Нагорный Карабах: безопасность побеждает демократию
Сергей Маркедонов
доцент кафедры зарубежного регионоведения и внешней политики РГГУ
______________________________________________________________________________________________
В непризнанной Нагорно-Карабахской Республике (НКР) 19 июля состоялись выборы президента. На первый взгляд, это событие не принадлежит к числу тех, которые определяют динамику армяно-азербайджанского конфликта и процесса его урегулирования.
Любые избирательные процедуры в НКР не получают признания. В этом плане между Западом и Россией существует консенсус. Все три страны–сопредседателя Минской группы неизменно подчеркивают, что выборы в непризнанном образовании являются односторонней попыткой определения статуса спорной территории и поэтому не могут рассматриваться как фактор позитивного воздействия на ход мирного процесса.
Единственным государством, которое признает итоги выборов в Нагорном Карабахе, является Армения. Вот и 19 июля Серж Саргсян направил поздравление в адрес переизбранного главы НКР Бако Саакяна, пожелав ему продолжать «честную службу Арцаху во имя общего прогресса и благоденствия». Однако, несмотря на моральную, материальную и военно-политическую поддержку непризнанной республики, официальный Ереван не спешит с признанием ее независимости. Время от времени этот вопрос дискутируется в Национальном собрании Армении. Не единожды о перспективах признания говорили и армянские президенты, хотя, как правило, делали они это в период очередного военного обострения на линии соприкосновения конфликтующих сторон. В апреле прошлого года после завершения «четырехдневной войны» Серж Саргсян заявил, что власти Армении пересмотрят свое отношение к статусу НКР, если армяно-азербайджанское противостояние будет полностью разморожено.
Тем не менее, ни парламент, ни президент не переходили некие «красные линии». Объяснение такой сдержанности лежит на поверхности. Признание независимости Нагорного Карабаха будет означать, что Ереван фактически и юридически отказывается от «обновленных Мадридских принципов» как основы для мирного урегулирования конфликта. В пакете с этим он получает репутацию «ревизиониста» и изоляцию, поскольку на сегодняшний момент к радикальному пересмотру статус-кво не готовы ни страны–сопредседатели Минской группы (МГ) ОБСЕ, ни соседи двух закавказских государств Турция и Иран. Все издержки этого положения армянский истеблишмент прекрасно понимает. И ограничивается неформальной поддержкой своего «государства-спутника», которая, впрочем, ни для кого не является особым секретом.
НКР не является участником переговорного процесса, хотя на этапе открытого вооруженного противостояния в 1991-1994 гг. по факту он таковым был. И Соглашение о бессрочном прекращении огня, вступившее в силу 12 мая 1994 года, стало возможным, в том числе, и благодаря договоренностям с этим де-факто образованием. Многие эксперты и политики из Армении постоянно апеллируют к документам саммитов ОБСЕ, в которых речь шла о «сторонах конфликта», а не о противостоянии между Баку и Ереваном. Также говорится и о стратегической ошибке команды Роберта Кочаряна, упустившего возможность для самостоятельного участия карабахских представителей в мирном процессе. Особенно часто эти аргументы произносятся в кругах оппонентов и критиков второго армянского президента. Как бы то ни было, а сегодня представители Нагорного Карабаха не присутствуют за столом переговоров, хотя Степанакерт традиционно входит в «маршрутный лист» визитов сопредседателей МГ. Во время своей недавней поездки 12 июня Ричард Хогланд, Стефан Висконти и Игорь Попов побывали в столице НКР. Правда, неделю спустя, находясь в Баку, дипломаты-посредники для поддержки переговорного баланса также встретились с представителями «азербайджанской общины Нагорного Карабаха».
В то же самое время непризнание НКР, ее зависимость от Армении и неучастие этой республики в мирном процессе не делает это де-факто образование политически ничтожным. Прежде всего, стоит отметить, что среди пунктов «базовых принципов» урегулирования мы видим положение о юридически обязывающем референдуме по статусу Нагорного Карабаха. В данном вопросе мнение населения бывшей НКАО является приоритетным. Конечно, на территории бывшей Нагорно-Карабахской автономной области проживали не только армяне, но и этнические азербайджанцы. Однако именно «армянский вопрос» стал основой и для движения за «миацум», всколыхнувшего в феврале 1988 года не только Закавказье, но и весь Советский Союз, и для конфликта между принципами национального самоопределения и территориальной целостности сначала в рамках единой страны, а затем между двумя соседними государствами. Ответ на этот вызов не смогли найти ни власти СССР, ни элиты постсоветского Азербайджана и Армении, ни международные посредники.
Как бы то ни было, а после вступления в силу Соглашения о бессрочном прекращении огня НКР стала политической реальностью, пускай и без юридического признания. Внутри этой республики имели место различные выборные процедуры, реформы, включая изменения Конституции, конфликты за власть. Статус Нагорного Карабаха – не единственный из «обновленных Мадридских принципов». Предложения по мирному урегулированию включают также такие пункты, как «территориальная целостность» Азербайджана (хотя сама идея юридически обязывающего референдума о будущем спорной территории делает это положение не абсолютным), возвращение беженцев к местам их прежнего проживания и деоккупация районов за пределами бывшей НКАО. Однако без разрешения вопроса о статусе, который по факту признается неурегулированным, вся конструкция не заработает. Другой вопрос – как увязать вместе все эти противоречивые положения. Но кто бы и как бы ни пытался их увязывать, из этого уравнения никуда не деть нынешнюю Нагорно-Карабахскую республику, будем мы называть ее этим именем или по принципиальным соображениям откажемся это делать.
Если же включать НКР в миротворческое уравнение (пускай и без всякого формального признания его независимости), то выборные процессы в этом де-факто образовании представляют значительный интерес. Напомню, что действующий нагорно-карабахский президент Бако Саакян был впервые избран на этот пост десять лет назад – 19 июля 2007 года. В 2012 году он повторно выиграл выборы. Интересная деталь. Предшественник Саакяна Аркадий Гукасян (занимал президентский пост в 1997-2007 гг.) покинул свой пост после двух каденций, хотя формально имел возможность начать отсчет своего пребывания у власти после принятия первой в истории НКР Конституции. Референдум по Основному закону республики состоялся в декабре 2006 года, а девять лет до этого Гукасян был бесконституционным главой республики. Однако Бако Саакян проблему «третьего срока» решил для себя иначе. Летом прошлого года в республике был запущен процесс конституционной реформы (ее концепция была утверждена на заседании соответствующей специализированной комиссии 30 июля). Основным ее пафосом стало обеспечение «единства исполнительной власти» и укрепление института президента. Согласно предлагаемым новеллам, глава республики получал дополнительные полномочия за счет правительства.
Заметим, что реформаторы элегантно обошли вопрос о количестве президентских легислатур для одного политика Норма, запрещающая одному и тому же политику занимать президентский пост более двух сроков, в тексте новой Конституции была сохранена (как и продолжительность каденции в пять лет). Но дьявол, как известно, кроется в деталях. Они же «переходные положения». Согласно им глава республики на время конституционного транзита (с 2017 по 2020) избирается не всенародно, как это было ранее и как будет после завершения «перехода» от старой Конституции к новому Основному закону, а Национальным собранием (парламентом) НКР. В феврале 2017 года эти нормы получили поддержку на референдуме, а 19 июля нагорно-карабахские парламентарии большинством голосов переизбрали Бако Саакяна. За него проголосовали 28 депутатов из трех фракций («Свободная родина», «Демократическая партия Арцаха» и «Дашнакцутюн») при необходимом уровне поддержки в 21 голос.
Такой результат прогнозировался, он не стал сюрпризом. Парламентское большинство и в процессе конституционной реформы, и до нее поддерживало кандидатуру Бако Саакяна. Конкурентом действующего президента стал Эдуард Агабекян, лидер фракции «Движение-88». В 2004-2007 годах он занимал пост мэра Степанакерта (кстати говоря, на выборах главы столичного города он конкурировал с тогдашней президентской командой), а в 2012 году возглавлял предвыборный штаб основного оппонента Саакяна Виталия Баласаняна, который получил 32, 5 % голосов. В начале ноября прошлого года Баласанян перешел на работу в органы власти, став секретарем республиканского Совета безопасности. За кандидатуру Агабекяна 19 июля проголосовали 4 депутата. Помимо экс-мэра Степанакерта против избрания Саакяна выступил и лидер партии «Возрождение» Айк Ханумян. По его словам, весь процесс конституционной реформы был антидемократическим и незаконным. «Бако Саакян, его ближайшее окружение централизуют все ресурсы в одном месте, что приводит к дальнейшему воспроизводству власти. А это присуще диктаторским режимам. И это, естественно, наносит удар по демократии Арцаха», - резюмировал Ханумян. Впрочем, в аргументации лидера «Возрождения» интересно то, что он связывает укрепление авторитарной власти с ее неэффективностью в деле защиты самоопределения армян Нагорного Карабаха. По мнению Ханумяна, события апреля 2016 года показали, что президент, несмотря на все предупреждения и прогнозы, не принял должных мер для укрепления безопасности республики.
Таким образом, по итогам выборов 19 июля «переходный президент» фактически пролонгирует свои полномочия до 2020 года. Но и это еще не все. Как глава НКР уже по новой Конституции Саакян имеет право выдвигаться на первый пост в республике еще два раза, в 2020 и в 2025 годах, то есть находиться «у руля» еще тринадцать лет. Налицо централизация власти в одних руках.
Долгие годы представители НКР в качестве одного из аргументов выдвигали тезис о том, что демократические порядки в их республике были одним из главных препятствий для вхождения в состав авторитарного Азербайджана. После реализации конституционной реформы и «переходных выборов» такая аргументация уже не будет казаться безупречной. Как не будут результативными споры о том, что в НКР больше пространства для внутренней свободы, чем в Армении. Причины такого авторитарного разворота более или менее очевидны. Прежде всего, он стал ответом республиканской элиты на ухудшение ситуации на линии соприкосновения. Увеличение числа инцидентов наблюдается в Карабахе не первый год, но «четырехдневная война» стала точкой перехода из количества в качество. В условиях перманентной «военной тревоги» в обществе востребованной становится жесткая централизованная модель. Хотя ряд политиков и общественных деятелей Карабаха (Агабекян, Ханумян, известный журналист Гегам Багдасарян) и не видят здесь прямой взаимосвязи, указывая на то, что отсутствие конкуренции понижает эффективность властей, в том числе и в сфере безопасности.
Говоря о коллизиях между демократией и безопасностью, нельзя обойти вниманием и позиции внешних игроков. Ни Россия, ни Запад по разным причинам не готовы следовать критериям свободы-несвободы при рассмотрении перспектив самоопределения Нагорного Карабаха. На азербайджанском направлении США и ЕС уже не первый год проводят неофициальную политику по формуле «нефть в обмен на демократию», а для России на первом плане не ценностные мотивы, а вопросы безопасности.
Таким образом, демократия как инструмент политической легитимации остается невостребованной. И это не может не влиять на поведение нагорно-карабахских элит, а также стоящего за ними Еревана. В диалоге с Западом политики из Армении не могут позволить себе третьи сроки или «переходные периоды» для пролонгации власти. Азербайджанская формула для Еревана (как и для Тбилиси) не применима. Для борьбы за сохранение власти армянский истеблишмент вынужден прибегать к более тонким и сложным тактическим схемам. Но поддерживать процессы централизации в Степанакерте ему по силам. Как минимум, препятствовать этому Ереван не собирается.
Политком.RU. 24.07.2017
