Будущее сотрудничества России и Казахстана: слышит ли Москва Астану?

В 2017 году в Казахстане объявили о начале «Третьей модернизации» — в условиях неблагоприятных внешних экономических условий Астана ищет новые точки для устойчивого долгосрочного роста. Китайский проект «Шелкового пути» и Евразийского экономического союза открывают большие перспективы, но они требует выработки единой позиции всех заинтересованных сторон по формату экономического сотрудничества. Как никогда раньше Россия и Казахстан нуждаются в скоординированной торговой политике, однако необходимость в выстраивании стратегического взаимодействия осознается сторонами отнюдь не одинаково. Более того, российская общественность часто не успевает сформировать корректное представление о смысле происходящих событий в Казахстане, что также подрывает основу для конструктивного сотрудничества. Эти вопросы, по сообщению REGNUM, 5 июня обсудили эксперты в Посольстве Республики Казахстан в Российской Федерации на круглом столе «Казахстан — модернизация 3.0», посвященном масштабным политическим и экономическим реформам в стране, а также отношениям Астаны с ближайшими соседями.

Третья модернизация Казахстана

C 2015 года в рамках курса на модернизацию Казахстан уже третий год проводит большую внутриполитическую реформу в виде Плана нации «100 конкретных шагов», который нацелен на формирование транспарентного и подотчетного государства и призван обеспечить стране переход к новой экспортоориентированной модели экономики с возросшим значением несырьевых отраслей промышленности, сельского хозяйства и транзитной сферы.

Для достижения поставленных задач Казахстан уже провел ряд существенных институциональных преобразований. В этом году в стране была успешно проведена конституционная реформа, которая, как отметил ведущий эксперт Центра военно-стратегических исследований, председатель попечительского совета TransparencyKazakhstan Марат Шибутов, сняла с президента ряд полномочий, в то же время значительно усилив роль Мажилиса — нижней палаты парламента Казахстана.

«Это отказ президента от сверхполномочий. Теперь этих полномочий нет», — констатировал Шибутов.

Была усилена ответственность правительства за реализацию и формирование государственных программ, а также упрощена процедура отставки членов правительства решением парламента. Уже сейчас в результате этих преобразований меняется риторика в Мажилисе, меняется баланс власти — нижняя палата парламента становится центром политической активности.

В то же время государственный аппарат Казахстана превращается в бюрократическую машину, которая «работает не по звонку, а по своим стандартным процедурам», что серьезно подорвало роль коррупционных связей в политической системе страны и открыло возможность для построения настоящего правового государства.

При этом ключевым элементом масштабных экономических и политических преобразований служит объявленная президентом Казахстана «модернизация общественного сознания», которая позволит привести человеческий капитал страны в соответствие задачам развития государства. Таким образом страна готовится к новому этапу экономической интеграции, — не только в рамках ЕАЭС, но и с Китаем, с которым Астана связывает не только перспективы развития транзитного потенциала и логистической инфраструктуры, но и приток кредитов и инвестиций.

По словам синолога, генерального директора Chinacenter Адиля Каукенова, значение «Экономического пояса Шелкового пути» часто понимается российскими экспертами и аналитиками в достаточно узком смысле, когда подразумевают исключительно транспортные проекты — между тем, Китай намерен развивать с Казахстаном сотрудничество по множеству направлений, в том числе в наукоемких отраслях, в сельскохозяйственном секторе и пищевой промышленности.

Казахстан и Китай

В последнее время в Казахстане стремительно растет число совместных предприятий с Китаем — с 385 совместных предприятий в 2015 году почти тысячи в настоящее время. Среди них — не только крупные государственные компании, нефтегазовые гиганты, связанные с Торгово-промышленным банком Китая, но и частный бизнес, средний и малый.

В настоящее время помимо развития транзитного проекта Астана и Пекин уже договорились о переносе 52 производств из Китая в Казахстан — в первую очередь это коснется энергоемких, материалоемких производств, связанные со строительством инфраструктуры. В то же время как будет осуществляться этот перенос, переход на китайские стандарты производства — вопрос отнюдь не очевидный, признают казахстанские эксперты.

«Возникает вопрос, насколько готовы кадры. Сейчас 13−15 тысяч казахстанских студентов учатся в Китае. <…> В Китае выделяется 25 тыс. грантов на Центральную Азию, из которых большая часть приходится на Казахстан», — заявил генеральный директор Chinacenter Адиль Каукенов.

С 2010 года наблюдается массовое появление китайских рабочих в Казахстане. Пока их число всего 8−10 тыс. человек, но уже это создает определенное напряжение в обществе. С другой стороны, местное население пока к работе на китайских производствах готово не в полной мере.

«Перенос производств — это не просто станки. Это особая культура производства товара. У каждой страны есть своя особая культура — и в России, она есть и у Японии, и у США. У Китая также есть собственная культура. Очень важно, что кадры должны быть к этому готовы. Естественно, на данный момент полной готовности нет. И это вопрос о перспективе. С учётом, какой сейчас взрывной интерес в Казахстане к китайскому образованию, можно сказать, что население чутко реагирует на новые сложившиеся реалии», — подчеркнул он.

Огромный интерес Пекина к странам Центральной Азии и, в частности, к Казахстану специалисты объясняют тем, что морской проект Шелкового пути столкнулся с проблемами геополитического характера — в частности, противодействием Вьетнама, Филиппин, напряжением в отношениях с Японией и Южной Кореей.

В этой связи китайское руководство рассматривает «Экономический пояс Шелковый путь» (ЭПШП) как весьма перспективный проект, в котором, безусловно, крайне заинтересован и Казахстан, переживший серьезные экономические проблемы в связи с падением цен на нефть. Тем не менее, развитие отношений с Китаем и для Астаны, и для других постсоветских стран складывается непросто — Китай выстраивает свои взаимоотношения со странами Центральной Азии и Евразийского экономического союза в двустороннем формате, что серьезно ограничивает координацию действий и выработку единой политики постсоветских государств в отношении своего восточного соседа. Эта проблема усиливается недостатком взаимопонимания между самими странами Евразийского экономического союза (ЕАЭС), отсутствием единой стратегии развития региона, которую бы разделяли эти государства.

«Дело в том, что в данном направлении координация действий между членами Евразийского экономического союза неудовлетворительна. Даже если в двустороннем формате идет продвижение проектов с КНР, это влияет на всех. И здесь очень важно понимать интересы друг друга», — подчеркнул Адель Каукенов.

«Осмысливаются конкретно отношения России и Китая. Осмысливаются отношения Казахстана и Китая. При этом в российских СМИ, у ряда российских аналитиков есть представление о конкуренции — якобы Казахстан движется от нас в Китай. Хотя на самом деле нам в отношении глобальной китайской инициативы с учетом стратегических отношений с Россией, с учетом исторической близости и общности не хватает именно большей координации действий: а как мы вместе смотрим на все это? Что мы можем предложить? Но на данный момент национальный эгоизм возобладал — возникает даже ощущение конкуренции за китайские инвестиции, чего как раз быть не должно», — пояснил он.

При этом, по мнению казахстанских экспертов, мнения некоторых российских наблюдателей в том, что Астана «слишком активно» идет на сближение с Пекином, далеко не всегда имеют достаточные основания — в качестве примера участники круглого стола вспомнили так называемый «утилизационный сбор», который был введен уже после создания ЕАЭС и который поставил очень много вопросов перед автопроизводителями в Казахстане.

По мнению казахстанских экспертов, Москва сама подтолкнула Астану в сторону Китая: автомобильные производства на севере Казахстана, рассчитанные на общеказахстанский и сибирский рынок, столкнулись после введения сбора с серьезными трудностями, и вхождение Китая в отрасль стало для этих предприятий финансовым спасением.

Впрочем, необходимость в координации действий стран-участниц ЕАЭС продиктована не только риском подорвать уже действующие торговые связи, но и потребностью в продвижении общих интересов в торговле с Китаем.

В частности, Пекин выдвигает очень высокие требования к поставкам продовольствия. Казахстан уже имеет возможность поставлять в Китай пшеницу, но лишь по квотам. Пытаются преодолеть «порог вхождения» на китайский рынок и производители мяса, что, как надеются в Казахстане, удастся сделать в «ближайший год-два».

И Казахстан, и Россия хотят выйти на китайский продовольственный рынок, при этом обе страны позиционируют себя как поставщиков экологически чистой продукции — в этом отношении их пищевая промышленность имеет значительное преимущество перед Китаем, который испытывает серьезные экологические проблемы.

Тем не менее, как Россия, так и Казахстан пытаются выйти на китайский рынок самостоятельно. Как указали эксперты, иногда случаются отраслевые попытки обмена опытом между производителями обеих стран, но этого недостаточно. В этом отношении «Китай очень грамотно ведет политику, защищая свой рынок, в результате чего остальные игроки вынуждены пробивать эту границу поодиночке», указал синолог Адиль Каукенов.

«Казахстан активно использует возможности по сопряжению между своей собственной программой «Нұрлы Жол» и китайской инициативы, но при этом в самом ЕАЭС о совместных подходах договориться пока не удается», — заключил эксперт.

Влияние в регионе

Вопросами взаимодействия между Китаем и ЕАЭС эксперты на круглом столе не ограничились. Говоря об отношениях с другими крупными державами, представители Казахстана предупредили, что у Астаны «собственное восприятие мировых центров силы», которое может не совпадать с позицией России. В то время как Казахстан предсказуемо продолжит развивать тесное сотрудничество с Ираном по ядерному топливу, страна также построила тесные экономические связи с США, которые являются крупнейшим инвестором в долгосрочные нефтегазовые проекты Казахстана в Кашагане, Карачаганаке и Тенгизе, рассчитанные до середины XXI столетия.

О значении американских вложений говорит тот факт, что из накопленных около 180 млрд долларов иностранных инвестиций, на США приходится прямо или косвенно около 60 млрд. «Это, видимо, больше, чем США дали на все оставшиеся постсоветские страны вместе взятые. Думаю, так же и Китай в Казахстан вложил больше, чем во все постсоветские страны вместе взятые», — отметил председатель попечительского совета Transparency Kazakhstan Марат Шибутов.

В контексте политических раскладов в самой Центральной Азии эксперты также обратили внимание на сближение позиций Казахстана и Узбекистана — двух стран, сосредоточивших 42% мировой добычи урана, — и выработку ими схожего подхода по отношению к геополитическим «центрам силы». В этой связи также было отмечено, что Китай закупает более половины всего казахстанского урана, причём закупает его про запас — в три раза больше текущей потребности. Таким образом, поставки из Казахстана становятся важным элементом стратегической безопасности Китая — особенно в контексте возрастающей напряженности в регионе Юго-Восточной Азии.

Российский ответ

В ответ на призыв казахстанских коллег о том, что отношения стран ЕАЭС с Китаем должны прекратить носить конкурентный характер и опираться на единую консолидированную позицию, российские эксперты предложили рассмотреть возможность трехстороннего сотрудничества, например, в производстве урана — развивая эту сферу с привлечением российских технологий Казахстан сможет удовлетворить китайские потребности и активно наращивать свое присутствие на других рынках.

Как отметила заведующая отделом экономики Института стран СНГ Аза Мигранян, в рамках 52 предприятий, которые будут перенесены из Китая в Казахстан, также можно было бы «создать платформу взаимодействия с союзниками по ЕАЭС, просто предоставляя информацию о возможности сопряжения по каждому предприятию конкретно».

По ее мнению, на сегодняшний день недостаточно просто заниматься модернизацией и пытаться догнать развитые страны — их надо опережать по конкретным «точечным направлениям» и «создавать конкурентоспособную платформу на годы вперед».

В этом смысле формат преференциальной торговли выглядит наиболее оправданным в контексте трехстороннего сотрудничества — в перспективе это означает и переход к свободной зоне торговли по отраслевому и региональному признакам.

«Сопряжения государственной программы инфраструктурного развития Казахстана «Нурлы Жол» с китайским проектом «Шелкового пути» будет недостаточно, если его не сопрягать с российским вектором — по отдельным отраслям и отдельным видам производства. В этом случае Казахстан получит возможность уравновешивать свои потенциальные весовые категории с Китаем», — уверена она.

В то же время, по мнению казахстанских специалистов, между Москвой и Астаной наблюдается «определенный коммуникационный разрыв» — в России не ведется системного анализа ситуации в Казахстане, казахстанские СМИ в России анализируют редко, а громкие события часто воспринимаются вырванными из контекста. В результате в России у граждан, в том числе и у экспертов и принимающих решения чиновников, складывается «фрагментарное, отрывочное представление» о событиях в Казахстане, искажаемое устаревшими стереотипами и шаблонами.

В ответ на замечания казахстанских коллег заместитель генерального директора Института национальной стратегии Александр Костин отметил, что у Казахстана и России до сих пор нет единой платформы, которая позволила бы доносить экспертные оценки до заинтересованных сторон.

«У нас есть верное направление на стратегическом уровне, когда есть первые лица, формируются базовые документы. Но на уровне запуска механизма у нас проблема — за счет какого-то вакуума власти, который дает пространство для лоббизма, причем лоббизма отраслевого, которые отрицает ценности, заложенные в евразийском интеграционном проекте», — отметил Костин.

По его мнению, в результате этого по казахстанскому направлению Россия серьезно уступает Китаю и Турции — «не то что проигрывает, но упускает то пространство, которое у нас было», отметил эксперт.

«Россия зачастую сдает назад, потому что нет экспертизы, потому что непонятно, как эти решения были приняты, кто за них несет персональную ответственность. У нас эта ответственность размыта. Есть абстрактная бюрократическая масса, в которой не к кому обратиться — получается, все риски ложатся на первые лица государств», — подчеркнул он.

Для решения этой проблемы Костин предложил Казахстану и России организовать общественно-экспертное представительство, которое бы формировало актуальную повестку и общую позицию, доносило результаты экспертизы до бенефициаров — не только государства, но и бизнеса и широкой общественности.

Напомним, что 5 июня 2017 года в Посольстве Республики Казахстан в Российской Федерации состоялся круглый стол на тему «Казахстан — модернизация 3.0». В ходе круглого стола известные казахстанские и российские политологи и эксперты обсудили вопросы современного развития Казахстана, связанные с масштабными политическими и экономическими реформами в стране, а также отношения с ближайшими соседями.

REGNUM. 06.06.2017