Грузия: время выжидания
Николай Силаев
Грузия отсчитывает свою новейшую историю не с 25 декабря, а с 9 апреля 1991 г., когда был принят Акт о восстановлении государственной независимости[1]. Как и многие другие бывшие советские республики, она не хочет включать в свой официальный национальный календарь какие бы то ни было упоминания об СССР и говорит о своей независимости не в пассивном — как о следствии распада большой страны, а в активном залоге — как о результате освободительной борьбы. Как и многим другим постсоветским странам, это избегание дается Грузии нелегко. Новая национальная мифология, в которой нет место России и Советскому Союзу, рождается с трудом. Связи грузинской элиты с российской и советской государственностью на протяжении последних двух – трех веков были особенно прочны. Исключить это обстоятельство из национального исторического нарратива трудно. Но и напоминать о нем не очень удобно для Грузии, которая собирается вступить в НАТО и считает Абхазию и Южную Осетию «оккупированными территориями». В Национальном музее нет экспозиции, посвященной XIX и XX вв. Музей оккупации имеется, но его явно недостаточно для осмысления советской эпохи, и это легко почувствовать, выйдя из полумрака, где на тебя смотрят фотографии казненных и сосланных, на залитый солнцем проспект Руставели, отстроенный оккупационными властями как главная улица одной из имперских столиц.
Нет оснований ожидать, что и к тридцатой годовщине независимости Грузия будет яснее видеть собственное прошлое.
Первые четверть века возобновленной независимости были полны разочарований. Сейчас страна, похоже, старается не очаровываться. Обязательные речи о европейском выборе в исполнении представителей властей начинают звучать как ритуальная формула. Однако более привлекательной альтернативы пока не предложено. Москвичи в восторге от вновь открытого ими грузинского туристического направления, но официальная Москва, похоже, не собирается предпринимать ничего существенного, чтобы приобрести расположение Грузии.
Десять лет назад для грузинского политического класса мир был предельно понятен. Есть медленно клонящаяся к полному упадку Россия, есть стремительно растущий Запад, вовлекающий в свои международные институты все новые и новые страны бывшего Восточного блока и постсоветского пространства. Надежда состояла в том, чтобы вскочить в автобус, уходящий в Брюссель, по пути прихватив потерянные в 1990-х автономии — Абхазию и Южную Осетию. С тех пор выяснилось, что купленный билет не гарантирует места в автобусе, что не всем пассажирам сидится так удобно, как обещал буклет турфирмы, и вообще в Брюссель придется идти пешком по пыльной дороге, бросив багаж в виде бывших автономий. Грузия по собственной воле стала поводом для острого столкновения России и Запада в 2008 г. Благодаря хорошей дипломатии — надо отдать должное — она избежала вовлечения в еще более острый их конфликт в 2014 – 2016 гг., и сейчас просто ожидает развития событий. Грузинский политический класс научился извлекать опыт из ошибок. Он не без успеха выдает за «стратегическое терпение» то, что со стороны назвали бы, наверное, растерянностью перед будущим.
Скромный рост
Соглашение о зоне свободной торговли с Европейским союзом сильно переоценивается как инструмент экономического развития Грузии. Очевидно, что от него выиграют немногие конкурентоспособные грузинские компании, которые получают более легкий выход на емкий рынок стран ЕС. Проблема, однако, в том, что в условном списке товаров, который Грузия может предложить европейским потребителям, позиций не так много. Наиболее успешные грузинские компании и сейчас поставляют в ЕС свою продукцию, но работают они на нишевых рынках. Где-то есть успешное сельхозпроизводство, где-то «выстрелило» предприятие пищепрома, кто-то смог продать уникальное вино западноевропейским ценителям. Из этого не рождаются объемы и обороты, нужные для быстрого экономического роста. Нишевые продукты отлично дополняют массовое производство, но не могут его заменить.
К тому же вслед за грузинским экспортом в ЕС подрастет и импорт. Грузия и без того задыхается от огромного дефицита торгового баланса (в 2015 г. он составил 5,5 млрд долл., превысив более чем в два раза объем всего экспорта из страны). Наращивание экспорта в ЕС не решит эту проблему, если параллельно будет расти импорт.
Поэтому в экономической политике властей страны в ближайшие годы будет сохраняться спасительный разрыв между декларациями и практикой. Согласно декларациям, ключевые партнеры Грузии находятся на Западе. На практике же Грузия и ее компании будут изо всех сил стараться не потерять постсоветские рынки и нарастить свое присутствие на них. На этих рынках проще со стандартами, здесь есть потребительские привычки, благоприятные для грузинских производителей. Продуктовое эмбарго, объявленное Россией в отношении стран ЕС, помогает грузинским компаниям укрепить свои позиции на российском рынке, по крайней мере теоретически. Едва ли не впервые за постсоветскую историю Грузия может получить от политического противостояния между Москвой и Брюсселем не угрозу, а выгоду. Россия явно не собирается в ближайшее время отменять эмбарго, так что на протяжении нескольких лет грузинские компании будут извлекать из него преимущество. Это могло бы привлечь российские инвестиции в грузинское сельское хозяйство, которое все еще остается хронически недоинвестированным. Однако пока незаметно, чтобы грузинские власти проявляли интерес к такой перспективе.
Россия также останется одним из крупнейших источников денежных переводов в Грузию. Отрицательное сальдо торгового баланса страны будет отчасти компенсироваться за счет российского рынка труда. Вероятно, останется значимым экономическим фактором и поток российских туристов в Грузию, если их не напугает практика применения закона об оккупированных территориях, когда каждый, в отношении кого есть подозрение в посещении Абхазии или Южной Осетии, может попасть под уголовное преследование, как только он пересечет грузинскую границу. По-видимому, страна так и будет работать одновременно и на рынках ЕС, и на российских рынках, сохраняя между ними баланс и пытаясь найти новых покупателей, прежде всего в Китае.
В то же время Грузия едва ли сможет существенно изменить свой геоэкономический статус мелкотоварного сельскохозяйственного производителя и реципиента международных платежных систем. Плоды советской индустриализации Грузия утратила. Для новой индустриализации у нее слишком мало ресурсов — и финансовых, и организационных, и кадровых. Ожидать, что сотрудничество с ЕС создаст условия для индустриализации, крайне наивно — Брюссель проводит прямо противоположную политику в отношении своих восточных окраин.
Снова лидерский режим
По итогам парламентских выборов в Грузии в октябре 2016 г. правящая партия «Грузинская мечта» получила конституционное большинство. В парламент не попали партии, которые раньше входили в коалицию с «Мечтой», но участвовали в выборах самостоятельно, например, Республиканская партия и «Свободные демократы». Правящая партия, казалось бы, почти лишенная ярких лидеров, без партнеров по коалиции смогла получить результат гораздо лучший, чем четыре года назад с партнерами. «Единое национальное движение» сохранило за собой роль ведущей оппозиционной силы, но его вес в парламенте минимален. Для правящей партии ЕНД останется удобным спарринг-партнером, которого всегда можно использовать в агитации в качестве отрицательного примера, но который не может создать реальную угрозу. «Альянс патриотов», консервативную и евроскептическую силу, получившую представительство в парламенте, и «Мечта» и «ЕНД» будут третировать как «маргиналов».
Безусловная победа «Грузинской мечты» сделала неоспоримым политическое лидерство ее неформального руководителя, миллиардера Бидзины Иванишвили. Она показала, что Б.Иванишвили в конечном счете всецело контролирует политическую ситуацию в Грузии. Пройдя через «революцию роз» в 2003 г. и через поражение Михаила Саакашвили и его партии на парламентских выборах в 2012 г., Грузия пришла к новой версии лидерского политического режима. Б.Иванишвили стал четвертым в этом ряду постсоветских грузинских властителей — Звиад Гамсахурдиа, Эдуард Шеварднадзе, Михаил Саакашвили. Сомнений по поводу того, «кто главный в Грузии», после последних парламентских выборов оставаться не должно.
Есть ирония истории в том, что в трех странах, наиболее активно участвовавших в программе «Восточного партнерства» ЕС и с энтузиазмом подписавших Соглашения об ассоциации с Брюсселем, большую, а иногда и определяющую политическую роль играют богатые или сверхбогатые люди. Президент Украины — крупный предприниматель Петр Порошенко. В Молдавии наиболее влиятельным политиком считается олигарх Владимир Плахотнюк. В этом ряду Бидзина Иванишвили выглядит и наиболее эффективным — никто из его коллег в странах-«евроаспирантах» не может похвастаться парламентским конституционным большинством — и наиболее честным: пока нет оснований считать, что он использует грузинскую государственность для извлечения коррупционной ренты.
Грузия, по-видимому, станет «отличником» среди других стран, подписавших Соглашение о евроассоциации, с точки зрения качества реформ и старательности исполнения брюссельских заданий. Любопытно, что фактически складывающийся режим личной власти не мешает Грузии проводить судебную реформу, которую одобряет Евросоюз. Б.Иванишвили довольно быстро реагировал на коррупционные скандалы в правительстве, добиваясь увольнения оказавшихся под подозрением министров. Смена власти в Грузии в 2012 г. не привела к переделу собственности, как это нередко бывает в постсоветских странах. Вероятно, в ближайшие годы сохранится парадокс, при котором реформы под наблюдением Евросоюза будет проводить политическая сила, находящаяся под определяющим неформальным влиянием ее основателя-миллиардера.
Ни Брюссель, ни грузинские избиратели не будут придавать значения этому парадоксу. Новая версия лидерского политического режима может продержаться в Грузии много лет. Экономический рост продолжается, хотя и умеренный — 3% по итогам двух первых кварталов 2016 г. Коррупция скромна по меркам региона. Политический режим выгодно отличается от жестоких порядков М.Саакашвили. Б.Иванишвили оказался гибким и адаптивным политиком. Например, он сумел оседлать тренд консервативных настроений, усиливающихся в Грузии, как и в других странах, изменив для этого предвыборную риторику «Грузинской мечты». Внешние игроки имели возможность убедиться, что это именно контролируемая Б.Иванишвили «Мечта» удерживает власть в Грузии, и нет смысла в обозримом будущем делать ставку на приход к власти в стране иных сил. Поводов для недовольства и разочарования у избирателей много, но ни один из них не силен настолько, чтобы вызвать резкие политические перемены в стране. Скорее всего, Грузию ждет несколько спокойных, хотя, на иной вкус, возможно, и скучных лет.
Туман альянсов
В отношениях с Грузией НАТО колеблется. Предоставление Грузии гарантий безопасности со стороны НАТО в условиях, когда российские войска находятся на территории Абхазии и Южной Осетии, вероятно, расценивается и в Брюсселе, и в Вашингтоне, и в крупнейших западноевропейских столицах как слишком опасный шаг. Но Альянс должен доказывать — и даже не столько Грузии, сколько России, — что он продолжает расширяться и не закрывает свои двери перед бывшими советскими республиками.
Это выливается в поиск таких форм взаимодействия с Грузией, которые демонстрировали бы прогресс, но не предполагали бы предоставление ей гарантий безопасности со стороны блока. Например, открытие совместного тренировочного центра или присоединение двух грузинских рот к Силам быстрого реагирования НАТО. Свой вклад в эту политику, помимо собственно НАТО, делают Соединенные Штаты. Начиная с 2015 г. они ежегодно проводят двусторонние американо-грузинские учения Noble Partner на территории Грузии, причем для участия в учениях в Грузию из Румынии перебрасывается американская военная техника.
Продолжающееся сближение Грузии с НАТО, а также расширение военного сотрудничества с США на двусторонней основе создают несколько рисков для Грузии, региона и самого Альянса. Во-первых, блок может оказаться в ситуации, когда совокупность незначительных по отдельности шагов на грузинском направлении приведет к качественному изменению ситуации. Грузии будет выдан такой аванс, который де-факто сделает НАТО ответственной за ее безопасность. Каким образом, например, будет интерпретироваться участие Грузии в Силах быстрого реагирования НАТО в случае гипотетического возникновения конфликта в Абхазии? Здесь имеется неопределенность, которая, не вызывая угрозы в нынешних условиях, способна стать источником риска в будущем.
Во-вторых, военное сотрудничество Грузии с США может по тому же принципу расцениваться как гарантии со стороны Вашингтона. Уровень грузино-американских отношений таков, что США в принципе могут взять на себя обязательства по обеспечению безопасности Грузии помимо своих союзников по НАТО. Если допустить, что американская техника и военнослужащие, которые перебрасываются в Грузию для учений Noble Partner, останутся в Грузии на более длительный срок, чем обычные три-четыре недели, то это можно будет истолковать как размещение американских войск в Грузии. Учитывая большое влияние Соединенных Штатов на Грузию, им не составит труда добиться согласия грузинских властей на американское военное присутствие. Очевидно, что это вызовет резко негативную реакцию со стороны России.
Для Грузии это означает, что в ближайшие годы вопрос о механизмах обеспечения ее безопасности и международных гарантиях для нее будет вызывать острые противоречия. Перспектива расширения НАТО будет по-прежнему препятствовать и созданию таких гарантий и разрешению политических противоречий между Грузией и Россией. В то же время нужно признать, что грузинский политический класс научился существовать в таких условиях, не разрешая противоречия, но и не доводя их до опасной черты. Так как нет повода надеяться, что Россия и НАТО, Россия и США придут к какому-то устойчивому согласию по европейской безопасности, Грузии еще долго будет полезно это давшееся дорогой ценой умение.
1. Конфликты в Абхазии и Южной Осетии. Документы 1989 – 2006 гг. Москва, «Русская панорама», 2008. С. 50.
РСМД. 19.05.2017
