Европа двух скоростей
Дагмар Миронова
На последнем брюссельском саммите проявились существенные разногласия между его участниками, и одним из ключевых вопросов стала проблема приемлемости доктрины «Европы двух скоростей». Здесь саммит вскрыл принципиальные разногласия между членами европейского сообщества. Ангела Меркель снова высказалась в пользу доктрины «Европы двух скоростей», которая подразумевает продолжение интеграции ядра Евросоюза в рамках еврозоны без оглядки на позицию других государств-членов, в него не входящих. Страны-аутсайдеры выступают против. Будет ли эта доктрина способствовать распаду ЕС?
Если внимательно присмотреться к последним действиям Евросоюза, то бросается в глаза, что федеральный канцлер Германии Ангела Меркель настойчиво обращается к концепции двух (или нескольких) скоростей для Европы. Это имело место во время саммита на Мальте, а также в Брюсселе. Показательно, что встречи в верхах преимущественно были посвящены разным проблемам: первая – будущему Евросоюза без Великобритании, вторая – проблемам беженцев и миграции под углом зрения сотрудничества с Турцией. Но, тем не менее, вопрос о том, куда и каким путем идет дальнейшее развитие Европейского Союза, никого не оставил равнодушным.
Сама по себе концепция об – изначально двух – скоростях развития Европы или, точнее, Европейского Союза, возникла еще в 80-е годы прошлого столетия. Смысл идеи заключается в том, что страны, которые вступают в ЕС, имеют разный уровень своего развития, различающиеся модели политического и экономического устройства, отличающиеся традиции и т.д. Идея «разных скоростей» означает неравномерность развития тех или иных государств уже в рамках ЕС, что позволяет предполагать отличающиеся модели и темпы этого развития и разные модели интеграции в целом. Когда шли различного рода переговоры о новом заключении договоров и статусе стран-государств ЕС, данный вопрос возникал вновь и вновь. Для этого имеется несколько причин: с одной стороны, сама идея развития ЕС допускает разные варианты этого процесса. С другой – интеграция напоминает нам посещение ресторана под названием «Единая Европа». Мы пришли в этот ресторан и имеем право выбрать из меню то, что нам больше по вкусу, а что-то оставить без внимания. То есть, если вернуться в область политики, это означает, что каждое из государств может выбрать только те элементы интеграции, которые ему по вкусу и, что не менее важно, по карману. Примером может служить то, что отнюдь не все государства вступили в валютный союз или не все они присоединились к требованиям в области социальной политики.
На первый взгляд, такой подход противоречит изначальным принципам ЕС: ведь это организация, построенная на мысли о солидарности и взаимопомощи, что подразумевает, что любая страна, которая является членом данной организации, должна разделить с остальными все их выгоды и тяготы. Однако при данном подходе верх берет эгоизм национальных государств, которые, безусловно, исходят из того, что выгодно им. Такая позиция сводит на нет мысль о солидарности. С другой стороны, разный уровень развития, разные экономические (финансовые) возможности стран Евросоюза являются фактом. Если исходить из этого, то понятно, что у них есть и разные потребности и, следовательно, разные интересы во поводу участия в тех или иных элементах интеграции. И здесь возникает вопрос, который Ангела Меркель четко обозначила. Необходимо решить, что для Европы важнее? То ли, исходя из идеи единства и солидарности, вести бесконечные переговоры по разным вопросам и топтаться на месте, или все же двигаться вперед в интеграционных процессах, оставляя в стороне отдельные вопросы, в частности, вопросы об ограниченности экономических возможностей некоторых стран, решить которые им сегодня не под силу.
Имеется и другой вариант концепции двух или множества скоростей развития Европы. Об этом размышляли, например, два немецких политика – представители Христианско-демократического Союза В.Шойбле и К.Ламерс. Их идея заключается в том, что необходимо выделить некоторое базовое ядро Европы, то есть группу наиболее развитых и продвинутых в экономическом и политическом отношении стран, которые должны стать двигателем прогресса ЕС. Эти страны, конечно, будут развиваться более быстро и в рамках интегративных процессов, вплоть до создания некой федерации внутри конфедерации Евросоюза. К такому ядру следует отнести, прежде всего, Германию и Францию как наиболее сильные страны, а также примыкающие к ним Бельгию, Нидерланды и Люксембург. Шойбле и Ламерс не предполагали, что данная форма должна получить особое организационное оформление и, кроме того, у всех остальных государств, у которых есть желание интегрироваться в большей степени, подобная возможность должна быть сохранена. Данная концепция была осуществлена частично, прежде всего, в области военного сотрудничества, однако на практике осуществленным оказался вариант ступенчатой интеграции. Именно он отражен в документах ЕС, в частности, в Амстердамском договоре 1997 г. Политическим инструментом осуществления выступает так называемая усиленная кооперация.
Усиленная кооперация предполагает, что, как минимум, девять государств-членов Евросоюза могут принимать правовые акты в рамках действующих договоров, обладающих правовой силой только в этих странах, участвующих в усиленной кооперации. В этих странах издаются соответствующие подзаконные акты, но до их принятия страны используют соответствующие органы и процедуры ЕС. Если по данному вопросу принимаются решения ведущих органов ЕС, в частности, Совета, право голоса имеют не все члены организации, а только те, кто принимает участие в данном процессе. Это приводит к тому, что для органов ЕС могут возникать разные правовые основы деятельности – одни для участников усиленной кооперации, другие – для всех остальных. Данное обстоятельство, по моему, также не способствует дальнейшему сплочению ЕС. Однако усиленная кооперация является частным случаем ступенчатой интеграции.
Чтобы найти примеры ступенчатой интеграции, далеко идти не приходится – здесь можно назвать введение евро (валюта ведь принята не всеми государствами-членами), сотрудничество в области оборонной и социальной политики, зафиксированное в различных нормативных документах Евросоюза. Сюда можно отнести и любимую многими Шенгенскую визу, которая является даже примером распространения подобных актов сотрудничества за переделы ЕС (например, Норвегия, Исландия – они не члены ЕС, пожалуй в первую очередь из-за несогласия с положениями организации по поводу рыболовства).
Таким образом, мы видим, что под концепцией двух или нескольких скоростей в европейском развитии можно подразумевать весьма различные вещи. А.Меркель, как уже было отмечено выше, скорее склоняется к модели ступенчатой интеграции. И здесь действительно возникает вопрос: прогресс ли это – в смысле продвижения вперед по некоторым вопросам, по которым не удалось добиться единого мнения в рамках ЕС, или шаг в сторону предательства тех принципов, на которых зиждется ЕС? Как нам представляется, однозначный ответ на данный вопрос невозможен, так как каждая из приведенных аргументаций имеет свои положительные и отрицательные стороны. Вроде бы изменение старых бюрократических шаблонов о единогласном принятии решений (то есть о том, что все одновременно должны хотеть делать одно и то же) – шаг, который отражает исторические реалии различных темпов развития различных исторических общностей. В этом смысле следует признать элемент укрепления Евросоюза. С другой стороны, отказ от базовых принципов, таких как солидарность и взаимная поддержка, – явный момент «раскачивания лодки». Давать прогноз при наличии двух противоположных, но, в принципе, равносильных тенденций – занятие, скорее всего, ненаучное. Поэтому мы говорим, может, не очень оригинально, но все же: время покажет.
Кроме того, можно высказать и более широкое обобщение скорее философского, чем чисто политического плана. Интеграция может носить как тотальный характер, так и представлять собой модель единства разнообразных систем. Понятно, что изначально казалось, что ЕС сможет выступать как единое государство в подлинном смысле этого слова, но все более осознается тот факт, что это невозможно уже в силу того, что в это государство включаются не просто некие абстрактные модели, а отличающиеся друг от друга культуры. А интеграция культур – процесс более сложный (если вообще возможный), чем создание модели политического или правового единства. Внешне красивая идея двух и более скоростей лишь отражает факт кризиса реализации самой идеи Единой Европы как жесткой системы. А если мы идем по пути определения стран-лидеров, это означает фактически отказ от тотальной модели единства, но одновременно и от преимуществ такого единства, что выглядит в политическом смысле как некая банальность. Такие страны-лидеры всегда были в Европе, и в этом отношении ничто не мешало развитию Европы без всяких деклараций о Европе как некотором особом типе объединения государств.
Статья подготовлена при поддержке портала Новое знание.
Внешнеполитическая Экспертиза. 23.03.2017
