Есть ли шанс улучшить отношения Узбекистана и Таджикистана?
Сергей Балмасов
В связи с выдвижением на президентские выборы в Узбекистане бывшего премьер-министра этой страны Шавката Мирзиеева, являющегося, по данным ряда экспертов, явным фаворитом предвыборной гонки, СМИ задаются вопросом о том, насколько выбор нового главы этого государства повлияет на его будущий диалог с Таджикистаном.
Следует напомнить, что, по мнению ряда аналитиков, именно этим двум странам во всем среднеазиатском регионе в последние годы больше всего угрожал реальный конфликт. Ситуация особенно накалилась в 2012 г. Тогда, да и позднее представители Узбекистана, включая покойного Ислама Каримова, неоднократно делали заявления о возможности начала боевых действий.
Экономический фактор обострения
Причиной столь резкого обострения стало заявленное Таджикистаном намерение воплотить в жизнь еще советский проект возведения на Вахше, одном из главных притоков реки Амударьи, амбициозной Рогунской ГЭС. Тем самым Душанбе рассчитывает не только решить проблему перманентного энергетического кризиса и устранить соответствующую зависимость от Ташкента, использующего ее для оказания давления на таджикскую сторону по «рогунскому вопросу», но и получить ресурсы для разработки собственных огромных сырьевых запасов (от драгоценных металлов до углеводородов).
Реализация данного проекта является одним из немногих внятных предложений по преодолению нищеты Таджикистана. До сих пор проблема упиралась лишь в выделение средств – на это требуются миллиарды долларов, и пока явных инвесторов не находилось.
Потребность Душанбе в газе оценивалась в 1,2 млрд кубометров в год, тогда как в 2012 г. она получила от Ташкента только одну десятую часть этого объема, причем по завышенной, с точки зрения властей страны, стоимости в 300 долларов за 1000 кубометров. Этого хватило для обеспечения работы только одной таджикской электростанции.
Что же касается Рогунской ГЭС, то ее запуск означает существенное снижение водного стока в Амударью, воды которой уже к началу 1980-х гг. практически полностью расходились на нужды узбекского населения и сельского хозяйства. А ведь именно этот сектор не только в значительной степени обеспечивает продовольственные потребности страны, но и дает ей сотни миллионов долларов валютных поступлений от экспорта.
Соответственно, запуск Рогунской станции, как опасается официальный Ташкент, может стать для него катастрофой. Поэтому он демонстрирует готовность «самостоятельно» ликвидировать эту опасность. Узбекистан, обладающий самыми боеспособными вооруженными силами в регионе, кажется, не оставляет никаких шансов Таджикистану в случае возможного реального военного столкновения.
Во всяком случае, рассчитывать на полноценное российское или тем более китайское вмешательство на стороне Душанбе, несмотря на наличие у него оборонных соглашений с Пекином и Москвой, в данном случае вряд ли приходится. Ведь первый почти полностью скупает основную часть экспортных объемов узбекского газа, тогда как вторая всячески стремится сохранить мир у своего южного «подбрюшья» и ровные отношения со всеми партнерами в регионе. Впрочем, пока ввиду отсутствия инвесторов, желающих заняться рогунским проектом, этот вызов является скорее эфемерным.
Однако водно-энергетический вопрос – не единственный, отравляющий двусторонние отношения. Не свидетельствует в пользу нормализации двусторонних отношений и характер экономических связей между ними. Так, если в начале 2000-х гг. на пике развития связей между двумя странами общий товарооборот за год превышал 500 млн долларов, то сейчас он не достигает и 50 млн долларов. Это говорит о том, что выстроенные в советские времена связи между республиками фактически исчезли, а это, в свою очередь, также не является фактором, сдерживающим дальнейшее обострение отношений.
К этому необходимо добавить и наблюдаемое транспортное обособление двух стран. Так, ранее узбекская часть Ферганской долины (Наманган) была связана с Ташкентом железной дорогой, проложенной в период советской власти через север Таджикистана. Однако в 2013 году Узбекистан объявил о своих планах по строительству новой железной дороги между этими пунктами по своей территории – через Камчик, которая при этом может стать частью железнодорожной магистрали в Китай. Кроме того, это позволит Узбекистану экономить 25 млн долларов ежегодно – такие средства он ранее платил Таджикистану за транзит.
Для последнего это весьма серьезная сумма. Не случайно таджикистанские эксперты высказывали опасение, что при таком обороте дела изоляция их страны усилится, что ухудшит ее положение в тот момент, когда она и без того является самой бедной страной в регионе.
О том, что Ташкент не шутит, стало ясно после того, как в феврале 2015 года Всемирный банк объявил о предоставлении кредита для реализации соответствующего проекта в 195 млн долларов. Не случайно таджикские гастарбайтеры все чаще пытаются проникнуть в соседнюю, более развитую страну в поисках работы. Узбекские власти в условиях кризиса и роста безработицы среди собственных граждан пытаются эту миграцию ограничивать, что служит источником дополнительного раздражения Душанбе.
Историко-политический фактор
Все вышеописанные проблемы усугубляет исторический фактор. Официальная таджикская пропаганда (еще со школьной скамьи) выставляет свою страну в качестве одного из главных и древнейших центров мировой цивилизации, пришедшего в запустение в результате «тюркского нашествия». Ответственность за это, согласно трактовке Душанбе, ложится и на узбекскую сторону как представительницу тюркского мира. В таком духе ведется воспитание молодежи, что позволяет властям переводить на соседей внутреннее недовольство населения.
Уместно напомнить и о влиянии наследия советского периода, когда в 1920-е гг. границы обеих республик были проведены без учета этнической составляющей. В результате сегодня в каждой из этих стран проживают крупные группы соответствующих национальных меньшинств, жалующихся на «ущемления» и попытки «узбекизации» таджиков со стороны Ташкента и «таджикизации» узбеков со стороны Душанбе.
К этому важно добавить, что в период гражданской войны в Таджикистане 1992-1997 гг. двусторонние отношения омрачились «интервенцией» войск Узбекистана на его территорию, что, по версии Ташкента, было вызвано стремлением защитить представителей узбекского меньшинства от «этнических чисток». В свою очередь, таджикские представители обвиняли некоторых выразителей интересов узбекской общины в поддержке исламских радикалов.
Соответственно, при наличии таких «системных» проблем даже смена ведущих политических фигур вряд ли способна серьезно изменить сложившиеся двусторонние отношения.
Роль внешнего фактора
Очень многое в плане развития двусторонних отношений будет зависеть от позиции крупных внешних игроков. Если Россия и Китай максимально заинтересованы в сохранении в регионе стабильности и в недопущении конфликта между двумя странами, этого с уверенностью нельзя сказать о США.
Например, в случае внешнего «заказа» на обострение в регионе в целом «таджикский фактор» может быть одновременно использован в комбинированной игре не только против самого Узбекистана, но и с дальним прицелом в отношении России, озабоченной положением дел у своего южного подбрюшья, и Китая, для которого Средняя Азия становится все более значимым источником ресурсов.
Представляется не случайным, что ранее в англоязычных СМИ появлялись утверждения, согласно которым «Узбекистан является ключом к стратегии США в Центральной Азии». Правда, в условиях происходящей трансформации власти в Ташкенте говорить о наличии четко сформированного курса Вашингтона пока не приходится. Так, согласно публикациям англоязычных СМИ, американские «мозговые центры» склонны рассматривать Ш. Мирзияева, называемого фаворитом предвыборной гонки, «слабым и коррумпированным политиком». По их мнению, это упрощает возможность превращения его в возможного «либерального реформатора» – в случае устранения или снижения влияния шефа Службы национальной безопасности Узбекистана Рустама Иноятова они рассчитывают попытаться использовать его в своих интересах.
При этом американские аналитики указывают на террористическую угрозу для этой страны как «значительную». Примечательно, что, по их мнению, основная угроза исходит не из Афганистана, а именно из Таджикистана, где усиливаются радикальные исламисты. Кроме того, как очень серьезную они оценивают для Узбекистана и опасность сепаратизма – таджикского на юго-востоке и востоке и каракалпакского на севере.
И в том случае, если ожидания Вашингтона от смены власти в Узбекистане не оправдаются, в ход могут пойти подрывные акции, направленные на поощрение сепаратистских настроений и подталкивание к столкновению непосредственно с Таджикистаном. С этой целью, например, могут быть даже в перспективе выделены средства на достройку Рогунской ГЭС, что с большой долей вероятности может спровоцировать резкое обострение отношений между Ташкентом и Душанбе.
На первый взгляд, проблема сепаратизма выглядит надуманной, поскольку, по официальной версии Ташкента, в стране с более чем 30-миллионным населением этнических таджиков насчитывается всего 1,5 млн. Впрочем, по данным ряда таджикских организаций, реально их насчитывается до 9-10 млн человек. Но главное здесь не численность потенциальной протестной массы, а возможности для её раскачки, которые представляются не такими уж и маленькими. Например, сами представители этнических таджиков в Узбекистане указывают, что если «в последние советские десятилетия здесь были открыты двери практически на любые посты», то теперь ситуация заметно изменилась в худшую сторону.
По мнению американских аналитиков, наиболее болезненными могут быть действия сепаратистов в районах «исторически значимых для таджиков городов Самарканд и Бухара». Несмотря на кажущуюся фантастичность версии о возможности каких бы то ни было выступлений в Узбекистане на национальной почве, в среднесрочной перспективе ее полностью отрицать нельзя, тем более что различные проамериканские организации ранее пытались вести соответствующую работу на данном направлении. До сих пор она была малоэффективной по причине закрытости Узбекистана для иностранных НПО, однако в условиях все большей открытости мира подобная агитация ведется достаточно успешно посредством социальных сетей и прочих современных инструментов.
Вопрос – насколько Узбекистан устойчив к таким вызовам? До сих пор его власти успешно подавляли любые попытки недовольства на своей территории. Однако в свете нынешнего кризиса и обострения положения в Афганистане (а следовательно, и в Таджикистане) ситуация может измениться в неблагоприятную для него сторону.
Исходя из всего вышесказанного, можно предположить, что в обозримой перспективе двусторонние отношения Таджикистана и Узбекистана будут балансировать на прежнем уровне, сводясь к классической формуле «ни войны, ни мира». Однако в среднесрочной перспективе даже сравнительно незначительное вмешательство иностранных сил способно вызвать риск реального конфликта. Возможности же для предотвращения реализации данного негативного сценария, имеющиеся у Москвы и Пекина, не так велики ввиду накопления в регионе взрывоопасного «материала», в том числе из-за ухудшающихся условий жизни значительной части населения региона.
Ритм Евразии. 29.09.2016
