Кубат Рахимов: экономика Кыргызстана развивается за ширмой стереотипов

По итогам 2016 г. Кыргызстану удалось добиться самых высоких темпов роста в ЕАЭС. Тем не менее, в стране продолжается дискуссия о том, выгоден ли Кыргызстану ЕАЭС. Корреспондент «Евразия.Эксперт» обратился за разъяснениями к экономисту Кубату Рахимову, председателю комитета Торгово-промышленной палаты Кыргызстана по вопросам промышленной политики, экспорта и инфраструктуры. Он пояснил, что помогает и мешает росту экономики Кыргызстана, почему демократия не всегда полезна стране с растущей экономикой, и кому выгодна критика евразийской интеграции.

- Кубат Калыевич, что, на Ваш взгляд, позволило Кыргызстану достичь самого высокого экономического роста среди стран ЕАЭС по итогам 2016 г.?

- Здесь есть несколько аспектов. Первый аспект – это так называемый эффект низкой базы: когда что-то маленькое начинает расти, это сразу видно. Есть более развитые и устоявшиеся экономики, у которых ВВП на душу населения высокий, экономики-триллионеры, (у которых ВВП больше $1 трлн). Россия, кстати, сейчас 6-я в мире по уровню ВВП, рассчитанному по паритету покупательной способности. Надеюсь, еще помните, что когда в России был прирост до 10% в год, то при ВВП более $1 трлн в год он имел значимый эффект, измеряемый сотнями миллиардов долларов.

В случае Кыргызстана – маленькая экономика, население – 6 млн чел., ВВП – около $6 млрд. Соответственно, любое «телодвижение» заметно, например, изменение цен на золото. У нас есть месторождение Кумтор, которое входит в топ-20 крупнейших месторождений мира. Это самое крупное высокогорное месторождение в мире, кстати.

Стоит золоту немного подорожать (или подешеветь), и это сильно отражается на ВВП нашей страны, потому что это около половины всего промышленного производства.

Второй аспект – в Кыргызстане высокая доля ненаблюдаемой экономики. Существует три [измерения хозяйственной жизни]: неформальная экономика, ненаблюдаемая и теневая. Они не тождественны друг другу. В данном случае Кыргызстан до сих пор оперирует цифрами, которые вывели эксперты в 2012 г. Тогда Всемирный банк заказал это исследование. Группа исследователей выявила цифру – 38% теневой экономики. Даже на тот момент – 2012 г. – это была не совсем точная цифра. Реально – за 60%, а то и более.

Сейчас, в условиях вхождения Кыргызстана в ЕАЭС, мы получили эффект ненаблюдаемой внешнеэкономической деятельности в торговле КР со странами ЕАЭС. Когда наши мелкие предприниматели, как я их называю – атомарные субъекты хозяйства, покупают патент на какой-либо вид деятельности (патент купить в Кыргызстане достаточно легко), они почему-то сразу выпадают из статистического поля зрения. Для них не составляет никакого труда поехать, например, в Казахстан.

Столица Кыргызстана Бишкек находится всего лишь в 15 км от границы с Казахстаном. Нет таможенных постов – спасибо ЕАЭС, кстати. Есть пограничный, ветеринарный контроль, конечно же. Но мелкий предприниматель может поехать за небольшой партией товара, купить его там за наличные, продать на своем базаре или магазинчике, без чека, без накладной, тоже за наличные.

Все это время он находится под патентным «зонтиком». Фискалы местные его тронуть не могут, а у тех, кто ведет статистический учет, не хватает ресурсов узнать, что же и как он привез из-за пределов КР, пусть даже и с территории ЕАЭС.

Это же касается и экспорта – можно вывезти что-то, продать за наличные и это не будет отражено ни в какой статистике. И это не только в импорте-экспорте, это практически во всех сферах экономики. Кыргызстан, как страна с большой долей ненаблюдаемой экономики, может играть цифрами, всего лишь чуть добавив нужного в наблюдаемую экономику «оттуда», из тени.

Третий аспект. Сформировалась определенная структура экономики Кыргызстана в виду продолжительных и специфических реформ, которые мы делали по совету консилиума условных «врачей». Кто только не консультировал Кыргызстан по экономике: МВФ [Международный валютный фонд], ВБ [Всемирный банк], АБР [Азиатский банк развития], IFC [Международная финансовая корпорация (Вашингтон)], USAID [Агентство США по международному развитию], японская JICA [Японское агентство международного сотрудничества], корейская KOICA [Корейское Агентство по международному сотрудничеству], турецкая TIKA [Турецкое агентство сотрудничества и развития] и многие другие.

Соответственно, все рецепты [были нацелены] на изменение структуры старой советской экономики. У нас сейчас в структуре ВВП услуги занимают очень большую процентную долю. Это для нас и проклятие, и спасение в том плане, что малый и средний бизнес, который задействован в торговле и сфере услуг, волатильный и самодостаточный. Они не сидят на шее у государства, у них есть определенные кредитные линии, банки подстроились под этот малый бизнес, фискалы, соцфонд и так далее. Худо-бедно эта система выживает. И дает прирост – это тоже правда.

По сравнению с другими странами ЕАЭС у нас действительно высокая доля сектора услуг, что весьма кстати в кризисные годы. И, как мы видим, он здорово помогает с показателями экономического роста.

Также сильные позиции у сегмента строительства. Несмотря на кризис 2014-2015 гг. и рецессию 2016 г., в Бишкеке и других крупных городах Кыргызстана не встала ни одна стройка. Это сохраненные и новые рабочие места, более или менее стабильный спрос на землю, строительные материалы и технику. Ну и банковские услуги, кстати. Строительство – это спасение для таких экономик, как кыргызстанская.

- Почему сегменту строительства удалось удержаться «в плюсе»?

- Есть три причины. Во-первых, в Кыргызстане никогда не было завышенных цен. Если брать приличные районы Бишкека – как была 10 лет назад цена $600-700/м2, так она худо-бедно держалась. За исключением премиум-сегмента, который доходил до $ 1200-1500/м2. В то же время, в Алматы премиум-сегмент был $5000 и выше. Есть, конечно, коррекция. Те, кто строил слишком дорогое жилье, вынуждены были снизить цены на 10-20%, но такое снижение в этом бизнесе допустимо.

Во-вторых, это фактор значимых денежных средств, которые поступают от мигрантов из России. К сожалению, в Кыргызстане не так много инвестиционных инструментов.

Недвижимость остается больше средством сохранения и накопления, нежели чем средством преумножения доходов. Деньги, вложенные в непереоцененную недвижимость, почти всегда можно вернуть. Ну и она работает в арендном сегменте, это вполне устойчивое и относительно прогнозируемое направление бизнеса.

В-третьих, меняется структура среднего класса, он устойчиво растет в стране. Соответственно, меняются их вкусы, появляется желание сменить старое советское жилье. В Кыргызстане много микрорайонов с панельными домами, которые сейчас не соответствуют понятию «современное жилье».

Люди продают старое советское жилье (тем же внутренним мигрантам или заработавшим денег в России) и въезжают в более комфортабельные дома. Появляются хорошие участки с оптимальным расположением в центре города и не только. У нас 48 жилых массивов, которые выросли за годы независимости вокруг Бишкека. Там тоже позитивная динамика.

- Нередко можно услышать критику вступления Кыргызстана в ЕАЭС, что вступление принесло больше трудностей, чем пользы. Это так?

- Я однозначный сторонник евразийской интеграции, как настоящий евразиец, как человек, который не просто был, а жил и полноценно работал на руководящих должностях в четырех странах ЕАЭС из пяти – всех, кроме Армении. Из своих 46 лет я ровно половину своей жизни провел в Беларуси, Казахстане и России. Все три своих экономико-управленческих диплома получил в Минске, а диссертацию по экономике (PhD) уже защищал на исторической родине. Поэтому могу сопоставлять модели развития этих стран все же больше как экономист, а не просто обыватель.

Критика вступления в ЕАЭС, которая есть в Кыргызстане, связана только со специфической политической системой. У нас многопартийность в действии, президент фактически имеет не очень большое количество рычагов влияния. С 1 января 2018 г. будет еще меньше в результате перехода к парламентско-президентской республике. Поэтому тема интеграции и ЕАЭС является излюбленным объектом политических спекуляций парламентской и непарламентской оппозиции. Это идеальная питательная среда для того, чтобы предъявить претензии предыдущим кабинетам министров. Просто удобная и беспроигрышная основа, чтобы критиковать нынешнюю власть. Понятно, с другой стороны, целеполагание этих людей – они сами хотят сформировать коалицию, чтобы их люди были в парламенте и в правительстве.

Второй аспект – невысокая эффективность кабинетов министров, которые были после 2010 г. Они не смогли четко спрогнозировать все риски. Не совсем понимая, что собой представляет экономика Кыргызстана, имея кучу прозападных «советчиков», массив так называемых льготных кредитов от Китая и одновременно нацеленность на евразийскую интеграцию, власти получили следующее: будучи слугой трех «хозяев», по умолчанию получили разнонаправленные векторы движения.

Элиты всегда уповали на то, что кто-то поможет Кыргызстану решить ключевые проблемы деформированной экономики. А деформация шла все последние 25 лет: разрушение крупнотоварного сельского хозяйства, полная деиндустриализация, снижение качества трудового фактора.

В условиях постоянного давления правительство вынуждено было быть больше популистами, нежели реальными реформаторами. В этот переходный период с 2011 г. (когда Кыргызстан принял решение вступать в тогдашний Таможенный союз) по 2015 г. не сложилось четкой линии, что мы должны быть всесторонне готовы к вступлению в ЕАЭС, тем более – просчитав все риски.

Кроме того, были благодушные настроения, что «стерпится-слюбится». Один из нынешних кандидатов в президенты, бывший премьер-министр, говорил: «Покупайте автомобили, товары – откроется граница с ЕАЭС, с Казахстаном – все продадите туда и разбогатеете». Это же смешно. Никто не говорил о рисках и угрозах. Никто не создавал полноценных стимулов для производственников и аграриев. По сути, надо было тогда одновременно ужесточать технические и иные регламенты, закрывать таможенный «сквозняк» (льготный режим растаможки, который был в Кыргызстане и позволил ему стать реэкспортной страной) и т.д.

Была сладостная, елейная картина, что мы вступаем в большой 180-миллионный рынок, что у нас 1,9-процентная доля в общем котле. До 2014 г. все было радужно, но в 2014-2015 гг. начался наш евразийский региональный кризис как часть мирового экономического кризиса. К этому нужно спокойно относиться. Как раз за эти 2-3 года мы все увидели геополитический сдвиг [связанный с присоединением Крыма к России и украинским кризисом – прим. «ЕЭ»].

Где-то были сбиты приоритеты, где-то не были четко расставлены точки роста и не локализованы точки, где есть риски, угрозы, узкие места. На них нужно было сконцентрироваться.

По моему мнению, после вступления в Союз все не так уж плохо в Кыргызстане. Тех, кто критикует, нужно слушать, но всем сторонам следует учитывать цифры и факты: реальные объемы экспорта и импорта, индексы по промышленным регионам. Но с учетом независимых замеров, потому что официальная статистика может сослужить плохую службу.

- Как Кыргызстану следует действовать в сложившейся ситуации?

- Проблема в том, что мы не знаем, с чем имеем дело. Это касается как Кыргызстана, так и наших партнеров по Евразийскому союзу. В 2017 г. Евразийской экономической комиссии и нашим партнерам нужно сконцентрироваться на том, что в кыргызской экономике много ненаблюдаемых моментов. Надо помочь бизнес-сообществу строить независимые замеры деловой активности, товарных потоков, оказания услуг. Нужно поделиться опытом по статистическому учету и контролю. Возможно, Кыргызстан сейчас нуждается в широком реформировании всей учетной картины в стране.

Возможно, требует перезагрузки вся система статистического учета. Эксперты отталкиваются от цифр, которые не соответствуют реальности. А реалии наши таковы, что кыргызстанцы живут гораздо лучше, чем показывают цифры. Реальные бизнес-потоки также находятся вне зоны научного анализа.

Во-вторых, у нас страшно деформированы бюджетные отношения. Там где формальный дефицит бюджета, условно говоря, 3-5%, фактически дефицит – 25%. И он покрывается Международным валютным фондом, прямыми трансфертами из российского бюджета, другими платежами. Это не совсем правильно.

Налоговая нагрузка на экономику не очень высокая. Она носит характер потакания малому и мельчайшему бизнесу, чтобы формально вывести их из тени, но тем самым консервируется бедность. Это подтверждают эксперты из Всемирного банка: ставишь в приоритет только малый и мельчайший бизнес – он теряет стимул расти дальше, потому что всех все устраивает с точки зрения выживаемости, а не развития. Государство довольно, что они не висят на шее, людей устраивает, что они платят какие-то копейки за эти патенты, фискалы и прочий государственный люд кормится небольшими поборами с этих мелких предпринимателей.

Но в моем понимании нужно подталкивать людей, чтобы они были богаче, потому что их богатство – это богатство страны. Их доля в нарастающем итоге добавленной стоимости в итоге дает прирост национального богатства, но при условии, если предприниматели имеют стимулы богатеть и переходить на другой уровень достатка, сбережения и инвестирования.

Кыргызстан практически полностью утратил налоговое стимулирование. У нас почти 60-70% населения не платят налогов вообще – я имею в виду сельских жителей, внутренних мигрантов без постоянной работы и так называемых самозанятых, но не покупающих даже патенты. Мы до такой степени их разбаловали налоговыми льготами, по сравнению с другими странами ЕАЭС, что уже нечем стимулировать.

Понятно, что в кризисные 1990-е гг. это было оправдано, но сейчас налицо разрыв между потребностью поддержания уровня общественных благ и покрытия этих расходов из акцизов, налогов и сборов, уплачиваемых населением этой же страны. А независимый Кыргызстан ни одного года не прожил в балансе своих доходов и расходов, полностью подчинив свою экономическую модель любым формам вспомоществования (системе различных пособий – прим. «ЕЭ»).

В условиях парламентской республики нам, оказывается, нужна перманентная институциональная и иная помощь. Когда нынешний президент едет в Брюссель и говорит: «Я не знаю, кто будет следующим президентом», – это замечательно, с точки зрения демократии, но это страшно парализует аппарат управления на всех уровнях.

Особенно тех, кто сейчас с портфелем, а завтра может оказаться без портфеля. Он думает: «А мне это надо – заниматься реформами?». Это самый большой минус демократических систем в незрелых обществах и слабых экономиках. Там, где экономика еще непонятная, не до конца определившаяся со структурой и приоритезацией, некоторые парламентские механизмы выполняют деструктивную роль.

Конечно, новая конституция Кыргызстана, которая вступает в действие в 2018 г., постаралась устранить часть недостатков. Сделаны шаги по большей устойчивости связки парламент-правительство. Но это будет только в 2018 г., и еще неизвестно, насколько эффективно это будет работать. В 2017 г. будет паралич значимых реформ любого рода. Инвестиционные и экономические циклы у нас не совпадают с электоральными, и это наш бич.

Беседовала Юлия Рулева

Евразия.Эксперт. 21.03.2017