Между ЕАЭС и ЕС армянский избиратель выбрал деньги
По итогам прошедших парламентских выборов в парламент Армении прошли четыре политические силы. Победила на выборах правящая Республиканская партия Армении, за ней по количеству полученных голосов следует блок «Царукян», третье место занял блок «Елк» («Выход»), и последним к парламентской финишной линии пришел АРФ «Дашнакцуюн» (АРФД). Между тем, эти выборы отличились от предыдущих тем, что практически впервые в истории независимой Армении не происходят массовые поствыборные волнения, которые, не редко, переходили в столкновения с сотрудниками органов правопорядка. Эксперты этот феномен объясняют отсутствием у избирателей чувства «кражи их голосов», ибо многие из них за взятки добровольно проголосовали за победившую на выборах правящую Республиканскую партию Армении (РПА). С другой стороны, этот избирательный процесс замкнул процесс транзита власти в стране — к парламентской форме правления, стартовавший с принятием новой конституции в декабре 2015 года. О том, почему после выборов на политической арене страны воцарилась гробовая тишина, какой будет будущая политическая система, почему на выборах с треском провалились ярые сторонники немедленного разрешения карабахского конфликта и евроатлантического вектора интеграции корреспондент EADaily побеседовал с директором «Института Кавказа», политологом Александром Искандаряном.
- Г-н Искандарян, по итогам прошедших 2-го апреля выборов в парламент прошли четыре политические силы. Как вы прокомментируете результаты выборов, и почему именно эти партии и блоки попали в парламент?
- Для меня итоги выборов были вполне ожидаемыми. Собственно и до выборов было понятно, что только у правящей Республиканской партии есть ресурсы претендовать на цифру, близкую к 50% голосов. То, что блок «Царукян» займет второе место и на это у него есть ресурсы, тоже было понятно многим. Назывались разные цифры — от 25% до 35%. Однако то, что этот блок способен взять около трети мест в парламенте, почти ни у кого не вызывало сомнений. Уже с самого начала избирательной кампании многие догадывались, что третьей фракцией в армянском законодательном органе будет оппозиционный блок «Елк» («Выход»). Этот блок работал и сконцентрировал вокруг себя протестный электорат. И последнее, это прохождение в парламент партии АРФ «Дашнакцутюн». В случае «Дашнакцутюн», я думал, что они наберут 5%, но не предполагал, что дотянут до 7%. В их случае это немало. Мне кажется, что в последние дни АРФД приобрела те голоса, которые потеряли другие партии. В целом было понято, что коммунисты или «Свободные демократы» не пройдут в парламент.
- Как вы думаете, почему в парламент не попали такие силы, как партия экс-секретаря СНБ Армении Артура Багдасаряна «Армянское возрождение» и руководимый первым президентом Армении Левон Тер-Петросяном блок «Конгресс-Народная партия Армении»? Ведь у первой политической силы было достаточно ресурсов, особенно финансовых, для привлечения голосов избирателей.
- Давайте по порядку. Блок «Конгресс-Народная партия Армении» (НПА) в ходе избирательной компании совершил две ошибки. Первое, участие в выборах в качестве блока. Элементарно, 7% голосов (избирательный барьер для блоков) тяжело преодолеть, чем 5% (избирательный барьер для партий). Второе, до начала активной кампании я предполагал, что в принципе у них может что-то получиться. Однако после нескольких интервью (в том числе Левона Тер-Петросяна), я начал сильно сомневаться в их успехе. Дело в том в настоящее время армянское общественное мнение находится в противофазе тому, что говорит Левон Тер-Петросян. То есть, после апрельской эскалации в зоне карабахского конфликта в прошлом году, повышения уровня насилия по всей прифронтовой зоне, видимого провала попыток урегулирования и доносящейся до армянского читателя и зрителя фантасмагорической риторики из Азербайджана — начиная от высказываний президента Ильхама Алиева и до дела Лапшина — разговоры о немедленном разрешении конфликта на основе взаимных уступок не могут быть выигрышными для избирательной кампании.
Все это работает на укрепление той точки зрения, что у нас просто нет партнера для урегулирования конфликта. Той стороны, с которой якобы надо идти на уступки, просто не существует. Вот в этот момент раздается старт кампании, в которой сначала члены оппозиционного блока «Конгресс-НПА» говорят, что необходимо идти на взаимные уступки, а потом Тер-Петросян сам говорит, что на эти уступки надо идти не перед Азербайджаном, а перед мировым сообществом, поскольку Баку в качестве субъекта конфликта как-бы и не существует. То есть, мы на самом деле вступили в конфликт с мировым сообществом и если ему объяснить, что мы готовы идти на какие-то уступки, то оно пойдет нам на встречу и отдаст нам нечто. С другой стороны, если мы этого не сделаем, то мировое сообщество на нас обидится и разберется с этим конфликтом само и, причем, почему-то в пользу Азербайджана. Это синдром 1988 года, «синдром политбюро». Вот мы обратимся к кому-то, он не знает, что мы хорошие (как будто он не знает, что было на казанской встрече, и на какие уступки была готова Армения). Между тем, так как есть сирийский конфликт, мировое сообщество скоро по-любому возьмется за решение карабахского конфликта, и ему надо об этом сказать, что Армения готова к взаимным уступкам, после чего оно придет и решит конфликт. Ну, кто сейчас за это будет голосовать? Речь о предвыборных тезисах, которые могут быть верными или наоборот. Мне кажется наоборот, наличие сирийского конфликта, украинского кризиса, а также ситуация в Ираке больше отвлекают внимание мировых лидеров от Карабаха, чем привлекают. В связи с этим использовать эти тезисы для предвыборной кампании, когда в Армении сейчас в мейнстриме тезис — «ни пяди земли», с точки зрения электоральных ожиданий, как минимум, недальновидно, и это работает на потерю голосов. Такого рода риторика была обречена на поражение.
С другой стороны тезисы команды Тер-Петросяна можно сказать повторяются. Они и 20 лет назад говорили то же самое, что времени нет и необходимо решить конфликт сейчас, а то все кончится плохо. По крайней мере, взрослые люди это помнят. С тех пор прошло 20 лет, и почти сразу после отставки Тер-Петросяна начался период экономического роста в стране. Может быть, это не было результатом конкретной политики конкретного лица, и оно было общемировым трендом, но это имело место и показало, что имея конфликт можно развиваться.
- А в чем была причина провала партии Артура Багдасаряна? Ведь у него есть финансовые ресурсы, подконтрольные интернет СМИ и даже телекомпания.
- Дело в том, что много голосов набрали блок «Царукян» и правящая Республиканская партия Армении. Гагик Царукян хотел набрать как можно больше голосов, чтобы иметь весомую фракцию в парламенте, а РПА в последние недели избирательной кампании желала набрать больше, поскольку боялась, что может лишиться конституционного большинства в законодательном органе. А работают эти партии примерно на одном и том же поле. Их методы работы, мягко выражаясь, можно назвать так — неидеологические способы привлечения электората к урнам. Это не обязательно взятки в прямом смысле слова. Кому-то помогли с операцией на сердце, где-то асфальт положили и пр. Этот тренд в Армении давно существует и дальше развивается. Люди больше голосуют не сердцем, а желудком. На этом поле играли блок «Царукян», РПА и партия «Армянское возрождение». Просто двум первым надо было набрать больше голосов, и я боюсь, именно поэтому партия Багдасаряна не смогла пройти в парламент.
- Как за это время изменился сам электорат? Многие задаются вопросом, почему в стране, где порядка 35% населения живет за чертой бедности, есть большой социальный протест, зашкаливает внешний долг, но все равно на выборах побеждает партия власти?
- Это вообще одна из самых обсуждаемых тем в Армении. Мол, если общество живет бедно, социально-экономическая ситуация в стране плачевна, люди на выборах должны голосовать против власти. Идея о том, что власть переизбирается в том случае, если благосостояние людей растет, ложная. Как раз в бедных странах могут одни и те же люди или партии десятилетиями находиться у власти, а не наоборот. Нет такой картины в мировой политике, что люди голосуют за власть, если при ней произошли положительные изменения и благосостояние людей улучшилось. Это бытовое представление, которое не соответствует реальности. Люди не голосуют таким примитивно-рациональным способом. Они могут быть недовольны, и социальное недовольство в Армении, действительно, огромное, но только оно не проявляется в политике, поскольку у него нет соответствующего канала. В Армении политического канала для трансформации социального недовольства в политическую заявку — нет. Его надо людям дать. Мы много раз видели, когда эти каналы были, но за эти четверть века независимости население устало видеть одних и тех же людей в одном и том же телевизоре, которые говорят одно и то же. Заметьте, почти во всех лозунгах участников предвыборной кампании содержалось слово «перемена», даже у Республиканской партии в несколько завуалированной форме. Это значит, что люди недовольны, им надо продавать изменения. Все пытались это продать, только никто никому не верит, и как поверить людям, которые обещают это уже больше 20 лет. С другой стороны, все эти дискурсы негативные, позитивных политических платформ и дискурсов почти нет. Что многие из них говорят? Буквально следующее: те, кто у власти плохие — монополизм, коррупция, бедность, война — плохо, а честность, мир, благосостояние — хорошо. Я когда их заменю, я буду честным, мирным и не коррумпированным. Кто же этому поверит? А почему ты будешь не коррумпированным, думает простой избиратель. Во-первых, простой избиратель эти слова слышит уже больше 20 лет, а во-вторых, он многих из них видел во власти. Появляется апатия, что вполне естественный вариант поведения после воодушевления.
Время от времени появляются всплески, когда хочется поверить во что-то. В последний раз так было в 2008 году, когда в политику вернулся первый президент Армении Левон Тер-Петросян. Люди верили, что если чуть-чуть еще надавить и можно проломить. И сменится плохой парень на хорошего парня, и он изменит ситуацию. Этого не случилось, апатия росла. А на нынешних выборах никто серьезно не бросил вызов властям. Почти все заявляли следующее — мы будем хорошей, радикальной, настоящей и честной оппозицией. Зачем за них голосовать, думал обычный избиратель, который сидит у себя в деревне и ни на что не надеется. А если он ни на что не надеется, то берет свои 10 тыс. драмов (около 20 долларов) и проголосует за того, кто эти деньги ему предложил. Это переход к довольно примитивному, но рациональному типу голосования в сложившихся условиях тотального недоверия к политической системе в целом. Это менеджмент апатии. Республиканская партия умело начинает управлять таким типом политического поведения людей. Конечно, определенную положительную роль сыграла и фигура премьер-министра Карена Карапетяна, но определенное количество людей все-таки проголосовало за оппозицию, и у партии «Дашнакцутюн» есть стабильный электорат. Однако в целом, похоже, что армянский избиратель больше иллюзий не питает.
- Когда началась избирательная кампания, оппозиционный блок «Оганян-Раффи-Осканян» (ОРО), который, по сути, является объединением трех экс-министров иностранных дел и обороны, сделал заявку на консолидацию радикального протестного электората. Недаром, к ним из тюрьмы обращались члены радикальной ультраправой группы «Сасна црер», которые в прошлом году захватили здание ППС полиции в Ереване и потребовали отставки руководства страны. Почему у этого блока ничего не получилось? Они не смогли консолидировать радикальные настроения или количество радикалов не такое большое?
- Оба. Во-первых, да, конечно, во время захвата здания ППС полиции, мы видели митинги в Ереване в поддержку этих ребят. Но мы не можем говорить, что митинги были слишком многолюдными. В Армении есть радикально настроенные люди, но их количество недостаточно, чтобы набрать 5−7% голосов для прохождения в парламент. Если исключить партию Артура Багдасаряна и прошедшие в парламент четыре политические силы, то остальные четыре парии и блоки вместе еле набрали 5% голосов. Ресурсов у них мало, люди им не верят. Для смены власти не 5% или 7% необходимо набрать, а 60%. Таких ресурсов у них просто нет. В этом плане были весьма симптоматичными проводившиеся совсем недавно в Ереване митинги в знак протеста по случаю смерти Артура Саркисяна («доставщика хлеба» группе «Сасна црер» в мае 2016 года — прим. ред.). Они же были ничтожными. При том, что там проявилось то же лидерство, и оно работало весьма сумбурно на том же радикальном поле. Второе, лидеров этого блока фактически ничего не объединяет. То, что между экс-министрами иностранных дел Армении Варданом Осканяном, Раффи Ованнисяном и экс-министром обороны Сейраном Оганяном нет ничего общего, знает практически каждый человек в Армении. Всем было очевидно, что они объединились ситуативно, с целью создания одноразового электорального механизма для конкретно одного избирательного процесса, чтобы набрать 5−7% голосов. Это лебедь, рак и щука в политике. Их объединял негативизм — они одинаково плохо относятся к власти — радикальная риторика и желание попасть в парламент. И последнее, они все были во власти. А последняя фигура — Сейран Оганян, совсем недавно вышел оттуда. Сработать этот проект не мог.
- Какой будет конфигурация политических сил в Армении по итогам выборов в парламенте? Как вы думаете при новой конституции и с учетом соотношения сил в парламенте, законодательный орган может стать реальной площадкой для эффективного влияния на власть.
- Парламент не будет площадкой для влияния на власть, парламент будет властью. Он будет формировать власть, кабинет министров, назначать премьер-министра и «выделять» из себя президента. Только это будет делать политическое большинство в парламенте, то есть Республиканская партия? Я полагаю, что РПА заключит союз с «Дашнакцутюн» для формирования коалиционной власти, но это будет вишенкой на торте. На самом деле, республиканцам партия АРФД не нужна, они могут в одиночку управлять государством. Остальные силы влиять будут, лоббировать свои идеи, но оказывать серьезное влияние на принятие политических решений им будет весьма трудно.
Вспомним, чем завершилась судьба оппозиционной парламентской фракции «Наследие». Она развалилась, и в конце там осталось чрезвычайно малое количество людей. Такое происходят с малыми группами, которые не в силах оказывать влияние на процессы. Если когда-нибудь находящаяся в парламенте малая группа людей сможет найти серьезную опору за его пределами — в народе, выдвигая позитивные программы, перманентно работая с электоратом, консолидируя его потенциал, а не устраивая истерику и говоря заповедями Моисея (воровать и прелюбодействовать это плохо и пр.), у этой партии будет шанс на следующих выборах.
- Республиканская партия до избирательной кампании провела ребрендинг. Она, можно сказать, спрятала определенных спорных с точки зрения общества и СМИ фигур, и на площадку вывела новых лиц. С другой стороны РПА была и остается местом для консенсуса различных политических и экономических групп. Вы замечаете борьбу между этими группами после выборов, когда начинается назначение нового правительства и дележка пирога власти? Каким образом, это борьба проявляется?
- Да, такая борьба есть. Вскоре будет формироваться правительство. Соперничество есть между различными группами, и оно будет продолжаться на весь период кооптации между президентом, который избран по старой конституции и продолжит выполнять свои функции до начало 2018 года, и правительством, сформированным по правилам новой конституции, знаменующей переход страны к парламентской форме правления. Этот год будет периодом транзита, который будет выражаться в соперничестве между разными группами внутри РПА с тем, чтобы сохранить власть или прийти к власти через год. Много обсуждается, сохранит ли Карен Карапетян кресло премьер-министра после 2018 года. Сейчас ясно, что он будет назначен на должность премьер-министра. С вопросом организации PR-а РПА в предвыборный период он справился. Но впереди еще год. Он будет, конечно, пытаться наращивать силы свой капитал внутри правительства, партии власти и парламента. Справится ли он с этой задачей, посмотрим.
- Вы видите соперничество между президентом Сержом Саргсяном и премьер-министром Кареном Карапетяном?
- Нет, между ними я не вижу соперничества. Серж Саргсян сейчас стоит над схваткой. Но между различными группами внутри Республиканской партии просто не может не быть соперничества. Исключено, чтобы такого соперничества не было.
- Г-н Искандарян, эти выборы отличились также тем, что были силы, особенно одна из них, партия «Свободные демократы», которая жестко ставила вопрос смены внешнеполитического вектора Армении. Она проталкивала идею выхода страны из ЕАЭС и ОДКБ, а также вступления в ЕС И НАТО. Однако политическая сила не набрала даже 1% голосов. В чем причина такого провала? Евроатлантический вектор внешней политики в Армении не популярен или проблема в предвыборной кампании данной партии?
- Все эти разговоры не имели никакого отношения к внешней политике Армении. Они исходили из внутренней политики и были направлены на конкретный сегмент электората. Есть различные группы в электорате, которым можно говорить разные вещи и набрать какой-то процент. Реально во внешней политике никто не будет выходить из ЕАЭС или вступить в ЕС. Даже если бы вместо Республиканской партии избралась любая другая политическая сила, она резких телодвижений в этом направлении не сделала бы.
Внешняя политика Армении довольно выверенная, и она зависит от гораздо более глубоких причин, чем личности и партии во власти. Она зависит от геополитического окружения страны, наличия карабахского конфликта, а также от того, что Турция является членом НАТО, от соседей — Ирана и Грузии, присутствия России в нашем регионе и пр. Необходимо также понять, что в ЕС нас не берут, и еще долго не будут звать туда. ЕС не занимается вопросами безопасности, он ее сам берет у НАТО, а Турция является членом Североатлантического альянса и точка. Однако в Армении есть люди, которым хочется слушать от политиков определенные вещи, и их этим людям на политическом рынке надо продавать. Сколько этих людей, мы знаем по результатам выборов. В связи с этим, если рассказывать рыбаку из Гегаркуникской области, земледельцу из Ширака или скотоводу из Сюника про ЕАЭС и про то, что мы оттуда выйдем и вступим в ЕС, то за тебя будет голосовать именно столько людей, сколько проголосовало на этих выборах. А за 10 тыс. драмов гораздо больше людей проголосует. Человек между дискурсами вступления в НАТО и выхода из ЕАЭС выбирает 10 тыс. драмов. Он просто верит банкноте. Не верят люди в то, что завтра вступим в ЕС, и он будет оборонять Кельбаджар от Азербайджана.
- Впереди выборы в Совет старейшин Еревана. Три силы будут участвовать в них. Это РПА и две оппозиционные политические силы — бок «Елк» и новосозданная партия «Еркир цирани» («Страна абрикоса»). Если забегать вперед, по вашему мнению, как сложатся «карты», и кто имеет реальный шанс на победу?
- На самом деле, и на этих выборах реальный шанс на победу имеет только одна политическая сила — Республиканская партия. Другие, конечно, могут попытаться набрать какое-то количество голосов, но у них практически нет шансов на победу в борьбе за штурвал управления армянской столицей. Не стоит также рассчитывать, что отказ от участия в выборах блока «Царукян» может серьезно усилить позиции блока «Елк» или другой оппозиционной партии. Таким образом, Царукян скорее оказывает поддержку партии власти, а не увеличивает шансы оппозиции, ибо в вопросе электората РПА и блок «Царукян» действуют практически на одном поле и одними и теми же инструментами.
- Последний вопрос. Интересно, что впервые в политической истории независимой Армении после выборов практически все политические силы приняли их итоги, и страну не сотрясают поствыборные события. Почему?
- Мне кажется это самый главный урок избирательного процесса. В этом плане мы в каком-то смысле проснулись в новой стране. Армянский народ в этот раз впервые не дает мандата на протесты. Это самое интересное. Тренд такой был, постепенно процесс шел к тому, чтобы выработать некие правила игры. То есть, если политическая сила играет в эту игру, после ее завершения (поражения), она встает, даже не пожимает руку и уходит. Однако не берет доску и не ударяет ею по голове соперника. Теперь мандата на широкие митинги люди не дают. Политики-то могут выйти, но они опасаются, что акции протеста будут чересчур вялыми, и эта волна быстро сойдет на нет. Мандат на широкие митинги можно получить тогда, когда общество, в общем-то, думает, что оно проголосовало одним образом, а получилось нечто другое. Неважно, это правда или нет. У общества должно быть ощущение отнятого голоса. В этот раз такого ощущения нет. С другой стороны это также проблема оппозиции. Когда оппозиция с улицы критикует власть и говорит, что практически все госинституты, начиная с парламента и заканчивая президентской резиденцией, нелегитимны, это общество воспринимает. Однако когда та же оппозиция попадает в парламент и с трибуны законодательного органа говорит то же самое, но она, почему-то путем этих нелегитимных выборов избралась в парламент и получила свои привилегии, тогда и оппозиция теряет в глазах общества легитимность в качестве честного игрока. Этим людям общества мандата на протест уже не дает, и это самый главный урок этих выборов.
Беседовал Аршалуйс Мгдесян
EurAsia Daily. 10.04.2017
