Центральноазиатский котел может и взорваться: интервью с Андреем Казанцевым

Президент Турции Реджеп Тайип Эрдоган ввел комендантский час, что эхом отозвалось в партнерских по Союзу тюркоязычных странах Центральной Азии усилением контроля на межгосударственных границах, даже закрытием определенных участков, усилением режима безопасности, повышенными мерами безопасности и т. д. Вопросы о возможной связи событий в Турции с центральноазиатским регионом, о влиянии на него и т. п. EADaily задал директору Аналитического центра ИМО МГИМО Андрею Казанцеву.

Стрельбу в Алма-Ате казахстанские власти квалифицировали как теракт и даже нашли связь с салафитами и «спящими ячейками» в Казахстане. Как вы считаете, резонансные события в Турции могут пробудить к действиям и другие «спящие группировки» внутри стран Центральной Азии, если взять во внимание, что как минимум два поколения жителей региона учились в турецких образовательных структурах?

— Прямой связи между неудачной попыткой военного переворота в Турции и возможными террористическими актами, которые происходят сейчас в мире, в частности, в Казахстане нет, но есть некий демонстрационный эффект. Нестабильность в одном месте в мире побуждает к агрессивному поведению в другом месте.

Как вы считаете, это разрозненные ячейки, или они имеют общий координационный центр?

— «Спящие ячейки» имеют сложную сетевую структуру. В данном случае, они возникают по некой собственной внутренней логике для каждого конкретного места, по инициативе конкретных людей. Но при этом они устанавливают информационные, а потом и финансовые и организационные связи с некими «плавающими» террористическими центрами. Одним из таких центров является ИГИЛ (организация, запрещенная в России) в Сирии и Ираке. Есть финансовые центры подпитки, это исламские радикальные фонды на Ближнем Востоке. Есть внутренняя логика в каждом конкретном месте, конкретные причины, вызывающие в каждой конкретной стране, для каждой конкретной группы людей радикализацию. И есть координация. Очень сложная, происходящая во всемирном масштабе. При этом единого центра нет. Поэтому, когда говорят иногда, что ИГИЛ это единый центр, это не так. Есть и «Аль-Каида» и много других террористических группировок. Но есть и всемирная координация. Но она тоже построена по сетевому принципу. Когда единого центра нет, а есть множество мелких центров, которые между собой взаимодействуют.

Сейчас, такое ощущение, что происходит «прощупывание» Казахстана. Могут ли быть подвержены атакам другие страны Центральной Азии? Какой из них нужно быть готовой к отражению атак, так называемых, внутренних террористов?

— Безусловно, последние кровопролития можно считать прощупыванием Казахстана. Потому что Казахстан это самая стабильная страна Центральной Азии и в экономическом и в политическом плане.

Это вызывает как раз и удивление. Всегда считалось, что Казахстан непоколебим.

— Во-первых, видимо, это связано с экономическими трудностями, которые переживает Казахстан. А во-вторых, с тем, что в Казахстане нарастают определенные политические проблемы, связанные и с тяжелым окружением, с тем, что происходит на Ближнем Востоке, Афганистане, внутриэлитными конфликтами и т. д. Одно наслаивается на другое. Но в целом, Казахстан по-прежнему самая стабильная страна в регионе. Достаточно просто посмотреть на базовые экономические обстоятельства и понять, что если ситуация дестабилизируется сейчас в Казахстане, то многократно возрастет угроза ряду других стран, более слабых экономически, менее стабильных, традиционно подверженных исламскому радикализму. Таджикистан в качестве примера можно привести.

Узбекистан в свое время пережил серию террористических атак, и власть сейчас жестко контролирует ситуацию в стране.

— В этом-то и проблема. В известном смысле Казахстан страдает из-за того, что там относительно очень либеральная политическая система в сравнении с тем же Узбекистаном. То есть в Узбекистане потенциальные террористы просто задавлены на корню, но если постоянно держать кастрюлю закрытой, пар в конце концов ее может взорвать. Как раз то, что происходит в Казахстане и, скажем так, может и лучше, потому что одиночные террористические акты несут меньше жертв, чем массовые, как например, события в Андижане 2005 года.
В Узбекистане сильное религиозное подполье. Просто сейчас оно сильно подавлено. В стране очень жесткий режим подавления экстремистов и террористов. Это, безусловно, заслуга правительства Узбекистана. Но с другой стороны, такая жесткая линия создает риски, потому что до бесконечности закрывать упомянутый этот котел невозможно. Особенно при тяжелой экономической ситуации.

Как вы считаете, будут ли политические последствия путча в Турции для Центральной Азии?

— Турция оказывает большое идейное и культурное влияние на страны региона. Политическое влияние Турции меньше, экономическое еще меньше этого идейно-культурного влияния. К сожалению, Турция вступает в период нестабильности. Определенная стабилизация режима Эрдогана не означает стабилизацию всей страны. Явно будет расти и число терактов и политическое противостояние, потому что отнюдь не все население Турции поддерживает Эрдогана. Кроме того, ослабленными в результате подавления путча оказались именно силовые структуры Турции, которые осуществляли борьбу с терроризмом. И не только религиозным терроризмом, но и курдским. Это все будет вести к росту нестабильности в Турции. Турция будет становиться все больше ближневосточной страной с соответствующими угрозами ближневосточного типа, с явлениями типа так называемой «арабской весны», связанным с этим ростом религиозного экстремизма. А это будет в свою очередь означать, что-то влияние, которое оказывает Турция на страны Центральной Азии и на некоторые тюркские регионы России параллельно будет нести в себе нестабильность в силу объективного фактора, а не в силу каких-то желаний кого бы то ни было.

EADaily. 21.07.2016