Возможны ли "Хельсинки-2"
Надежда Арбатова
Рассуждая о роли экспертного сообщества в разрешении острейшего кризиса в отношениях России и Запада, представляется важным ответить на несколько вопросов. Вопрос первый: могут ли эксперты-международники сблизить позиции и взгляды России и Запада на природу сегодняшнего кризиса, помочь лучше понять взаимные озабоченности сторон в сфере безопасности?
Ответ: нет, не могут. И Россия, и страны Запада смотрят на одни те же явления по-разному. Достаточно привести лишь один пример. На Западе Россия представляется как страна-агрессор, нарушившая статус-кво после окончания двустороннего противостояния Востока и Запада. Но что такое статус-кво, и какова точка отсчета для его определения? Это окончание холодной войны, завершившееся Парижским саммитом ОБСЕ в ноябре 1990 г., принятием Парижской хартии для новой Европы, провозгласившей неделимость европейской безопасности? Или это окончание биполярности, которое произошло год спустя с распадом Югославии и СССР и не получившее должного договорно-правового завершения? Или статус-кво надо отсчитывать от решения НАТО о расширении на восток? А может быть от военной операции НАТО против Югославии в 1999 г., ставшей первым актом агрессии в постбиполярной Европе? Или это признание независимости Косово? Или это Кавказский кризис 2008 г. с последовавшим отделением Абхазии и Южной Осетии, а затем и конфликт вокруг Украины, потерявшей Крым?
По всей видимости, для Запада именно последние события являются примерами нарушения статус-кво, тогда как для России такими нарушениями стали все предшествующие события, связанные с политикой НАТО на посткоммунистическом пространстве. Убедить друг друга в том, что «мы правы, а вы нет», невозможно. Это будет пустой тратой времени и сил. Вместо этого, главной задачей экспертного сообщества России и Запада должно быть предотвращение эскалации новой холодной войны, которая может привести к реальной войне со всеми драматическими последствиями. В этих целях сторонам будет необходимо согласовать и принять общие и юридически обязательные правила поведения, своего рода, обновленные Хельсинкские принципы. Однако сегодня главным препятствием для проведения Хельсинки-2 является конфликт в Украине, без разрешения которого невозможно двигаться вперед.
Вопрос второй: не убеждая друг друга в своей правоте, возможно ли понизить напряженность в наших отношениях? Да, возможно. Сегодняшняя ситуация не нова. Даже в биполярную эпоху, в период конфронтации между двумя различными экономическими, политическими и идеологическими системами, СССР и Запад смогли достичь компромиссов и заключить соглашения на основе quid pro quo. Сам выход из украинского кризиса создал бы модель для решения подобных проблем. Основополагающим принципом и критерием в достижении компромиссов должна стать неделимость европейской безопасности в отличие от 90-х годов, когда бывшее коммунистическое пространство было разделено между двумя институтами. НАТО стала ответственной за посткоммунистическую Европу, а ОБСЕ – за постсоветское пространство, что дискредитировало роль ОБСЕ как европейской организации коллективной безопасности.
Вопрос третий: можно ли преодолеть взаимное недоверие России и Запада? Конечно, можно. Доверие, как и недоверие, не появляются из ниоткуда. Только путем совместного решения проблем и споров мы создаем доверие. Отношения России и Запада пережили несколько этапов с момента распада Советского Союза – от эйфории и высоких ожиданий до разочарования и неудовлетворенности. В настоящее время Россия воспринимается Западом как авторитарная страна, которая отходит от либеральных ценностей, проводит агрессивную внешнюю политику. В этом отношении эпоха Бориса Ельцина по-прежнему выделяется Западом как наиболее благоприятный период в постбиполярных международных отношениях. Но почему тогда демократическая и дружественная Западу Россия не была вовлечена в переговоры о расширении НАТО?
По всей видимости, потому, что «доверие» в тот период основывалось не столько на договорно-правовой базе, сколько на личных отношениях между Биллом Клинтоном и Ельциным. Однако личных отношений никогда не бывает достаточно для развития доверия между странами. И хорошие личные отношения Джорджа Буша-младшего и Владимира Путина не смогли предотвратить разрастающейся напряженности в отношениях России и США, которая привела к Кавказскому кризису 2008 г.
Оглядываясь назад, нельзя не признать того, что реальный прорыв в укреплении доверия между Востоком и Западом произошел при Михаиле Горбачеве. Однако этот прорыв не был результатом приятного имиджа Горбачева или его речей о новом политическом мышлении или общем европейском доме. Этот прорыв был обусловлен самыми радикальными соглашениями в области контроля над вооружениями и выводом советских вооруженных сил из Восточной Европы, что создавало новый климат доверия между сторонами.
Сегодня Россия не верит в джентльменские соглашения в силу ее негативного опыта политических соглашений с Западом с конца 90-х гг. (заверения западных лидеров конца 1980-х годов в отношении нераспространения НАТО в связи с воссоединением Германии, обещание президента Буша-младшего о совместной с Россией разработке ПРО и т.д.). Но доверие можно восстановить, заключая масштабные юридически обязательные соглашения, в первую очередь в сфере контроля над вооружениями (спасение системы и режима контроля над ядерным оружием, снижение военного противостояния России со странами НАТО и интенсивности и масштабов военных учений, инициирование переговоров по сокращению обычных вооруженных сил в Европе).
Вопрос четвертый: какие экономические и политические форматы отношений можно было бы предложить постсоветским государствам, послужившим яблоком раздора между Россией и Западом?
Наилучшим экономическим форматом было бы общее экономическое пространство от Лиссабона до Владивостока, но в отличие от того, что писали Карл Маркс и Ленин – «политика – это концентрированное выражение экономики», в действительности все наоборот: экономика – это концентрированное выражение политики. Идея общего экономического пространства – прекрасная идея, столь же привлекательная, как концепция безъядерного мира. Но безъядерный мир – это не наш мир минус ядерное оружие. Это мир с другим политическим климатом. И для создания общего экономического пространства потребуются совершенно иные политические отношения между государствами-участниками. Даже после мирного урегулирования Украинский конфликт еще долго будет отбрасывать тень на отношения с Россией. Однако при этом сценарии Россия и Европейский Союз смогли бы начать строить общее пространство с совместных очень практичных, функциональных проектов на пространстве СНГ (по аналогии с предложением Дмитрия Медведева от 2010 году о предоставлении Украине синдицированного кредита для модернизации ее газотранспортной системы).
Если говорить о политическом формате, то наилучшим решением для всех был бы нейтральный статус Украины, Молдавии и Грузии. Но Россия и Запад не могут навязать его этим странам насильно в духе «новой Ялты». Этот статус может быть лишь добровольным решением Украины, Молдавии и Грузии при предоставлении им юридических гарантий безопасности со стороны России и Запада. Представляется, что мир на Украине – это главное условие для распутывания всего клубка противоречий, возникших в последние четверть века. И именно на этом направлении экспертное сообщество России и Запада должно использовать сегодня свой интеллектуальный потенциал, обращаясь не только друг к другу, но и к своим правительствам.
Независимая газета. 07.06.2017