Россия опять в поисках "верного" пути
Россияне все время ждут «конца света», но серьезно к нему не относятся. Тем более что событие это все время откладывается...
Вроде бы вновь отлегло. Цены на нефть уже более или менее стабильны или, по крайней мере, не снижаются так стремительно, как раньше. Рубль, как нам говорят власти с едва скрываемым облегчением, якобы нащупал свой «равновесный» уровень и даже начинает неожиданно укрепляться, вызывая растущую панику у ревнителей радикального импортозамещения. Только что начавшаяся рецессия идет к концу, да и потребительская инфляция обещает снизиться к концу текущего года до однозначной величины. Так, может, пора расслабиться и перестать пугать друг друга надвигающимся коллапсом? Правительство, похоже, этим и занимается, демонстрируя спокойствие и оптимизм.
Однако что-то мешает разделить его радужные ожидания. Прежде всего, нет никаких твердых оснований надеяться на сколько-нибудь продолжительную устойчивость сегодняшних цен на нефть, не говоря уже об их возможном росте до предновогоднего уровня. Наоборот, множатся признаки, указывающие на весьма вероятное удешевление углеводородного сырья на мировом рынке. Так что, скорее всего, ценопонижательный тренд окажется здесь сильнее ценоповышательного. И тогда наша рецессия, как, впрочем, и инфляция (в результате нового девальвационного толчка) получат очередное ускорение.
Как бы то ни было, пока ни антикризисный план правительства, ни денежно-кредитная политика Центробанка не нацелены на изменение индустриального ландшафта страны и структуры экспортных доходов. Но ведь без этого страна рано или поздно (скорее, рано) вновь окажется беззащитной перед очередным провалом нефтяных цен со всеми хорошо известными последствиями для госбюджета, курса рубля, величины инфляции и динамики реальных доходов населения.
Нельзя сказать, что власти совсем уж игнорируют подобную перспективу. Время от времени первые лица государства публично заявляют об исчерпанности прежней модели не только экономики, но и экономической политики. Говорится даже о необходимости новой парадигмы в управлении народным хозяйством. Все это, конечно, не может не радовать. Но вот дальше начинаются вопросы. Ключевой из них – что же конкретно намеревается предпринять наш правящий дом, чтобы хотя бы в среднесрочной перспективе прекратить столь унизительную зависимость отечественной экономики от растущей неустойчивости мировых цен на нефть?
К сожалению, приходится констатировать, что декларируемые сегодня установки и представления правительственных чиновников и экспертов о путях решения этой задачи не только не внушают оптимизма, но и вызывают дополнительную тревогу. К тому же время не на нашей стороне, и, следовательно, сползание страны в «технологическое захолустье», как писал Николай Шмелев, может оказаться необратимым. «Снизить государственное присутствие в экономике», «провести структурные реформы», «повысить эффективность госрасходов», «сократить административные издержки и налоговое бремя для бизнеса» – вот основные правительственные идеи, реализация которых должна вывести страну на траекторию устойчивого цивилизованного развития.
Что здесь скажешь? Во-первых, все это уже было и почему-то не дало желаемых результатов. Примитивизация экономики продолжалась и в тучные, и в тощие годы, несмотря на периодические ритуальные заклинания о ее вреде для позиционирования страны в суровом глобальном мире. Вот и сегодня нельзя избавиться от ощущения, что правительство не знает никаких других способов избавления от пресловутой «нефтяной иглы» кроме совершенствования инвестиционного климата, снижения инфляции до 4% и выпуска в пожарном порядке федеральных целевых программ по принципу «всем сестрам по серьгам».
Но ведь не может же оно не знать, что даже при идеальном инвест-климате и нулевой инфляции желаемые структурные преобразования в экономике нигде в мире не осуществлялись без мощной систематической государственной поддержки в виде промышленной политики. Правда, у нас уже есть закон о промышленной политике, но уж больно он декларативный. Не хочется, чтобы и на этот раз был упущен великолепный шанс модернизировать индустриальный ландшафт страны. Великолепный в том смысле, «что нет худа без добра»: неожиданный девальвационный протекционизм в сочетании с западными санкциями буквально толкает экономику к диверсификации ее структуры.
Во-вторых, пора внести ясность в содержание «структурных реформ», о необходимости которых постоянно говорят как высшие правительственные чиновники, так и экономисты, называющие себя либералами. Надо заметить, что те и другие как-то неохотно раскрывают суть таких реформ, и это неслучайно. Ведь речь идет об исключительно непопулярных реформах, а это означает, что вам говорят примерно следующее: «мы хотим, чтобы всем было лучше, и это когда-то произойдет, но во время реформ будет хуже, и это надо принять как должное». Граждане от этого не в восторге. Вот реформаторам и приходится заявлять о необходимости «распространения рыночных принципов на общественный сектор», «отказа от патернализма и повышения самоответственности граждан», «оптимизации государственных расходов» и т.д. и т.п.
На самом же деле ставится конкретная задача значительно сократить социальные обязательства государства, т.е. перевести на максимально возможную самоокупаемость здравоохранение, образование, культуру и науку. На человеческом языке это призыв к гражданам за все платить самим, от роддома до могилы. Столкнувшись с подобного рода ситуацией, а она такова, что больше половины россиян имеют месячный доход ниже 18 тыс. руб. и 38% – ниже 14 тыс. руб., моя бабушка сказала бы: «сначала мы были бедными, а потом нас обокрали».
Словом, после таких «структурных реформ» страна гарантированно получит элитарное асоциальное государство с примитивной монокультурной экономикой.
О причинах такого хода событий говорится и пишется много. Я отмечу только одно. Нам всем не повезло, что наша трансформация совпала по времени с модой на демонизацию государственной активности. Государство рассматривалось как зло, которого должно быть как можно меньше. Это была западная мода. Мы вообще склонны заимствовать все на Западе без учета «места и времени» независимо от того, дружим ли мы с ним (как в начале 90-х) или ссоримся (как сегодня). Но, в отличие от нас, на Западе к доктринам относятся не так слепо, а с некоторыми оговорками, с поправками на реальную жизнь. У нас же есть генетическая склонность к внедрению «единственно верных» экономических теорий, будь то марксизм или свободный рынок. При этом легко меняем одну утопию на другую.
Есть еще одна существенная вещь, связанная с политической системой, а именно фактическое отсутствие политической конкуренции. Несменяемость руководящих лиц способствует стабильности, но очень сильно вредит развитию. Не надо себя убаюкивать тем, что большинство населения довольно жизнью. Это все – до поры, до времени. Сменяемость власти – апробированный инструмент изменения модели экономической политики. Не обязательно те, кто придут на смену нынешней власти, будут принципиально лучше. Но они видят по-другому, и поэтому скорее займутся теми проблемами, которые выпадают из поля зрения действующей власти.
Когда одного государственного деятеля упрекнули в том, что в его стране все плохо, и не видно никаких возможностей для улучшения положения, он ответил: «Все народы берутся за ум лишь после того, как испробуют все остальные альтернативы». Мы, кажется, также близки к исчерпанию «остальных альтернатив». Или нет?...
Руслан Гринберг
