25 лет без СССР. От разрыва кооперационных связей – к ЗСТ СНГ
Алексей Балиев
Минувшее после распада СССР 25-летие в большинстве стран СНГ сопровождается программами по преодолению глубокого, системного общеэкономического кризиса, в котором почти все это время находились бывшие республики Союза. Пожалуй, главная тому причина – разрыв насчитывавших десятилетия, а в ряде случаев многовековых экономических, в т.ч. межотраслевых связей между регионами некогда единой страны.
По очевидным, носящим объективный характер экономическим причинам эти связи стали постепенно восстанавливаться в конце 1990-х – начале 2000-х. Что приостановило, по крайней мере замедлило уверенную поступь социально-экономического кризиса в большинстве стран СНГ.
На глубину такого кризиса повлияло и то, что практически все руководящие элиты постсоветских стран явно надеялись на якобы имеющееся у Запада стремление быстро трансформировать все эти страны в некие подобия «новых индустриальных стран» Юго-Восточной Азии или хотя бы в аналоги стран бывшей Австро-Венгрии. Они также верили, что западные капвложения и технологии польются к ним как из рога изобилия, явно не понимая, что единственная цель Запада – окончательный развал единого народно-хозяйственного комплекса экс-СССР и устранение в его лице крупнейшего конкурента.
Одновременно на идеологическое вооружение была принята ошибочная, если не пагубная догма, что государству в экономике и финансовой системе незачем присутствовать, что рынок сам по себе все устроит, что никакой контроль за ценами и тарифами не нужен, более того – он вообще вреден для рыночной экономики. А продукцию тех отраслей, которые погибнут, мол, задешево купим за рубежом с помощью западных кредитов. Навязывавшие эту идеологию советники из США и МВФ к середине 1990-х буквально заполонили министерства постсоветских государств, не исключая и Россию.
В результате социально-экономическое падение на постсоветском пространстве даже превзошло все ожидания западных правительств, бизнес-структур и экспертов. Французский экономист Клод Камье еще в 1993 г. отмечал, что «свободный доступ к сырьевым богатствам экс-СССР, долларизация его экономики, внутренней и внешней торговли под ширмой суверенитета новых, т.е. постсоветских стран – это основные цели процессов, навязанных извне почти всем экс-советским странам. И надо отметить, что бывшие коммунистические режимы, трансформировавшись в демократически-рыночные, стали в большинстве своем последовательно реализовывать эти цели». С такой оценкой нельзя не согласиться.
В 1990-е гг. ВВП многократно сократился во всех странах СНГ. К 2000 г. даже в сравнении, заметим, с уже кризисным 1991 г. он наиболее существенно снизился в Таджикистане, Молдавии, Грузии и Украине – на 52-59%, в Азербайджане – на 40%, в России – на 31%, Киргизии – на треть, странах Балтии – минимум на треть. В Армении, Казахстане и Белоруссии снижение объемов ВВП было в пределах 11-23%, а Узбекистан почти вышел на уровень 1991 г. – 99%. Туркменистан «получил» около 90% от того же уровня. Но если в Туркменистане, Белоруссии и Узбекистане государство, хотя и сократило, но все же сохранило свое имущественное и регулирующее присутствие в экономике (чем и обусловлены лучшие ВВП-показатели названных стран), то в других постсоветских странах пресловутое «разгосударствление» всех секторов экономики шло рекордно быстрыми темпами. И пока нельзя сказать, что этот процесс там завершен.
В контексте падения ВВП еще более значительным был обвал промышленного производства. В целом по СНГ в 2000 г. его уровень составил чуть более 55% от уровня 1991 г. Выпуск промышленной продукции сильнее всего сократился в Грузии, составив только 24% к уровню 1991 г., в Азербайджане – 35%, Белоруссии – 60%, Туркменистане – около 65%, Молдавии – 38%, Таджикистане – 42%, Киргизии – 51%, Армении – 56%, странах Балтии – около 45%. В России, Украине и Казахстане снижение объемов промышленного производства было на уровне среднего значения по Содружеству.
Заметим, что такого рода показатели измеряются, по предписаниям МВФ и Всемирного банка, по параметру стоимости товаров (услуг). Проще говоря, производство в любой отрасли в товарном, т.е. объемном, выражении может упасть, скажем, в 1,5-2 раза, а цены на продукцию той же отрасли могут увеличиться раз в 5 и больше. В этом – лукавство транснациональной статистики. То есть стоимостные показатели падения производства в различных отраслях – за счет безудержного роста цен и тарифов почти во всех постсоветских странах (кроме Белоруссии и Туркменистана, где сегодня наблюдается минимальный тарифно-ценовой рост) – меньше на 25-40%, чем фактические объемы промышленного падения, исчисляемые в «тоннаже» реально произведенной продукции.
Что касается сельского хозяйства, то максимальное снижение производства сельхозпродукции (включая пищепром) пришлось на 1998-1999 гг. – до 63% от уровня 1991 г. Позднее этот показатель несколько подрос, но отставание от уровня 1991 г. сохраняется: в Молдавии (52-56%), Украине (свыше 60%), в Азербайджане (около 60%), России (65%). Только в Армении и Киргизии объемы выпуска продукции сельского хозяйства увеличились на 12% и 2% соответственно, что в определенной мере обусловлено активным развитием в этих странах мелкотоварного производства и фермерских хозяйств. Но опять-таки все это – стоимостные показатели. А в товарном измерении, по имеющимся оценкам, реальное падение сельхозпроизводства по экс-СССР к началу 2000-х составило около 65%.
В результате упомянутых методов ультрарыночных реформ платежно-покупательная способность национальных денег в экс-СССР сразу стала и в основном сохраняется в качестве одной из самых низких в мире. Так, по многим экспертным оценкам, российским и иностранным, в России к настоящему времени платежно-покупательная способность рубля минимум в 400 раз ниже, чем в 1953-м (в РСФСР). А продолжающийся рост цен и тарифов – по всему постсоветскому пространству – ещё в большей мере обесценивает национальные деньги.
Соответственно, понижается платежеспособный спрос населения. Что с учетом и без того низких зарплат тоже способствует падению или в лучшем случае стагнации производства в подавляющем большинстве постсоветских стран.
В 1990-х – начале 2000-х в ряде стран экс-СССР, особенно в РФ, Украине и странах Балтии, стала проявляться смежная тенденция: продукция, невостребованная на внутреннем рынке из-за высоких/растущих цен, стала в возрастающих объемах вывозиться на экспорт. Причем по любым экспортным расценкам. А поскольку они исчисляются почти исключительно в долларах США, выгода от экспорта все равно многократно большая, чем при сбыте на внутреннем рынке. В результате доля экспорта в общей стоимости производства, например, товаров черной и цветной металлургии в РФ превысила 60%, химпрома и различного оборудования – почти достигла 60%, лесоматериалов – около 70%.
Другое дело – стабильная государственная политика прямой и косвенной поддержки высокотехнологичных и других отраслей в Белоруссии и Туркменистане. Эта политика стимулирует как рост внутреннего спроса на продукцию высоких технопеределов, так и рост ее экспорта, в том числе в другие страны экс-СССР. Стоимость экспорта данной продукции из Белоруссии и Туркменистана за 1999-2015 гг. возросла в целом более чем вдвое. Причем около 70% этого экспорта приходится на постсоветские страны.
* * *
Тем временем финансово-экономический кризис 1990-х в сочетании с реальными и, прямо скажем, незавидными плодами рекомендованного извне реформаторства начал отрезвлять правящие элиты и бизнес-сообщества постсоветских стран. Тем более что общая внешняя задолженность (государственная и коммерческая) почти всех стран экс-СССР за 1991-2001 гг. возросла более чем в 10 раз. А вот сырьевая специализация экономики и, соответственно, экспорта резко усилилась. Западные же рынки так и не открылись для высокотехнологичной продукции, притом что для сырьевых товаров из стран экс-СССР там не было и нет никаких препятствий.
На рубеже 1990–2000-х стали восстанавливаться прежние и создаваться новые меж- и внутриотраслевые кооперационные связи. А точкой отсчета в этом тренде было создание Союзного государства РФ и Белоруссии. Стали реальностью некоторые позитивные перемены. Например, в первом десятилетии 2000-х гг. Россия практически полностью выплатила свои долги международным финансовым структурам; к концу того же десятилетия в регионе СНГ (включая Грузию) стоимостная доля продукции, выпускаемой на базе кооперационных связей, почти достигла 15% против 5% во второй половине 1990-х. В Союзном государстве этот показатель возрос примерно с 10% в начале 2000-х почти до 30% к 2012 году. В том же десятилетии в рамках СНГ были приняты и стали поэтапно реализовываться двух- и многосторонние программы – в сферах машиностроения, электроэнергетики, химпрома, АПК, развития транспортных коридоров, IT-технологий.
В результате начался рост производства. В 2001-2014 гг. среднегодовой темп прироста промышленной продукции составил в целом по Содружеству около 4,5%, в том числе в 2001-2006 гг. – свыше 6%. А вот в странах Балтии, по собственной воле оставшихся за рамками СНГ, продолжаются падение или стагнация уровня производства практически во всех секторах, несмотря на их вступление в ЕС. А тут еще Россия с начала 2000-х стала все активнее переключать свои внешнеторговые потоки с прибалтийских артерий и портов на свои коммуникации и порты. Этот транзит многие десятилетия обеспечивал до 30-35% госбюджетных доходов прибалтийских республик, как до, так и после 1991 г.
При всех громких декларациях прибалтам нечего особенно предложить Европе. Потому неудивительно, что эти страны с конца 1990-х стали развивать торговые связи с РФ и другими странами Содружества: объем взаимной торговли за 1995-2013 гг. возрос более чем вдвое. И около 60% этой торговли поныне приходится на Россию (хотя участие стран Балтии в антироссийских санкциях Запада неизбежно эти проценты будет снижать).
Характерно и то, что Грузия, покинув СНГ в середине августа 2009 г., официально заявила в том же году о сохранении своего участия во всех экономических соглашениях Содружества. Торговля же Грузии с РФ начала расти с 2011 г.
В более широком контексте упомянутые тенденции воплотились в создании по инициативе России Зоны свободной торговли Содружества в 2011-2012 гг. Ныне она охватывает почти все страны СНГ (кроме Азербайджана и Туркменистана) и около 65% всего торгового ассортимента между странами-участниками. К началу-середине 2020-х гг. планируется сформировать полноценную – без изъятий и ограничений – ЗСТ в Содружестве.
Венгерский экономист Дьюла Ортани отмечает в этой связи, что «в регионе СНГ в начале 2000-х поняли необходимость кооперационного вектора в экономической, особенно в промышленной, транспортной, электроэнергетической, сельскохозяйственной сферах. Потому что это позволяет синхронно повышать ВВП, создавать новые рабочие места и в целом приумножать восстанавливаемый производственный потенциал постсоветских стран. Там поняли и то, что высокотехнологичная продукция стран СНГ нужна, прежде всего, им самим для повышения качества, конкурентоспособности их экономики. А центром притяжения этих трендов остаются российско-белорусские кооперационные программы, в основном промышленного профиля».
По обоснованному мнению этого и многих других экспертов, учреждение в 2001 г. ЕврАзЭС, трансформировавшегося вскоре в Таможенный союз, а затем – в ЕАЭС, равно как и создание ЗСТ СНГ, отражают главную потребность, все более осознаваемую элитами постсоветских государств, – на реинтеграцию, на восстановление кооперационных связей с бывшими соседями по Советскому Союзу. Как показал четвертьвековой опыт, конкуренция большинства стран экс-СССР за более партнерские экономические отношения с Западом обернулась главным образом усугублением социально-экономических проблем. Из этого тупика пора выходить.
И, пожалуй, лучшим подтверждением того, что интеграционные тенденции в Содружестве состоялись – в виде ЕАЭС и свободного торгового режима почти между всеми странами Содружества – является интерес, который к созданию зон свободной торговли с ЕАЭС проявляет все большее число стран дальнего зарубежья. Сегодня их уже примерно 50.
Ритм Евразии. 28.11.2016
