Неспешный «поворот» России от Европы

Антон Барбашин

На протяжении последних пяти лет Россия старалась осуществить две стратегические цели: «повернуть в Азию» (а точнее отвернуться от Европы) и усилить интеграцию на постсоветском пространстве, которая ныне проходит в форме Евразийского экономического союза (ЕАЭС). Оба начинания мотивированы желанием снизить зависимость от Европы, параллельно повышая значение и влияние России в ее ближнем зарубежье. «Поворот» должен был обеспечить России новые азиатские рынки, в частности рынки и каналы сбыта энергоресурсов, а ЕАЭС в теории должен был стать альтернативой ЕС для постсоветского пространства.

Становление России как «регионального полюса», на что надеялись некоторые кремлевские стратеги, или превращение в придаток Китая, чего боятся американские, – два альтернативных направления развития, которые пока остаются в рамках лишь теоретических рассуждений. Ни то, ни другое не может быть осуществлено без масштабной переориентации экономических связей – обеспечения значительного приращения регионального экономического веса или переориентации и экспорта, и импорта на нового партнера. Однако цифры отчетливо доказывают, что «движение» России куда бы то ни было сильно преувеличено и остается в основном в сфере риторики, а не реальной политики.

Свой центр силы

Все рассуждения о формировании российского регионального «полюса» рассыпаются при сравнении удельного веса российской экономики и экономик Европы и Китая, между которыми оказывается зажата Россия. Согласно данным World Bank за 2016 год, российская экономика почти в 14 раз меньше экономики ЕС и в 8 раз меньше экономики Китая. Доля России в суммарном ВВП стран Евразийского Союза составляет 84,3%, то есть прибавление экономик остальных стран-участниц ситуацию не меняет. Более того, несмотря на все усилия по взаимной интеграции, доля стран ЕАЭС во внешнеторговом обороте России выросла в период с 2010-го по 2016 год всего лишь на 0,5%. А общий товарооборот в денежном выражении сократился с $64,5 млрд в 2011 году до $39 млрд по итогам 2016-го.

Причина фактического провала (если, конечно, кто-то всерьез рассматривал возможность существенного увеличения взаимной торговли) кроется даже не в проблемах реализации поставленных целей или отсутствия политической воли, а в существенных «лимитах» наращивания взаимной торговли. Экономики постсоветских стран развивались таким образом, что взаимная торговля никогда не была для них приоритетом – Армения мало торговала с Кыргызстаном, а Беларусь с Казахстаном. Единственное, что их объединяет – заинтересованность в торговле с Россией. Пока Россия «растет» – торговля увеличивается, как только Россия скатывается в кризис, торговля со странами Европы или Китаем получает большую приоритетность пропорционально (не)готовности России делать скидки и давать кредиты. Такие обстоятельства вкупе с неучастием Украины в интеграционных процессах практически полностью исключают возможность создания на просторах бывшего Советского Союза экономически интегрированного пространства, независимого от Европы или Китая. Странам ЕАЭС в этих условиях остается довольствоваться технической и таможенной нормативной гармонизацией. И если с созданием «своего центра силы» все было более или менее понятно еще до начала интеграции, то вопрос с «поворотом на Восток» требует более детального рассмотрения.

Замедленный поворот

Последние три года мы отмечаем значительное падение товарооборота между Россией и Европой: с $418 млрд в 2013 году до $378 млрд в 2014-ом, $236 млрд в 2015-ом и $200 млрд по итогам 2016-го года. Казалось бы, падение товарооборота более чем в два раза четко свидетельствует о снижающейся взаимосвязанности, но только если не учитывать общее падение товарооборота России с $844 млрд в 2013 году до $468 млрд в 2016-ом. И хотя падение взаимной торговли с ЕС несколько обгоняет общий обвал внешней торговли, доля ЕС в общем торговом обороте России сократилась всего на шесть пунктов – с 49,4% до 42,8%. Доля Китая за тот же период увеличилась с 10,5% до 14,1%.

Отчасти Россия оказалась заложником своих же трубопроводов, определивших направление самых значимых компонентов экспорта еще в 1960-х годах, и несмотря на политическую волю, трубы в Китай прокладываются значительно медленнее, чем хотелось бы Кремлю. Более того, вопреки жарким дискуссиям о необходимости снижать зависимость от российских энергопоставок, процесс диверсификации поставщиков в ЕС реализуется медленнее, чем могло казаться пять лет назад. Это обесценивает некоторые аргументы в пользу «поворота на Восток».

Еще один важный момент – Китай за последние пять лет не увеличил объемы закупок российских промышленных товаров. Пекин вполне в духе рыночной экономики использует Россию в сугубо прагматичных целях, покупая в основном только необработанное сырье (по состоянию на конец 2015 года экспорт в Китай почти на 80% состоял из необработанного сырья). Дальнейшее развитие этого тренда только продолжит закреплять за Россией статус «экономического придатка» Китая, что вполне устраивает Пекин, но никак не устраивает Москву, если она когда-нибудь соберется модернизироваться.

Здесь необходимо четко прояснить, что «поворот на Восток» – это поворот в Китай. Доля двух других крупнейших партнеров по АТР – Японии и Южной Кореи – в российском товарообороте практически не изменилась: для Южной Кореи этот показатель увеличился всего на 0,2%, а для Японии сократился на 0,5%.

«Обречена» быть с Европой

Несмотря на войну на Украине, санкции и антисанкции, падение цен на нефть и двукратное снижение курса рубля, торговля с Европой остается для России самым важным направлением.

Вполне очевидно, что ни в краткосрочной, ни в среднесрочной перспективе Китай не способен стать альтернативой Европе. Эта «альтернатива» может быть построена только на принципе «Россия как сырьевой придаток Китая». Никакая евразийская интеграция не сможет дать России дополнительный экономический стимул, ее вообще не стоит рассматривать в экономических критериях.

Вне зависимости от желаний российских властей, Россия пока «обречена» быть с Европой, и потребуется значительно больше пяти лет, чтобы кардинально поменять этот расклад.

Intersection. 24.03.2017