Предсъездовский ракурс Шелкового Пути

Василий Михеев, Сергей Луконин

К середине 2017 г. предсъездовская внутриполитическая ситуация в Китае стабилизировалась и находится под контролем Си Цзиньпина. За счет продолжающихся масштабных антикоррупционных чисток, направленных в том числе и против «ненадежных» партийцев и военных, а также мощнейшей пропагандистской кампании, строящейся вокруг Си как «ядра партии», китайскому руководству удалось создать комфортную для себя внутрипартийную обстановку в преддверии намеченного на осень 2017 г. 19-го съезда КПК. В отличие от предыдущего, 18-го съезда КПК, когда впоследствии осужденный член ПК ПБ ЦК КПК Бо Силай представлял собой реальную альтернативу Си, сегодня у высшего китайского руководителя нет оппонентов. Скрытая борьба за посты в ЦК КПК носит больше не партийно-политический, а партийно-бюрократический характер: кто именно из лояльных кадров займет то или иное руководящее место.

На этом фоне Си Цзиньпин нацеливается на то, чтобы представить съезду не только внутриполитические успехи в плане борьбы с коррупцией и поддержания стабильности в руководстве и обществе, но и внешнеполитические – связанные с инициативой Шелкового пути (или «Пояс – Путь», как теперь говорят в Пекине) и с укреплением на этой основе мирового авторитета Китая, а также с улучшением китайско-американских отношений, в том числе и в том плане, что Пекину удалось бы избежать «торговой войны» с США. Последнее особенно важно для Китая в условиях продолжающегося замедления темпов экономического роста и экспорта.

В мае в Пекине проходит Первый Саммит Шелкового пути, который по сути фиксирует намечавшийся с начала 2017 г. переход данной инициативы в новое качество.

Во-первых, в проекте ШП окончательно закрепляются политическая и военно-политическая составляющие. Пекин намерен проводить Саммит раз в два года, создавая тем самым под верховодством Китая регулярную «площадку» политического общения с лояльными Пекину мировыми лидерами и участниками проектов ШП. Преимущество такого формата по сравнению с другими (ШОС, БРИКС, АТЭС, АСЕАН плюс …, ВАС и др.) Пекин усматривает в том, что она будет постоянно существовать в Китае, а повестка дня встреч высшего и высокого уровня – формироваться Пекином. В развитие нового, расширенного, видения ШП Пекин в конце июня 2017 г., на фоне не прекращающейся международной критики в его адрес по Южно-китайскому морю (ЮКМ), выдвигает Концепцию сотрудничества на море в рамках инициативы «Пояс – Путь», предлагающую странам АСЕАН китайский вариант решения проблем безопасности в ЮКМ.

Параллельно политической активности Китай продолжает наращивать военно-морскую составляющую ШП. К середине 2017 г. ускоряется развитие китайских военно-морских баз в ЮКМ (Бруней), Индийском океане (Гвадар (Пакистан), Шри-Ланка, Мальдивы), районе Персидского залива (Оман, Джибути). Формально новое военное строительство нацелено на обеспечение военной безопасности Морского Шелкового пути от угроз пиратов, террористов и т.п. Однако в ряде стран, традиционно «не доверяющих» Китаю (Индия, Япония, Вьетнам) подобная активность Пекина воспринимается как заявка на военно-политическое доминирование не только в Желтом и Южно-китайском морях, но и вдали от берегов Китая, уже больше – в глобальном плане.

Во-вторых, меняется сама направленность ШП. Изначально эта инициатива подразумевалась как региональный геоэкономический проект, привязанный к Центральной Азии и России, а через них – к Европе. Теперь ШП – глобальный проект, распространяющийся на Австралию, Новую Зеландию, Океанию, а также – Африку и Латинскую Америку. В отношении последних Пекин активно использует Банк развития БРИКС и формат БРИКС в целом, очередной Саммит, которого состоится в сентябре 2017 г. в Китае. Бразилия и Южная Африка рассматриваются как своего рода «окна» выхода на Южноамериканский и Африканский континенты.

Китайские ученые продолжают все настойчивее артикулировать идею, правда, пока не воспринятую в США, китайско-американского сотрудничества в модернизации глобальной инфраструктуры, отталкиваясь от тех заявлений Трампа, которые напрямую увязывают развитие американской инфраструктуры с экономическим ростом.

В-третьих, новым моментом в развитии инициативы ШП стали последние планы Пекина по соединению и скоординированному развитию ШП и Морского шелкового пути посредством строительства инфраструктурных проектов, связывающих Китай с Южной Азией, ЮВА, а в итоге – с Африкой и Европой через Пакистан, Таиланд, Бирму, Индокитай.

В-четвертых, к середине 2017 г. масштабность планов ШП с новой остротой выявила нехватку капитала для их финансирования. После майского Саммита ШП Китай фактически переходит к новой стратегии инвестирования проектов ШП. Если раньше акцент делался на использование подконтрольных Пекину АБИИ, Банка БРИКС, китайского Фонда ШП для финансирования развивающихся стран, то теперь Китай стремится к привлечению капитала развитых государств для осуществления совместных с Китаем проектов в формате ШП. Тем самым Пекин переходит от политики одностороннего инвестирования бедных к политике привлечения инвестиций богатых для организации многостороннего взаимодействия.

Первым партнером Китая в этом «скорректированном» варианте ШП стал немецкий Deutsche Bank, подписавший в мае 2017 г. соответствующее соглашение на 3 млрд долл. с Банком развития Китая.

Вместе с тем, не все страны одинаково позитивно воспринимают новые направления развития инициативы ШП. На майском Саммите ШП ведущие страны ЕС (Германия, Франция), а также Великобритания отказались от подписания предложенной Пекином итоговой резолюции Саммита, обвинив Пекин в «неправомерных действиях» в рамках ШП в отношении Восточной Европы. По мнению европейцев, инвестиционная активность Китая в Восточной Европе «не учитывает интересов ведущих стран ЕС». И хотя политические демарши не помешали упомянутому выше китайско-германскому банковскому соглашению, они негативно скажутся на общей политической атмосфере реализации инициативы ШП.

Индия, трактующая новую военно-морскую активность Китая в Индийском океане как угрозу ее интересам, вообще отказалась от участия в Пекинском Саммите ШП. Вступление в июне 2017 года Индии, вместе с Пакистаном, в ШОС рассматривается Нью-Дели в контексте создания в лице ШОС балансира и сдерживающего компонента нарастающей активности Китая в Центральной Азии, Индийском океане и по китайско-пакистанскому вектору сотрудничества.

Схожую с индийской позицию занимает Япония, реагирующая на китайскую военно-морскую политику укреплением традиционного Альянса безопасности с США и поиском новых вариантов сдерживания Китая, в том числе и за счет выстраивания японо-российского военно-морского взаимодействия в Индийском океане, включая проведение совместных учений, официально, антипиратской и антитеррористической направленности в районах Шри- Ланки, Гвадара и Омана.

В условиях двойственного отношения Запада к ШП – экономические возможности, но и политические риски – Пекин стремится сыграть на опережение с потенциально главной силой, способной создать реальные препятствия ШП – США, с тем, чтобы избежать рисков от «необдуманных», с точки зрения Пекина, шагов новой американской администрации в отношении инициативы ШП. В мае-июне в китайско-американских отношениях происходит ряд важных событий:

• США посылают делегацию на Пекинский саммит ШОС,
• Китай и США, в развитие апрельских договоренностей Си Цзиньпина и Трампа, подписывают торговое соглашение, которое снимает китайские опасения относительно возможности закрытия для Китая американских рынков товаров и капитала,
• Стороны переходят к более глубокому, чем прежде, сотрудничеству по Северной Корее. Китай полностью прекращает импорт северокорейского угля – главного источника валюты для Пхеньяна, и предупреждает северокорейское руководство о возможном прекращении поставок нефти, что чревато полным энергетическим коллапсом в Северной Корее.
• Во второй половине июня стороны начинают зондировать возможности визита Трампа в Китай в конце 2017 г. и дают старт Дипломатическому диалогу и диалогу в сфере безопасности, о чем Си и Трамп договорились опять же во время китайско-американского Саммита в апреле. И хотя данный диалог ожидаемо не привел к прорывам, расхождения сторон по Южно-китайскому морю и алгоритму сдерживающих действий в отношении Северной Кореи сохранились, сам факт создания нового канала политического общения работает на предсъездовские внешнеполитические цели Си Цзиньпина – продолжать «набирать очки» на американском направлении внешней политики.

В новой редакции инициативы ШП Китай продолжает отводить России – роль важного вектора ее реализации.

Однако уже не самого важного. Новый тренд на стыковку ШП и Морского ШП через Южно-азиатское и Центрально-азиатское пространство определяет и новый тренд на постепенное вытеснение России с позиций приоритетного направления проекта. А новый тренд на финансовое сотрудничество с Западным капиталом в рамках ШП чреват относительным снижением интереса к России, которая рассматривается Китаем все же больше как реципиент капитала, чем потенциальный соинвестор проектов ШП.

Качественно может измениться и расклад сил в треугольнике Россия – Китай – США. Теперь не только экономические отношения Китая с США являются более масштабными, чем экономические отношения Китая с Россией и, тем более, России с США. Но и политические отношения Пекина и Вашингтона, в условиях ухудшения российско-американских отношений, для Китая становятся более важными и конструктивными, чем отношения с Россией и чем отношения России и США. Ракетно-ядерная сфера остается сегодня последней, где российско-американская «сторона треугольника» остается значимее двух других сторон этой условной геополитической конструкции.

Новые тренды в глобальном позиционировании Китая могут привести к существенному изменению российско-китайских отношений. Перспективы ухода на третьестепенные роли будут усиливать потребность России в поиске альтернатив росту китайского влияния, в том числе в Центральной Азии, Индийском океане, в будущем, вероятно, и на Ближнем Восток, в том числе и за счет развития российско-японского сотрудничества нового уровня, включая его не только экономическую, но и военно-политическую составляющие.

Однако здесь возникнет новая проблема – как балансировать, или сочетать китайский и японский векторы российской внешней политики. Теоретически и стратегически выход видится в развитии многосторонних форматов, снимающих взаимную подозрительность и недоверие, например, таких как Россия – США – Китай, Россия – Япония – США с выходом на более широкий формат Россия – Япония – США – Китай и т.п. Важно то, что Китай все еще продолжает нуждаться в российской поддержке для усиления переговорных позиций в отношениях с США, в которых между сторонами, несмотря на успехи последнего времени, по-прежнему сохраняется значительный потенциал недоверия и остаются существенные поля расхождения интересов и подходов.

Однако в сегодняшней глобальной политической ситуации, при нынешнем состоянии российско-американских отношений подобные идеи мало реализуемы.

И, тем не менее, без многостороннего контента новые тренды в развитии китайской инициативы ШП и китайско-американского сотрудничества могут переместить Россию в позицию аутсайдера на новых пространствах и направлениях китайской стратегической инициативы «Пояс – Путь».

ИМЭМО РАН. 03.07.2017