Китайский пояс на Южном Кавказе: особенности и перспективы отношений Баку и Пекина

Александр Караваев

В 2017 году большинство стран СНГ отмечают четвертьвековой юбилей установления дипломатических отношений между собой и с остальным внешним миром. В рамках стратегии диверсификации советских интеграционных связей, сконцентрированных на России, основным приоритетом становилась политика выстраивания отношений со странами Запада и главными мировыми донорами - такими, как, например, Япония. В течении 1990-х, первого десятилетия независимости государств СНГ, их отношения с Китаем были в некоторой степени в тени отношений с Россией.

Низкий старт был обусловлен не только слабым интересом к экономикам СНГ, но и тем местом которое они занимали во внешнеполитическом планировании КНР. Со стороны Пекина интерес к постсоветскому пространству просыпался постепенно: последовательно, начиная с приграничного сотрудничества со странами Центральной Азии, вплоть до первых проектов строительства газовых и товарно-коммуникационных линий с Таджикистаном, Туркменистаном, Киргизией, Казахстаном, включая приобретение пакетов в нефтегазовых месторождениях и политику низкопроцентного кредитования для покупки странами СНГ товаров и технологий у компаний КНР. В результате к 2010-м годам базовая платформа китайских инвестиций в странах СНГ и ЕАЭС оказалась сосредоточена в Казахстане: их накопленный объем достиг $21 млрд. Для сравнения - объем накопленных китайских инвестиций в РФ за 2015 год составил $3,4 млрд, снизившись по сравнению с предыдущим периодом на 1,4% (выход китайского инвестора из «Уралкалия»). Пиковые величины роста китайских инвестиции в РФ остались в прошлом, хотя и ожидаются в будущем.

Что касается Южного Кавказа и западной части СНГ, то о четком интересе Китая к этому региону можно говорить лишь с рубежа 2010-х годов. Отношения Пекина с Баку развивались в данном общем тренде: постепенно развиваясь с низкого старта к возрастающей активности. Если для Баку было важно понять, что представляют собой интересы КНР в регионе и как использовать ресурсы Китая в более широком контексте, чем создание транспортного коридора, то Китай в некотором роде отдаленно исследовал Южный Кавказ и Азербайджан на предмет включения в свою стратегию расширяющегося глобального макроэкономического присутствия. Растет и культурное влияние Китая - в Азербайджане функционируют целых два филиала института Конфуция, пусть и незначительно, но устойчиво растет интерес к китайскому языку.

Понятно, что сотрудничество между Пекином и Баку в экономической сфере неуклонно развивается, но с понятными перекосами. Азербайджан, как и многие другие страны Евразии, оказывается подавлен глобальной экономической экспансией Китая. Это заметно во всех сферах: в области транспорта, связи, сельского хозяйства, строительства, машиностроения, легкой промышленности. Если в 1992 году товарооборот между странами составлял $1,5 миллиона, то в 2016 году этот показатель, увеличившись в 500 раз, достиг $770 миллионов. В настоящее время Китай занимает четвертое-пятое место в товарообороте Азербайджана (конкуренция с ФРГ), третье место - в импорте, и 12-ое в экспорте. Таким образом, далекий Китай на рынке Азербайджана полностью выиграл товарно-промышленную конкуренции с «местным» Ираном.

Азербайджан также с некоторых пор рассматривает китайский рынок как важнейшее экспортное направление. В начале июня, Минэкономики назначило своего торгового представителя в Пекин (создание системы азербайджанских торговых представительств началось лишь с конца 2016 года). Характерно, что торговый представитель в КНР стал вторым назначенным после представителя в РФ, и это, безусловно, отражает расставленные приоритеты Баку.

Возникает совершенно новый аспект китайского присутствия на Южном Кавказе. В конце 2017 - начале 2018 вступит в силу Соглашение о Зоне Свободной Торговли между Китаем и Грузией (от пошлин освободится более 90% товарной номенклатуры грузопотока двух стран). По предварительным оценкам, благодаря ЗСТ, экспорт Грузии в Китай вырастет на 29,1%, экспорт в обратную сторону увеличится на 6,7% (детали соглашения см. в обзоре Центра изучения перспектив интеграции). Тенденция такова, что возможности ЗСТ с Грузией позволят Китаю постепенно втянуть в свою орбиту экономику Южного Кавказа. Вряд ли Пекин будет столь щепетилен, чтобы блокировать возможность импорта в КНР азербайджанской и армянской продукции по грузинским сертификатам, чем несомненно будут пользоваться предприниматели Южного Кавказа. Если китайские темпы сохранятся, конкуренция с влиянием ЕАЭС на Южном Кавказе в перспективе будет почти равной, за исключением экономической линии, формируемой российскими закавказскими диаспорами, которых в КНР попросту нет. Кроме того, китайская ЗСТ составит конкуренцию расширенной ЗСТ стран Южного Кавказа с Евросоюзом (Грузия имеет данный режим, Армения завершает переговоры, Азербайджан ведет переговоры, возможно завершаемые к ноябрю 2017). Здесь же нужно отметить, что определенный прикладной интерес будет иметь вопрос технического влияния отношений ЕАЭС с КНР (переговоры о ЗСТ) на уже формируемые зоны свободной торговли - тот же самый транскаспийский маршрут проходит через территорию транспортно-технических стандартов евразийского союза. Сопряжение ЕАЭС и китайского «Пояса» пока еще не понятная страница трансформации постсоветского пространства. Будет ли она отличаться новизной новых перспектив развития или переформатированием старых проблем в новую упаковку?

Каспийская станция Шелкового Пути

Китайская инициатива «Один пояс, один путь» («Пояс») расширила круг интересов инвесторов из КНР: теперь в поле внимания не только сырье, но отрасли промышленности и услуг, способные оказать воздействие на заполнение магистралей транспортного коридора.

Фактически «Пояс» - это зонтичное понятие, включающее около 900 различных инфраструктурных проектов (автомобильные и железные дороги, порты, мосты, электростанции, крупные промышленные комплексы) на разной стадии проработки более чем в 60 странах. При этом до сих пор не ясно, а что считать инвестициями в «Пояс» - все китайские инвестиции в регион? Тогда в эту категорию попадают проекты с SOCAR и развитие грузинской энергетики. Или только транспортно- логистические?

Существует множество полуофициальных карт мегаинициативы, но в основном «Пояс» базируется вокруг шести экономических коридоров из Китая в Европу и Южную Азию. Каспийская часть пути подразумевает участие Казахстана (Актау), а также порты России (Астрахань, Махачкала), Азербайджана (Алят, Баку), выход в Кавказский регион, Турцию, Черное море.

Лидером в этом процессе на территории ЕАЭС вновь оказывается Казахстан : в 2015 году в рамках совместной китайско-казахстанской инвестиционной программы были отобраны 52 проекта, в случае реализации которых общий объем инвестиций может составить около $22 млрд. Тогда же президент Назарбаев объявлял о новой экономической политике «Нурлы жол», синхронизирующей планы развития «Пояса» и экономические новации в Казахстане. Ожидается, что большая часть инвестиций будет осуществляться китайскими компаниями, в том числе и за счет кредитов китайских институтов развития, а также Фонда Шелкового пути. Часть проектов, прямым или косвенным образом затрагивает интересы азербайджанских инвесторов и подрядчиков в западном Казахстане (о чем мы писали в предыдущей статье).

Азербайджан также настроен встроить свои транзитные возможности в китайскую транспортную стратегию, что Пекин с удовлетворением поддерживает. В рамках визита Ильxама Aлиeва в Китай в декабре 2015 года совместно с председателем КНР Си Цзиньпином был подписан Меморандум о взаимопонимании по совместному поощрению создания Экономического пояса Шелкового пути. В феврале 2017 года при поддержке китайской стороны Азербайджан организовал в Пекине презентацию железнодорожного маршрута Баку-Тбилиси-Карс и Транскаспийского транспортного маршрута.

Другое дело, что на практике китайская инициатива пока оказывается в подвешенном состоянии. Цена за доставку 40-футового контейнера морским транспортном из портов Китая в Германию составила в 2016 году в среднем $1300–1700, при этом доставка по суши в российском, наиболее коротком варианте маршрута Шелкового пути, в диапазоне $3200–3700. Значительную роль тут сыграла не «пробная» логистика Шелкового пути, а девальвированный рубль. Таким образом, морской маршрут оказывается, как минимум, в 1,5 раза дешевле сухопутного.

С другой стороны, транзит через РФ и Казахстан обслуживает теперь примерно 1,6% торговли между Китаем и Европой, а не 0,7%, как в предыдущее десятилетие. Рост очевиден. В принципе, Азербайджан объективно может рассчитывать на часть трафика в рамках каспийского и южно-кавказского коридора. Тем не менее, до сих пор лишь каждый пятый поезд из ЕС в КНР заполняется товарами, остальные четыре сначала везут китайские товары на Запад, а обратно идут порожняком.

Второй момент кризиса Шелкового пути - дыры в балансах ключевых элементов финансовой системы Китая. Один из индикаторов данной проблемы деятельность Фонда Шелкового пути (ФШП) с капиталом в $40 млрд. Созданный в 2014 г. фонд должен был стать главным драйвером разноплановых инвестиций развития вдоль коммуникаций маршрута, но за прошедшие три года закрыл всего шесть сделок.

Скорее всего, преимущественную, если не решающую роль в каспийском сегменте маршрута будут выполнять местные перевозки в рамках постсоветского пространства. В этом плане крайне важный вопрос, насколько транспортные линии Казахстана, Азербайджана и Узбекистана (государственные перевозчики и логистические компании) будут способны к эффективному взаимодействию для создания трансграничной коммерческой заинтересованности. Будет ли увеличиваться поток турецких и украинских грузов в Центральную Азию? Станут ли российские компании использовать ж.д. маршрут Баку-Карс для доставки сырья в Турцию?

Иными словами, вопрос в том, насколько малый и средний бизнес стран региона будет заинтересован использовать создаваемые коммуникации в своей торговле. В Китае уловили этот момент, поэтому в середине июня в Пекине состоится Форум по сотрудничеству средних и малых компаний из стран вдоль «Пояса и Пути». По словам главы Китайской ассоциации средних и малых предприятий Жэнь Синлэя, «средние и малые компании имеют тонкое чутье и работают в целом с небольшими рисками, однако в условиях текущих сложностей трансформативного развития инициатива «Пояс и Путь» задает для подобных предприятий истинный путь движения».

Конечно, оценить жизнеспособность и степень реализации этого проекта можно только к 2050 году - либо он покажет результат, либо его заменит другой, масштабный пиар-раскрученный проект, с похожими задачами. Что несомненно, многому китайские товарищи научились у своих старших товарищей в Москве - а именно, наполнять инициативы обещаниями и красивыми словами при дефиците конкретики. Поэтому многие наблюдатели воспринимают проекты «Пояса» как громадный инфраструктурный пузырь, вынесенный за пределы Китая. С другой стороны, даже при осознании этого факта, таким небольшим экономикам как на Южном Кавказе, можно подпитываться определенными дивидендами, без особых рисков получить крупные последствия от крушения очередного раздутого пузыря.

Особенности китайских инвестиций: технологии и капиталы в обмен на ресурсы и торговую интеграцию

В ходе первого трансрегионального саммита развития «Один Пояс - один путь», в мае 2017 года азербайджанская делегация подписала несколько документов. Наиболее важные документы - меморандум SOCAR с Национальной нефтяной корпорации CNPC и Китайским банком развития (CDB) по проекту строительства нефтехимического и газоперерабатывающего комплекса SOCAR GPC. Также было заключено перекрестное соглашение о первичном детальном проектировании комплекса с итальянским подразделением французской Technip и компанией HQCдочерней структурой CNPC.

Второй документ - меморандум между ведомствами стандартизации и качества. Он подразумевает движение к ликвидации технических барьеров в сфере торговли между странами, а также является шагом в постепенном продвижении к режиму беспошлинной торговли между Азербайджаном и Китаем, вероятному в среднесрочной перспективе, учитывая скорый старт подобного режима между Грузией и Китаем.

Соглашение о ЗСТ между Грузией и КНР в перспективе развития транскаспийской логистики позволит Тбилиси получить значительный рост экспорта агропродукции, вина и минеральной воды. Азербайджан, со своей стороны, не стремится юридически задокументировать сближение с Китаем в рамках ЗСТ. Во всяком случае, подобные переговоры Баку не ведутся и не обсуждаются прессой, в отличие от Еревана.

По словам замминистра экономического развития и инвестиций Армении Ованеса Азизяна, в рамках переговоров ЕАЭС с КНР, до конца 2017 года Ереван предложит Пекину заключить непреференциальное торговое соглашение (применить систему GSP+ Китаю на важные армянские товары).

В тоже время, уже видно каким образом могут быть выстроены линии кооперации Азербайджана и Грузии по линии китайских проектов в области энергетики и транспортно-портовой логистики. В 2015 г. крупнейшим китайским инвестором в Грузии стала строительная корпорация Hualing Group ( с 2007 г. компания вложила в грузинскую экономику около $600 млн), которая осуществляет строительство газовой и угольной электростанции, (возможно будет управляться китайским оператором Dongfang Electric Corp). Естественно, что природный газ и продукты газоперерабатывающего комплекса SOCAR GPC, где уже есть китайское участие, могут быть задействованы в китайско-грузинских проектах. Также возможно участие китайских компаний в будущей частичной приватизации SOCAR и участие в создании крупных коммунальных управляющих компаний на территории Азербайджана.

Несколько слов о политическом аспекте отношений. Сближение южнокавказских стран с КНР преследует несколько комплексных целей – во-первых, это необходимость снизить зависимость собственной экономики (аграрного и энергетического сектора) от российской, а во-вторых - получение кредитов, не связанных с обязательствами социально-политических реформ, требуемых западными донорами. Риски, связанные с преимущественной торговой ориентацией на Россию, наглядно продемонстрировала девальвация рубля. Оборотная сторона «альтернативы», в том что китайские инвестиции более трудные чем могло показаться ранее. Китай склонен полностью управлять проектами на своих условиях, вероятно, предвосхищая собственные риски, а именно возможную геополитическую конкуренцию на два фронта: с США и с Россией. В тоже время, если мы говорим про Азербайджан, у нас нет информации о желании Баку инвестировать в Китай капиталы и внешнеполитические ресурсы, скажем в той же степени активности, как в страны ЕС и Россию.

При этом Баку готов получать максимум от технологического взаимодействия. Понятно, что Китай не просто создал нынешний интерес к себе, но и активно им пользуется, используя в том числе советские социально-политические наработки. Мало значимое событие 2001 года - тогда стали побратимами города Чжучжоу китайской провинции Хунань и азербайджанский Сумгайыт. Кому это было интересно? Но Китай имеющий богатый опыт в области создания промышленных парков, как раз и создавал задел для будущего распространения своей матрицы развития местных промпарков. В частности, Мингячевирский «Парк высоких технологий» создан по модели китайских технопарков. Во время визита президента Aлиeва в Китай в в 2015 году, ему устроили прием в офисе Huawei. Китайская компания уже была одним из лидеров по вложениям инвестиций в Азербайджан и поставкам оборудования для беспроводных, базовых и транспортных сетей. Зная, склонность Алиева из первых уст узнавать о различных технологических новшествах, ему рассказывали о гибкости цифрового бизнеса, создании инфраструктуры цифровых предприятий и прочих инновациях. Естественно, Баку может рассматривать свой вклад в новую технологическую эпоху в большей степени в качестве потребителя, но это не отменяет необходимости держать руку на пульсе суперсовременных новаций и возможность организации компаний для локальных производств и частичного встраивания в глобальную цепочку...

На сегодняшний день платформой торгового сотрудничества с Китаем пока выступает аграрная отрасль. В 2016 году один из азербайджанских производителей достиг договоренности о поставках в КНР 500 тысяч бутылок вина. Заключены соглашения по развитию шелководства (закупка технологий культивирования и переработки кокона-сырца). Эта одна из восстанавливаемых аграрных отраслей, которая будет развиваться во взаимодействии с КНР. Если в 2015 году в Азербайджане было произведено всего 200 килограммов кокона-сырца, то через год данный показатель достиг 70 тонн.

Китай, как крупная аграрная страна, обладает большим опытом в земледелии и многих других отраслях сельского хозяйства и заинтересован в налаживании связей с азербайджанской стороной в этой области. Также возможны проекты в области аренды крупных участков плодородной земли для выращивания агропродукции, направленной на российский рынок.

Не Китаем единым: азиатские тигры в Азербайджане

Не будем забывать, что КНР со своими $300 млн новичок в плане азиатских инвестиций на Южном Кавказе. Пионером в этой области выступает Япония. C конца 1990-х до середины 2000-х она инвестировала в азербайджанскую инфраструктуру около $200 млн долл. Кроме того, пять японских компаний на долевых началах участвуют в ряде азербайджанских проектов по разработке нефти на Каспии, суммарная стоимость которых превышает $15 млрд. При этом Японские банки являлись для Баку чистыми донорами развития вкладывая практически безвозмедные средства в оснащение социального и образовательного сектора. Однако этот этап остался в прошлом.

Агентство S&P Global Ratings ожидает, что чистый приток прямых иностранных инвестиций в экономику Азербайджана не восстановится, по меньшей мере, до 2021 года (пик показателя был отмечен в 2011 году - 36,6% ВВП). Согласно докладу агентства, в 2017 году приток ПИИ составит 15,9% ВВП с ростом к 2020 году до 18,5%. В период с 2015 по 2016 год единственный проект азиатских инвестиций был реализован с Южной Корей (ниже $3 млн) и связан с открытием учебного центра для электронного правительства в Баку и в 15 других регионах страны.

С другой стороны, Азербайджан по ряду направлений все-таки остается лидером «удержания» азиатов в поле своих интересов. В частности, в 2013 году был открыт Бакинский судостроительный завод созданный с привлечением сингапурских ПИИ (10% - Keppel Offshore & Marine). Аналогичный проект на базе астраханского завода «Красные баррикады» не стартовал, а проект в казахстанском Актау, успешно проработав 10 лет, был в 2013 году продан...

Многие полагают, что «азиаты» для Южного Кавказа в определенной степени лучше «европейцев». Во-первых, они далеко, что проявляется в отсутствии четко выраженных политических претензий на какие-либо стандарты. Если европейские и американские доноры зачастую увязывают свои вклады в экономику с реформами гражданско-правового характера, а «московский инвестор» потенциально может апеллировать к неким квазисоюзническим планам общей координации внешней политики, то страны азиатско-тихоокеанского региона индифферентны к местной региональной политике. Во всяком случае, этот интерес заложен на далекие перспективы, и вряд ли будет критичным. Их интересуют конкретные дивиденды и возможность инкорпораций зарубежных активов в их национальные корпорации. Для Баку это не существенные моменты. Кроме того, в сфере дипломатии с КНР не возникало никаких штормов: китайская сторона аккуратно поддерживала суверенитет и территориальную целостность Азербайджана, в ответ Баку тактично поддерживал все необходимые резолюции в вопросах, связанных с Тайванем, Тибетским и Синьцзян-Уйгурским автономными районами Китая. Что касается потенциальной линии более тесного политического взаимодействия с КНР и РФ, а следовательно и возможных трений, она постепенно наметилась для Баку в рамках ШОС. Но пока Азербайджан присутствует в организации в качестве наблюдателя, это в принципе ни к чему не обязывает, и может быть неким заделом на будущее в случае развития позитивных тенденций коллективного взаимодействия на трансевразийском направлении.

Политком.RU. 13.06.2017