВТО. Воспользовавшись фактором дешевой рабочей силы и интересом западных компаний к необъятному китайскому рынку, в итоге КНР не только превратилась в мировую фабрику целой гаммы товаров, но и обогнала другие государства по объему прямых инвестиций в третьи страны.
Таким образом, на этой волне они превратились в потенциального мирового лидера. И все это за счет неторопливой прагматичной политики, автором которой в «новейшей истории» Китая был Дэн Сяопин. Можно продолжить этот тренд. То, что мы видим сегодня – брекзит, приход к власти Дональда Трампа – все это происходит на фоне риторики «поддержим национальные компании и национального производителя».
Второй тренд – технологичный, это так называемые промышленные революции или большие кондратьевские циклы – 50-40 лет. Переход от одних технологических укладов к другим, более современным.
Сегодня мы говорим о четвертой промышленной революции, в основе которой лежат не только V-VI технологические уклады, но и принципиально иные принципы организации менеджмента. И это уже объективная реальность.
С 1995 по 2010 гг. объемы продаж обрабатывающей промышленности в постиндустриальных странах в сопоставимых ценах выросли на 65,8%, тогда как высокотехнологичных секторов — почти в 2,8 раза. Первые пятьдесят крупнейших компаний мира, имеющих рентабельность инвестиционного капитала свыше 15%, в основном производят продукцию, соответствующую V–VI технологическим укладам.
В системе менеджмента «четвертая промышленная революция» означает переход от массового производства к быстро переналаживаемому.
Соответственно, на одном конвейере могут производиться разные модели. Сегодня производится одно, а когда меняется запрос – другое. Более того, во многих случаях производство не будет массовым, и конвейеры перестанут существовать. Для целого ряда отечественных отраслей это критический фактор.
В этих условиях крупные традиционные производства и компании уже в среднесрочный период ожидают серьезные проблемы. Если раньше они имели преимущества за счет вертикальной интеграции и масштаба, то сейчас будут проигрывать по времени вывода продукции на рынок тем, кто сможет динамично перестраивать бизнес-модель и продукцию.
В дополнение к этому ряд авторитетных экспертов предсказывают появление мобильных цифровых фабрик, которые можно будет транспортировать на дальние расстояния и разворачивать вблизи рынков сбыта.
– В чем именно заключаются угрозы для Беларуси и России в новой ситуации?
- Выскажу свое, не совсем традиционное мнение. Сегодня подлинные угрозы для наших стран лежат не в количестве совместных инновационных проектов и, соответственно, объеме и распределении бюджетных или союзных средств.
Главный вызов – это поиск адекватного ответа на вопрос о том, как совместно противостоять внешним угрозам, которые основываются на т.н. «destructive technologies», или по-русски – на «подрывных, разрушительных технологиях». И в этом смысле они нацелены на то, чтобы подорвать существующую конкурентоспособность большого количества национальных моделей.
Должно быть четкое понимание, что в одиночку решить эту задачу даже такой стране, как Россия, весьма проблематично. Необходимо не только объединение ресурсов всех стран-членов ЕАЭС, но постановка адекватных целей и текущих задач.
– Оправдывают ли себя Союзное государство и Евразийский экономический союз? И чего ждет Беларусь от ЕАЭС в ближайшие 10 лет? Каковы перспективы диверсификации рынков сбыта для Беларуси?
– Я считаю, что у этих двух сообществ очень большие перспективы. Есть несколько категориальных экономических тезисов.
Чтобы быть самодостаточным, развивать и организовывать производство, чтобы не зависеть от импорта и быть относительно значимым игроком, необходимо порядка 200 миллионов потребителей.
Если у тебя количество не превышает 10 млн, то развивать, допустим, тракторное производство для них нет смысла. Можно сказать сразу – этот трактор не будет конкурентоспособен ни по цене, ни по технологии.
Поэтому с этой точки зрения 170 млн потребителей ЕАЭС – это тот рынок, который нужен. Конечно, если он будет защищать не только себя, но и своих субъектов хозяйствования, обеспечив им равные права на всей территории союза, на деле, а не на словах.
Кстати, членом Коллегии (министром) по промышленности и агропромышленному комплексу является бывший премьер-министр Беларуси Сергей Сидорский. Он очень много сделал в этом направлении. В значительной степени такие категории, как приоритетные сектора экономики ЕАЭС, евразийские технологические платформы, закон о единой промышленной политике ЕАЭС, цифровая трансформация промышленности в ЕАЭС и ряд других проектов являются его детищем.
Однако самоуспокаиваться рано. В частности, Союзному государству, инициативы которого в значительной степени легли в основу ТС (Таможенного союза – прим. «ЕЭ»), ЕЭП (Единого экономического пространства – прим. «ЕЭ») и сегодня ЕАЭС, нужен новый тренд.
Если говорить о краткосрочной перспективе, то просто необходимо не только продекларировать, но и реализовать на практике ряд знаковых совместных и конкурентоспособных на мировых рынках белорусско-российских предприятий.
В основе их должна лежать общая собственность, сформированная на базе как действующих предприятий, так и совместных вкладов, и новых технологий в формате «Greenfield» (англ.), т.е. с «нулевого цикла». И, конечно, здесь не должно быть никаких ультиматумов. Россия иногда ведет себя не по-партнерски, ну и мы не всегда были белыми и пушистыми.
– Насколько оправдывают себя такие проекты, как Парк высоких технологий, Белорусско-китайский индустриальный парк? Насколько они эффективны?
– Сюда можно еще добавить проекты «Техноград», «Белбиоград» (биотехнологии). Я стоял у истоков и не скажу, что был сторонним наблюдателем в некоторых из этих проектов. В частности, инициатором создания Парка высоких технологий на начальной стадии являлась Национальная академии наук Беларуси. В дальнейшем, на этапе подписания соответствующего указа, он трансформировался в самостоятельный бизнес-проект. Жизнь показала, что это было правильное решение.
Но сама идея бизнес-модели ПВТ строилась изначально по следующей логике. Есть программисты, их услуги очень востребованы, а задача была легализовать финансовые потоки и создать условия для развития этой перспективной отрасли. То есть изначально имелся товар, на который был свой покупатель, причем иностранный. Государство легализовало этот принцип очень грамотно и качественно. Фактически был создан офшор, а взамен государство получило почти миллиард экспортной выручки.
Что касается, китайско-белорусского индустриального парка, технологического парка «Белбиоград» и других проектов, то тут изначально иная бизнес-модель. Государство само определило приоритеты и под них создает льготные налоговые и иные преференциальные условия. Мировая практика показывает, что и первая, и вторая модель имеют право на жизнь. Что получится у нас – жизнь покажет. Хочется верить, что новые проекты будут не менее успешны, чем «первенец» – ПВТ.
– Какие экономические вызовы и риски существуют для Беларуси в среднесрочной перспективе?
– Вызовы и риски я бы подразделил на две группы – рукотворные и глобальные. Глобальные риски во многом вызваны глобализацией. Беларуси войти в международную экономику тяжело по нескольким причинам. Во-первых, сегодня страна только стоит «на пороге» членства в ВТО, что изначально ставит белорусские компании в проигрышные по сравнению со своими потенциальными конкурентами условия, особенно на экспортных рынках.
Во-вторых, наша экономика очень «завязана» на Российскую Федерацию. Тут не скажешь однозначно – хорошо это или плохо. Но никто не отменял правило Парето в экономике, согласно которому, если ты 20% своего товара продаешь одному потребителю, то ты находишься от него в зависимости. А у нас доля России во внешнеторговом обороте – почти 50%.
– На каком уровне находится на сегодняшний день белорусская промышленность в плане ее конкурентоспособности и технологической развитости?
– Давайте в качестве примера рассмотрим такой срез промышленности как транспортное машиностроение. Для Беларуси это не просто товар, в какой-то степени это наш национальный бренд. Во многих странах мира такие торговые марки, как «МАЗ», МТЗ, МЗКТ, ОАО «Амкодор» и др. являются визитными карточками нашей страны. Сегодня в машиностроительном комплексе работает порядка 5 тыс. предприятий, на которых трудятся вместе со смежниками более 350 тыс. людей.
Да, сегодня эта отрасль испытывает определенные проблемы. Но не надо забывать, что во всем мире «машиностроение» – это драйвер для экономического роста в целом. Например, в Германии одно рабочее место в этом секторе дает работу для 3-4 работников в смежных отраслях.
В Беларуси эта цифра еще больше – одно рабочее место на МАЗе обеспечивает почти 10 рабочих мест в других отраслях экономики.
Недавно по инициативе Минпрома правительством были приняты Стратегия и соответствующая госпрограмма развития белорусского машиностроения до 2020 г. и перспектива до 2030 г. Хочется верить, что это приведет к возрождению этой важнейшей для страны отрасли.
Но еще раз хочу отметить, что достичь поставленных целей мы сможем только консолидировав усилия наших стран. И в первую очередь это касается Беларуси и России, которые не только исторически имеют развитое машиностроение еще со времен Советского Союза, но и тесные производственные связи и кооперацию.
– На какие технологии в Беларуси нам надо делать ставку, чтобы быть конкурентоспособными в будущем?
– Сложно сказать. Взять хотя бы сегодняшний ПВТ. В значительной мере его резиденты выполняют работу в качестве подрядчиков зарубежных компаний. Но будут ли эти IT-услуги востребованы в принципе в новых реалиях «четвертой промышленной революции»?
Да, сегодня для рассмотрения у главы государства готовится новая редакция декрета по ПВТ. Ее разработчики заложили в нее целый ряд инноваций, начиная от блокчейнов и криптовалюты, и до отмены субсидиарной ответственности по обязательствам резидентов ПВТ в случае их банкротства.
Но мы не можем зависеть от одной отрасли. Необходимы новые идеи и проекты и в других отраслях.
В частности, я с определенной долей надежды и оптимизма отношусь к госпрограмме инновационного развития Республики Беларусь на 2016-2020 гг. Общая сумма финансирования проектов по этой программе достигает почти $10 млрд. Причем более 70% от общего объема финансирования будет направлено на реализацию проектов, базирующихся на технологиях V и VI технологических укладов.
Беседовала Диана Шибковская (Минск)
Евразия.Эксперт. 26.09.2017