Тревожный тренд

Владислав Иноземцев

Одним из самых значительных достижений российских властей в экономической и финансовой сферах в последнее время все чаще называют успехи в борьбе с инфляцией, особенно впечатляющие на фоне серьезного обесценива­ния рубля по отношению к большинству ведущих мировых валют. На протяжении многих лет в России и других постсоветских странах девальвация и рост цен сопровождали друг друга, отражая высокую степень зависимости от импорта и недоверие граждан и бизнеса к национальной валюте. Последнее сегодня в значительной степени преодолено, и это, несомненно, большая за­слуга Банка России и правительства – однако, на мой взгляд, мы вполне мо­жем столкнуться с новой проблемой.

Поставив в очередной раз цель «убить» высокую инфляцию, которая считалась бичом российской экономики, правительство существенно преуспело. Темп роста цен снизился с 11,36% в 2014-м и 12,91% в 2015 году до вероятных 5,6-5,8% по итогам текущего года – и власти говорят о 4+% в следующем году. С формальной точки зрения это выглядит успехом – по крайней мере, одной из немногих достигнутых целей, провозглашенных властями в области экономики. Однако есть и вопросы.

Российская экономика по большинству своих параметров не схожа с экономиками развитых стран. Риски здесь намного выше, бизнес стремится к быс­трейшей оборачиваемости капитала, существенно ниже до­ля доходов на­се­ления в ВВП, куда более значимую роль играют «естественные монополии», да и банковские ставки здесь исторически намного выше. На протяже­нии почти полутора десятилетий экономика России привыкла работать с учетом постоян­ного притока нефтедолларов и оперировать в условиях достаточно высокой инфляции (ее средний показатель за 2001-2015 годы составил, по данным Рос­стата, 10,9%). Стоит также заметить, что в период низкого роста, в 2011-2015 гг., инфляция (8,6%) была ниже среднего показателя – и существенно меньше, чем в «триумфальное десятилетие» 1999-2008 гг. (15,9%). Замечу: на протяжении и первых двух сроков президентства Путина, и периода между кризисами 2008-2009 гг. и 2014 года курс национальной валюты оставался стабильным.

О чем это говорит? Прежде всего о том, что российская экономика лучше развивается в условиях умеренного (в нашем случае – 8-10%) роста цен, чем в ситуации их жесткого сдерживания. Причин несколько. Во-первых, на рост цен влияет рост тарифов, а он не намерен останавливаться (даже в 2016 году тариф на газ повышен на 8,5%, а на электроэнергию – на 7,5%). Следовательно, ценой низкой инфляции становятся прибыли обрабатывающих производств, что демотивирует предпринимателей и сдерживает развитие экономики. Во-вторых, сама по себе ценовая стабильность создает непривычное для отече­ственных предпринимателей положение: произведя тот или иной товар, ты продашь его через полгода или год по той же цене, что и сегодня – и это то­же снижает ожидания прибыли и мотивацию к инвестированию. В-третьих, российская экономика существенно зависит от импорта, почти половину в котором занимают машины и производственное оборудование. В условиях, когда рост цен в разы отстает от роста курса доллара и евро, покупка оборудования и технологий становится все менее рентабельной, а на российском рынке их аналоги часто отсутствуют. В-четвертых, низкая инфляция убеж­дает потребителей в возможности отсрочить свои покупки и увеличить сбе­режения (причем в первую очередь в тех же долларах – ведь валюта дорожа­ет быстрее инфляции). Сбережения увеличивают свободные денежные сре­д­ства банков (остатки на корсчетах в ЦБ выросли почти на 60% за последний год: с 1,38 трлн руб. 14 октября 2015 г. до 2,17 трлн 12 октября 2016-го), но не объемы кредитования. Наконец, остающаяся высокой базовая ста­вка Бан­ка России (которая сама по себе объявляется сред­ством сдерживания инф­ляции) обусловливает высокую стоимость кредитов и окончательно парали­зует банковскую сферу.

Иначе говоря, может оказаться так, что победа над инфляцией будет иметь своей ценой разрушение отечественной экономики, которая по своим структуре и моделям конкуренции не приспособлена к выживанию в таких усло­виях. Отраслями, которые, безусловно, выиграют от новой реальности, окаж­утся телекоммуникационная сфера, поставщики услуг интернета, а также другие высокотехнологичные сектора, в которых дефляция (т.е. удешевление их услуг) давно стала нормой – но все остальные окажутся в весьма сложном положении. Более того: рынок труда давно ждет циклического повышения зарплат, которое в нынешних условиях будет оказывать серьезное давление на бизнес; в случае наличия 8-9%-ной инфляции оно нивелировалось бы ро­стом цен, и реальные доходы хотя бы оставались на прежнем уровне (их су­щественного повышения экономика сегодня не выдержит).

На мой взгляд, опыт России первой половины 2000-х годов показывает, что относительно высокая инфляция не является преградой для экономического роста. В Турции, например, чья экономика росла с 2001 по 2014 год со средним темпом 5,7%, инфляция в среднем составляла 14% годовых. В период так называемого «славного тридцатилетия» (Trente Glorieuses) на протяжении более десяти лет во Франции инфляция в среднем держалась на уровне 4,6%, а в Германии – 3,9%; при этом рост ВВП в том же периоде достигал 5,1% и 6% соответственно, а безра­ботица не превышала во Франции 1,6%, а в Германии – 1% трудоспособ­ного населения. В августе 2016 года показатель инфляции в этих странах составлял 0,38 и 0,36% годовых, в то время как рост во втором квар­тале – 1,3% и 1,7%, а безработица – 10,5% и 6,1%.

Сегодня России важнее рост, чем инфляция, а задача Банка России должна заключаться в обеспе­че­нии не столько низкой, сколько прогнозируемой инфляции (пусть и отно­сительно высокий, но стабильный ее уровень вполне позволяет принимать рациональные и эффективные экономические решения).

В сложившейся ситуации у монетарных властей в России нет иного выхода, как допустить ускорение инфляции – через снижение ставки, увели­чение денежного предложения, вербальные интервенции, указывающие на смену приоритетов. Речь не идет о принятии концепции Сергея Глазьева и «Пар­тии роста», лоббирующих «точечную эмиссию» в интересах отдельных кру­п­ных предприятий. То, что необходимо сегодня – это «выдавливание» в реальный сектор тех средств, которые уже скопились на счетах частных лиц, предприятий и банков, а также частных сбережений, находящихся вне бан­ковской системы. Ожидания роста цен способны активизировать спрос (на самом деле именно это и происходило, например, осенью 2014 года), ускорить оборачиваемость капитала – и в то же время убедить бизнес в том, что к его «обычной» прибыли может быть получена и «инфляционная добавка», особенно ценная в условиях сохранения определенной стабильности на валют­ном рынке.

Если идти еще дальше, то я не вижу ничего катастрофичного и в монетарном стимулировании спроса, которое сегодня не рассматривается в качест­ве правильной меры именно из-за опасений разгона инфляции. Если государство станет смелее во «впрыскивании» денег в экономику через потреби­теля (развитие систем поощрения крупных покупок [автомобилей или жи­лья], повышение самых низких пенсий и пособий, введение в том или ином виде продовольственных талонов и т.д.), это может способствовать росту об­щего уровня цен, но социальный и экономический эффект подобных прог­рамм будет практически наверняка позитивным.

На наших глазах российская экономика привыкает жить без нефтяной и газовой стимуляции. Сам по себе переход от прежней модели к новой оказывает крайне негативное влияние на экономический рост. Пытаться в то же самое время изменить еще и привычную среду, в которой российские граж­дане и российский бизнес оперировали десятилетиями, может быть излиш­не рискованным. А тенденция к «необратимому» снижению инфляции вы­глядит сегодня скорее тревожной, чем вселяющей оптимизм.

Intersection. 24.11.2016