Конституционная реформа как воплощение «Грузинской мечты»
Сергей Маркедонов
Конституционная реформа в Грузии стремительно набирает обороты. 22 июня на внеочередном заседании парламента в первом чтении был утвержден пакет изменений в Основной закон страны. На следующий день депутаты проголосовали за проект поправок во втором чтении. И оба раза реформа была поддержана 115 голосами при необходимом минимуме в 113.
На сегодняшний день правящая партия «Грузинская мечта» обладает конституционным большинством в высшем законодательном органе республики, и особых проблем с прохождением инициатив, которые выдвигаются ею, не возникает. В третьем чтении проект изменений Основного закона будет вынесен на рассмотрение депутатов через три месяца. Но уже сегодня представители правящей партии преисполнены оптимизма. Спикер парламента (он же руководитель конституционной комиссии) Ираклий Кобахидзе назвал поддержку поправок «событием исторического значения». Конституционная реформа стала, пожалуй, главным политическим проектом «Грузинской мечты» после ее уверенной победы на прошлогодних парламентских выборах. После ее завершения эта партия имеет все возможности для установления своего полного доминирования на политической арене Грузии.
Однако, как это часто бывает, успешное решение одних проблем открывает другие. Так сегодня происходит и с продвижением конституционной реформы. Слишком уж очевидны цели ее проводников.
Рассмотрим кратко основные идеи, предлагаемые сторонниками пакета поправок. Значительные изменения коснутся поста главы государства. Предполагается, что президента будут избирать не всенародным голосованием, а специальной коллегией выборщиков. Она будет состоять из 300 человек (депутаты национального парламента, высшего представительного органа власти Аджарской автономии и парламента «Абхазии в изгнании», представители муниципалитетов). Предполагается также изменение и порядка формирования депутатского корпуса. В 2016 году в парламент Грузии выбирали по смешанной системе (часть депутатов по партийным спискам, а часть по одномандатным округам). Конституционная реформа предполагает переход к чисто пропорциональной системе.
Но дьявол, как известно, кроется в деталях. Например, реформа вводит запрет на объединение партий в блоки. В беседах с автором статьи некоторые грузинские эксперты и политики обращали внимание на этот пункт, особо подчеркивая, что «отец-основатель» «Грузинской мечты» Бидзина Иванишвили усвоил правильный урок из собственной победы на парламентских выборах 2012 года. Напомню, что нынешняя правящая партия начинала свой путь, как коалиция разнородных сил, главной (и фактически единственной объединяющей) целью которой был уход с политического Олимпа третьего президента Грузии Михаила Саакашвили. За время «коабитации» данный вопрос был успешно решен. Не только Саакашвили, но и его соратники покинули важные посты (например, мэра Тбилиси), а также позиции в дипломатическом и судейском корпусе. Влияние же прежней правящей партии «Единое национальное движение» за период между двумя парламентскими кампаниями 2012 и 2016 года сжалось, как шагреневая кожа. Прошлогодние же выборы и вовсе ускорили ее раскол. «Грузинская мечта», напротив, прошла путь к «цементированию» собственных рядов, постепенно расставаясь со своими попутчиками. В новых условиях «мечтатели» не заинтересованы в появлении широкой коалиции, которая поставила бы в качестве своей сверхзадачи радикальное изменение нынешнего внутриполитического ландшафта Грузии. Понятное дело, «антиблоковая» направленность конституционных поправок - не стопроцентное средство для противодействия попыткам коалиционного строительства. Но в тактическом плане она создает определенные препятствия для тех, кто желал бы ослабления лидирующего положения «Грузинской мечты».
До изменений Основного закона для того, чтобы сформировать фракцию в парламенте, требовалось наличие шести депутатов. Теперь планка поднята до семи. Но, пожалуй, самое главное, это создание особых преференций для партии-победительницы парламентской кампании. В соответствии с конституционными поправками та политическая сила, которая одержит победу, будет получать также и нераспределенные мандаты (правда, общее их количество не должно быть выше 35%). Таким образом, предлагаемые конституционные изменения со всей очевидностью работают на укрепление позиций правящей партии и, ее «отца-основателя» Бидзины Иванишвили, который официально не занимает никаких государственных постов, но сохраняет значительное неформальное влияние.
В этом контексте несложно было предугадать жесткое противодействие процессу изменений Основного закона со стороны различных политических сил Грузии. Практически с самого старта процесса конституционного реформирования в оппозицию к нему встал президент Георгий Маргвелашвили. Будучи изначально выдвиженцем «Грузинской мечты» (при поддержке этой силы он пошел на президентские выборы в 2013 году и выиграл их), глава государства де-факто встал на другую сторону. Депутат Саломе Зурабишвили (в 2004-2006 гг. она занимала пост министра иностранных дел Грузии) прямо заявила о том, что Маргвелашвили проделал путь от представителя «Грузинской мечты» до сторонника оппозиции. Впрочем, противоречия между президентом и правительством обозначились не вчера и не сегодня. Более того, они носят системный характер. После реформ Конституции 2010-2011 гг. глава государства терял значительный объем своих прежних полномочий, но при этом выбирался всенародно, что давало ему высокий уровень легитимности. Эту коллизию трудно было бы преодолеть любому политику вне зависимости от происхождения и партийной принадлежности. К тому же, оказавшись в президентском кресле, Маргвелашвили не смог (и не захотел) играть роль политического статиста, исполнителя воли Бидзины Иванишвили и правительственных чиновников. Отсюда и его последовательное неприятие изменений Основного закона, инициированных «Грузинской мечтой» после получения ею конституционного большинства в парламенте. «Президент прямо ведет страну к созданию кризиса. Он занял некую политическую платформу, которая совершенно не предусмотрена ни ныне действующей Конституцией, ни нормами политической морали» - заявил недавно депутат от правящей партии Георгий Вольский.
Как бы то ни было, в Грузии снова имеется «оппозиционный президент». Ранее, в 2013 году себя в таком качестве аттестовал Михаил Саакашвили, который был вынужден сосуществовать в одном политическом поле с правительством, нацеленным на переформатирование грузинской власти без его участия. В 2017 году Георгий Маргвелашвили выступает не просто против отдельных правительственных инициатив процедурного характера, а открыто критикует главную политическую инициативу правящей партии, контролирующей кабинет министров и парламент. Принятие же нового Основного закона президент называет «насильственным» и не соответствующим народному мнению. Заметим, что впереди еще третье чтение и вполне определенная позиция главы государства еще будет озвучена не единожды.
Говоря о неприятии конституционных новелл, не следует ограничивать данную проблему конфликтами внутри грузинской власти. Оппозиционные партии Грузии одна за другой к финальному заседанию Государственной конституционной комиссии (оно прошло 22 апреля 2017 года) покинули этот орган. В итоге в составе комиссии остались только представители правящей партии, различных НПО, эксперты и депутат, аттестующий себя, как независимый. Если же говорить о голосованиях в парламенте, то и в первом, и во втором чтениях (22 и 23 июня) депутаты из оппозиционных фракций («Европейская Грузия», Альянс патриотов», «Национальное движение») участия не принимали. Они бойкотировали парламентские заседания. Тем самым принятие изменений Основного закона оказалось монополизировано «Грузинской мечтой». И как бы дальше ни развивались события, уже сейчас закладывается мина под весь процесс реформ.
Эти моменты не остались без внимания и экспертов Венецианской комиссии (Европейская комиссия за демократию через право, консультативный орган при Совете Европы). 16 июня они опубликовали свое предварительное заключение по поводу изменений Конституции Грузии. Юристы справедливо отметили, что закавказская республика «остается довольно централизованным государством с таким парламентом, который в прогнозируемом будущем останется однопалатным. У нее нет долгой традиции независимости суда. При таких обстоятельствах есть риск доминирования большинства». И именно вокруг этих тезисов были выстроены критические замечания Венецианской комиссии. Они касались, прежде всего, опасений по поводу установления монополии партии-победительницы из-за получения ею нераспределенных мандатов, а также запрета на формирование избирательных коалиций. Юристы Комиссии также высказались за необходимость достижения консенсуса относительно принятия Основного закона между властью, оппозицией и гражданским обществом. По мнению же оппозиционных политиков «Грузинская мечта», решившись пойти на переход к пропорциональной системе не в 2020 году (то есть ко времени следующих парламентских выборов), а только четырьмя годами позже, сознательно ввела в заблуждение Венецианскую комиссию. В любом случае и сам этот консультативный орган, и Совет Европы в целом станут в ближайшее время адресатами апелляций для грузинских оппозиционеров. Естественно, они будут также апеллировать к США и ЕС, как к неким арбитрам и хранителям ценностей.
Но станут ли Вашингтон и Брюссель излишне усердствовать в деле наведения «демократического порядка» в Грузии? Думается, ответ на этот вопрос, скорее отрицательный. В период президентства Михаила Саакашвили в Грузии было немало примеров авторитарного поведения властей (взять хотя бы жесткие разгоны оппозиционных выступлений в 2007 и в 2011 годах, не говоря уже о корректировках сроков национальных и местных выборов в угоду президентской команде). Однако «евроатлантический выбор», активно продвигаемый третьим грузинским президентом, ставился США и ЕС выше некоторых его «отступлений» от «стандартов демократии». Тем более что под «демократическим прогрессом» понималось дистанцирование от Москвы. Сегодня «Грузинская мечта», одержавшая верх над Саакашвили, фактически успешно продолжает его внешнеполитический курс. По справедливому замечанию эксперта из МГИМО Николая Силаева, «Грузия за последние годы продвинулась в своем сотрудничестве с НАТО гораздо дальше, чем это ей удавалось, когда президентом был Михаил Саакашвили. По сути, она стала элементом политики сдерживания, которую блок принял по отношению к России, начиная с 2014 года». Добавим к этому, что 26-29 мая 2017 года в Тбилиси прошла весенняя сессия Парламентской Ассамблеи (ПА) НАТО. При этом впервые с 2002 года сессия Ассамблеи состоялась в стране, которая формально не является членом Альянса (всего аналогичных случаев было четыре). Схожую оценку можно дать и по поводу динамично развивающихся отношений Грузии и Евросоюза. При Саакашвили не было подписанного договора об Ассоциации и предоставления «безвиза» для граждан закавказского государства.
Сейчас нет никаких серьезных оснований полагать, что подходы Тбилиси на международной арене поменяются. Почему же в таком случае должны принципиально измениться подходы Вашингтона и Брюсселя? Риторический вопрос. Не исключено, впрочем, что со стороны Запада прозвучат критические оценки по поводу некоторых «отдельных перегибов». Но если «Грузинская мечта» сохранит прежние приоритеты (среди которых вступление в НАТО), то отступление от «стандартов демократии» и даже установление доминирования одной партии ей простят. Как прощали авторитарные замашки Саакашвили. И как закрывают глаза на действия азербайджанских властей, готовых к стратегическому взаимодействию с Западом в энергетической сфере. Главное для России в этой ситуации, чтобы правящая партия в Грузии не пошла по пути Саакашвили и не стала бы укреплять собственные позиции внутри страны посредством «патриотической мобилизации».
Политком.RU. 26.06.2017
